После заката - Стивен Кинг

Она встала на четвереньки, и вывихнутое запястье пронзила боль, тотчас заглушившая жжение в пятке. На миг она превратилась в замершую на старте бегунью, хотя к старту в рваных шортах не допускают, а потом, словно услышав выстрел судьи, побежала. Техника заметно изменилась: укушенная пятка заставляла прихрамывать. Эмили спустилась к самой воде. В голове царил хаос (теперь она казалась не стайером, а хромой помощницей шерифа из старого вестерна), но недремлющий инстинкт самосохранения подгонял: «Беги, беги по влажному песку!» Эмили судорожно подтянула шорты и заметила: ладони испачканы кровью и песком. Обреченно всхлипнув, она по очереди вытерла их о футболку и обернулась: вдруг все-таки… Напрасные надежды — Пикеринг приближался.

Она старалась, бежала что было мочи, холодный влажный песок успокаивал укушенную пятку, но об обычной технике и обычной скорости оставалось только вспоминать. Пикеринг приближался, очевидно, вложив в финишный спурт последние силы. Двойная радуга бледнела на глазах: облака расходились, и температура стремительно повышалась.

Эмили понимала: ее отчаянных усилий недостаточно. Она могла бы сбежать от старика, старухи, своего зануды-мужа, но не от бешеного ублюдка, который несся за ней по пятам. Пикеринг ее поймает. Чем бы треснуть, когда случится неминуемое? Она огляделась по сторонам, но увидела лишь кострище — памятку о чьем-то пикнике. Увы, оно было слишком далеко и от нее, и от береговой линии — там, где песок сменяют поросшие униолой дюны. Если свернуть в опасный рыхлый песок, погоня закончится еще быстрее. Однако даже у воды положение становилось критическим. Пикеринг приближался: Эм слышала, как он хрипит и фыркает, давясь кровью, текущей из разбитого носа. Она слышала даже частый стук кроссовок о влажный песок. В тот момент ей так хотелось кого-нибудь встретить, что воображение услужливо нарисовало высокого седовласого мужчину с большим носом и высушенной солнцем кожей. Это же отец, ее последняя надежда! Стоило осознать это, и мираж растаял.

Пикеринг подобрался почти вплотную, дотянулся до ее спины, и чуть не вцепился в футболку, но пальцы соскользнули, В следующий раз не соскользнут. Эмили вошла в воду — сперва по колено, затем по пояс. В воспаленном мозгу появилась идея, расплывчатая, еще не сформировавшаяся окончательно: от Пикеринга можно уплыть или хотя бы дать ему бой в воде, где силы будут более или менее равны. По крайней мере вода погасит бешеную скорость атаки — естественно, если забраться поглубже.

Прежде чем она нырнула в воду и сделала первый гребок — какое там, она даже по пояс не зашла, — Пикеринг схватил ее за футболку и потащил назад, к берегу.

Едва над ее левым плечом мелькнули ножницы, Эмили вцепилась в них и попыталась вырвать из рук Пикеринга. Увы, ничего не получилось. Ноги на ширине плеч, стопы плотно прижаты ко дну, Пикеринг стоял по колено в воде, и отливные, шуршащие прибрежным песком волны ему не особо мешали. А вот Эмили споткнулась и упала на Пикеринга, повалив его в воду. Даже суматошное барахтанье среди волн не помешало ей оценить обстановку мгновенно и безошибочно. Поразительная догадка яркой вспышкой озарила ее сознание — Пикеринг не умел плавать! Владел домом у Мексиканского залива, но не умел плавать! Хотя определенная логика просматривалась: все его визиты на Вермиллион-Ки посвящались игрищам в закрытом помещении.

Эмили отодвинулась, а Пикеринг даже не попытался ее схватить. Он сидел по грудь в бурной воде Залива и явно мечтал лишь встать и уберечь свое драгоценное дыхание от стихии, с которой так и не научился справляться.

Если бы не усталость, Эмили непременно поддела бы его. Например, сказала бы: «Знай я правду заранее, не стала бы терять времени и спасла бы жизнь тому несчастному». Вместо этого она глубже вошла в воду и схватила Пикеринга.

— Нет! — заорал он, отбиваясь обеими руками. Ножниц в них не было: вероятно, утонули, а запаниковавший Пикеринг даже не думал о том, чтобы сжать кулаки. — Не смей! Отпусти, сука, отпусти!

Эмили не отпускала. Более того, тащила его на глубину. Перестань он паниковать, запросто вырвался бы, но он не мог, и Эмили поняла: дело не просто в неумении плавать. Пикеринг страдал водобоязнью.

«Зачем нужен дом на берегу Мексиканского залива, если у тебя водобоязнь? Это же безумие, чистое безумие!»

Эмили развеселилась, хотя Пикеринг бешено хлестал ее сначала по правой щеке, затем по левому виску. В рот попала вода, и Эмили быстро сплюнула. На глубину, скорее на глубину! Увидев высокую, блестящую на солнце волну с белым барашком на вершине, она окунула туда Пикеринга. Вода накрыла его с головой, и испуганные крики превратились в сдавленное бульканье. Пикеринг отчаянно бился в ее объятиях. Пару секунд оба были под водой, и, задержав дыхание, Эмили увидела, как его лицо превращается в бледную маску ужаса; нечеловеческое лицо нечеловека — что ж, все встало на свои места. В зеленоватой воде танцевали мириады песчинок, мимо проплыла мелкая, ни о чем не подозревающая рыбка.

Глаза Пикеринга вылезли из орбит. Течение трепало его волосы, постриженные в абсурдно дорогом салоне, и Эм следила за ними во все глаза. Когда короткие темные пряди повернуло в другом направлении — не к Флориде, а к Техасу, Эмили изо всех сил толкнула его, затем коснулась ногами песчаного дна и вынырнула на поверхность.

Воздух, блестящий, сияющий воздух! Эмили жадно глотала его: еще, еще и еще. Надышавшись, медленно побрела к берегу, что оказалось непросто, несмотря на его близость. Отливные волны, скользившие у ее ног, с небольшой натяжкой можно было бы назвать откатом, а чуть дальше от суши — и без натяжки. Чуть дальше начинался водоворот, в котором погиб бы даже опытный пловец, если бы потерял голову и не рассчитал оптимальную траекторию движения.

Запнувшись, Эм потеряла равновесие, села, и ее тут же окатила подлетевшая волна. Как здорово! Холодно, но все равно здорово! Впервые со дня смерти дочери ей было хорошо. Даже не просто хорошо: болела каждая клеточка тела, по щекам текли слезы, но она чувствовала себя прекрасно.

Эмили поднялась, ощущая, как липнет к груди промокшая футболка. Волны уносили от берега что-то голубое, и, взглянув на себя, она поняла, что потеряла шорты.

— Ну и ладно, все равно порвались, — сказала Эм и, громко смеясь, начала отступать к берегу. Сперва вода доходила до колен, потом до голеней и, наконец, лишь до щиколоток. На такой глубине она могла стоять сколько угодно. Холодная вода почти успокоила саднящую боль в пятке, а морская соль наверняка отличный антисептик, ведь говорят же, что человеческий рот — настоящий рассадник микробов. — Да уж, — хохотала Эмили, — но какого черта…

Тут на поверхность воды вынесло Пикеринга. Он был уже футах в двадцати пяти от берега, бешено махал руками и кричал: «Помоги! Помоги! Я не умею плавать!»

— Знаю, — спокойно сказала Эм и сделала ему ручкой. — Может, акулу встретишь. На прошлой неделе Дик Холлис говорил, у них нерест.

— Помог… — очередная волна накрыла Пикеринга с головой, Эмили решила, что окончательно, но его вынесло на поверхность уже футах в тридцати от берега, — …мне! Пожалуйста!

Надо же, какой живучий! А ведь то, что он делал — молотил руками, словно надеясь чайкой взлететь над волнами, в принципе не могло принести результат. Течение уносило Пикеринга все дальше, а спасать его было некому.

Разве что Эмили.

Вернуться он не мог даже теоретически, но Эмили все равно добрела до брошенного кострища, схватила самую большую из обугленных палок и вместе со своей удлинившейся тенью осталась смотреть на залив.

12

Наверное, такой вариант мне больше нравится

Держался Пикеринг долго. Сколько именно, Эмили сказать не могла, ведь он забрал ее часы. Сначала он перестал кричать, потом превратился в белую точку над красной кляксой тенниски «Изод», а потом разом исчез. Через некоторое время Эм почудилась рука, поднявшаяся над водой наподобие перископа, но она ошиблась: Пикеринг просто исчез. Эх… Она не на шутку расстроилась. Скоро она станет собой, даже чуть лучше, но в тот самый момент… В тот самый момент ей хотелось, чтобы Пикеринг продолжал страдать, чтобы умирал долго и мучительно. Хотелось отомстить за Николь и остальных «племянниц».

«Я теперь тоже «племянница»?»

Да, пожалуй. Последняя «племянница». Которая бежала во весь опор. Которая выжила. Эмили села у брошенного кострища и отшвырнула обугленную палку. Вряд ли из нее получилась бы приличная дубинка, скорее от первого же удара она раскрошилась бы, подобно рашкулю. Огненно-оранжевое солнце ласкало западный горизонт. Еще немного, и он воспламенится.

Она думала о Генри, думала о маленькой дочке. От семьи ничего не осталось, но ведь когда-то она была такой же прекрасной, как двойная радуга над пляжем, и воспоминания о ней согревали душу. Она думала об отце. Скоро она встанет, доберется до «Зеленого шалаша» и позвонит ему. Скоро, но не сейчас. Сейчас хотелось просто сидеть на пляже, прижав стопы к песку, и обнимать колени ноющими от боли руками.