Американская фантастика. Том 11 - Пол Андерсон

Конечно, если бы Кейт и в самом деле погиб…

— Черти в аду и грешники на сковородке! — прошептал Эверард. — Не смей об этом даже думать, слышишь?

4

После захода солнца стало прохладно. С большими церемониями были зажжены светильники, раздуты жаровни — огонь считался священным. Раб, распростершийся перед ним, провозгласил, что обед подан. Эверард последовал за рабом через длинный зал, стены которого были украшены фресками с изображением Солнца и великого Митры. Мимо двух склонившихся стражников он прошел в небольшую ярко освещенную комнату, окутанную ароматом благовоний и устланную коврами. У стола, согласно греческим обычаям, было два ложа, но вопреки этим обычаям блюда подавались только на золоте и серебре; рабы бесшумно сновали взад-вперед, разнося пищу, и откуда-то доносилась негромкая, похожая на китайскую музыка.

Крез Лидийский благожелательно кивнул Эверарду головой. Его лицо с правильными чертами, обрамленное седой бородой, было когда-то красиво, но он сильно постарел с тех пор, когда его богатство и могущество вошли в поговорку. Он носил длинные волосы и был одет в греческую хламиду, но, как и персы, румянил лицо.

— Будь гостем, Меандр из Афин, — сказал он по-гречески, глядя на Эверарда.

Согласно обычаю, царь подставил Эверарду щеку для поцелуя. Было очень любезно со стороны Креза приветствовать его так, тем самым ставя почти на одну доску с собой; неважно, что от царя несло чесноком.

— Приветствую тебя, господин мой. Благодарю за твою доброту.

— Да не унизит тебя, что за трапезой мы только вдвоем, — произнес бывший владыка Лидии. — Я решил… — Он заколебался. — Я всегда считал себя близким к роду греков, и мы сможем поговорить серьезно…

— Я не достоин столь высокого уважения господина моего.

Исполнив положенный ритуал обмена любезностями, они приступили к трапезе, Эверард рассказал заранее выдуманную историю своих приключений. Время от времени Крез задавал неожиданные вопросы на которые непросто было ответить, но Эверард скоро научился избегать их.

— Да, времена меняются, и счастлив ты, что пришел к нам на заре новой эры, — сказал Крез. — Никогда еще мир не знал более великого царя, чем…

И он продолжал в том же духе, безусловно для слуг, которые, бесспорно, были царскими соглядатаями. Впрочем, на сей раз Кир был действительно велик…

— Сами боги отметили нашего царя, — продолжал Крез. — Знай я раньше, что они на его стороне взаправду, а не согласно легенде, как думал я, никогда бы не решился я восстать против него. Потому что он, несомненно, избранник богов.

Эверард, продолжая изображать из себя грека, разбавил вино водой и про себя пожалел, что не избрал народ, менее приверженный к трезвенности.

— Какова же история царя, господин мой? — спросил он. — Я слышал только, что великий царь — сын Камбиса, который стоял во главе этой провинции как подданный царя мидийского Астиага. Больше ничего.

Крез наклонился вперед. В колеблющемся свет глаза его приобрели странное выражение: в них одно временно отражались страх и энтузиазм — люди эпохи Эверарда просто разучились так смотреть.

— Слушай же и расскажи, своему народу, — сказал он. — Астиаг выдал дочь свою Мандану замуж за Камбиса, так как знал, что персы ненадежны под его тяжким игом, а он хотел привязать их вождей к своему дому. Но Камбис был болен и слаб. Если бы он умер и его малолетний сын Кир сел на трон в Аншане, персидская знать учредила бы регентство, неподвластное Астиагу. Толкователи снов предупредили лидийского царя, что Кир положит конец его власти. Тогда Астиаг приказал своему придворному Аурвагаушу (Крез произнес это имя на греческий манер — Гарпаг, — как, впрочем, он произносил все местные имена) убить Кира. Несмотря на сопротивление царицы Манданы, Гарпаг забрал ребенка. Камбис был слишком болен, чтобы помешать этому, а Персия не могла взбунтоваться, так как не была готова к восстанию. Но Гарпаг не нашел в себе сил убить мальчика. Он вменял его на другого, мертворожденного сына пастуха, который поклялся молчать. Мертвого ребенка завернули в царские одежды и оставили на склоне холма. Придворные, мидийского царя подтвердили, что это — Кир, и его похоронили. Наш повелитель вырос пастухом.

Камбис жил еще двадцать лет, но у него не было больше сыновей. Сам же он был слишком слаб, чтобы отомстить за убийство своего первенца. В конце концов он умер, не оставив наследника, которому персы должны были бы подчиниться. Страна снова оказалась под угрозой восстания. В это время и появился Кир, которого узнали по многим знамениям и знакам. Астиаг, сожалея о своем поступке, приветствовал его и объявил наследником Камбиса.

Кир оставался подданным Астиага целых пять лет, но под конец не смог более терпеть тирании мидийцев. Гарпагу в Экбатане тоже было за что мстить: ведь он ослушался своего царя и не убил Кира. За это Астиаг подверг его чудовищному наказанию: заставил умертвить и съесть собственного сына. Гарпаг, вошел в сговор с мидийской знатью. Они выбрали Кира своим вождем, Персия восстала, и после трехлетней войны Кир стал царем двух народов. С тех пор он прибавил к своим владениям много новых земель. Когда еще боги яснее выражали свою волю?

Эверард некоторое время молча возлежал на своем ложе. За окном в саду осенний ветер шелестел сухими листьями.

— Все это правда или просто слухи? — наконец спросил Эверард.

— Я слышал подтверждения этой истории достаточно часто, с тех пор как живу при персидском дворе. Ее рассказывал мне сам царь, а также Гарпаг и другие, кто участвовал в этом деле.

Вряд ли лидиец лгал, коль скоро он ссылался на слова самого царя. Высокородные персы фанатически исповедовали правду. И все же Эверарду не приходилось слышать ничего более невероятного за все время своей работы, в Патруле. Потому что Крез в точности излагал рассказ, записанный Геродотом и засвидетельствованный с некоторыми изменениями в персидской «Книге о царях» — «Шахнаме», и всем было совершенно ясно, что это — самый обычный миф. Примерно такие же легенды создавались о Моисее, Ромуле, Сигурде и множестве других, великих людей. Не было никаких оснований верить в то, что все это правда: на самом же деле Кир вырос в доме своего отца, получил трон по праву рождения и поднял восстание по самым обычным для того времени причинам.

Но все дело в том, что у этой легенды были очевидцы, готовые присягнуть, что она правдива! Здесь крылась какая-то загадка, и она напомнила Эверарду о цели его пребывания в Персии.

После соответствующих случаю выражений удивления он спросил: