Мерзкий старикашка - Сэй Алек

— Ну а к чему траты, когда князья выставят свои дружины по первому зову своего царя?

— Ну, зов-то, положим, просто так теперь и не кинуть… — Я хмыкнул. — Ведь вы желаете, чтобы объявлять войну и заключать мир царь мог лишь с согласия Совета князей.

— О, это простая предосторожность от негодных советников, которые могли бы втянуть Ашшорию в неисчислимые бедствия, — с самым честным видом произнес князь Хатикани. — У подножия трона вечно толпятся недостойные, дети змеи и ехидны, порождения крокодила, но бывает, что хитростью и изворотливостью они занимают место близ государя и отравляют его разум дурными советами и наветами на честных слуг его.

Кажется, двоих таких «честных» я уже знаю.

— Ну и право чеканки своей монеты князьям нужно?..

— Дабы все это поддерживать в порядке. Случается так, что монет, потребных на утоление всех нужд, не хватает даже в государевой казне, что уж говорить о нас? И вот тогда, чтобы выплатить жалованье солдатам и стражникам, князья могли бы пожертвовать свои богатства, перебив хоть и те же пиршественные кубки из драгоценных металлов в монеты.

— Как же велико ваше самопожертвование и как счастлив был, наверное, царь Каген, имея столь верную и надежную опору.

— Ни одного важного решения не принимал он, не посоветовавшись вначале с владетельными князьями.

Ага, это я наслышан. Внимательно внимал тому, что вы советовали, и поступал строго наоборот.

— Ну а должности министров и капитана Блистательных распределять лишь между членами Совета князей и их наследниками надо, я полагаю, оттого, что слуг вернее и надежнее у царя все равно не найдется?

Софенский и Хатиканский князья закивали как китайские болванчики.

— И сами же князья решат, кому какая более всего подходит?

— Разные таланты отпущены Святым Солнцем каждому из нас, и первейший из воинов может оказаться скверным казначеем. Кто же лучше самого человека знает, к чему он более пригоден? — произнес Арцуд. — Что же, подпишет такой эдикт царевич Лисапет?

Я помолчал немного, переводя взгляд с одного из посланцев Совета князей на другого, а затем не сдержался и фыркнул.

— Слушайте, а при таком раскладе зачем вам вообще нужен царь? Чтобы был хоть кто-то виноватый в том, что вы страну на куски раздербаните?

— Мы… — попытался возмутиться князь Хатикани.

— Ослы, — ласковым тоном перебил его я. — Глупые, жадные и самовлюбленные ослы, неспособные даже на шаг предсказать последствия того, чего сами понапридумывали. Хочешь знать, чем это вот, — я помахал свитком с «кондициями Анны Иоанновны», — закончится? Да тем, что вы без твердой руки все переругаетесь, потом передеретесь, а после этого соседние государства вас по одному передавят. Валиссе такие условия предложите, царевна-то — дура-баба, может, и согласится. Только когда она все же силу наберет и начнет вам как курятам башки откручивать, вы это… сильно-то не обижайтесь. Сами себе злобные болваны ведь.

Я с усмешкой бросил свиток на стол и с удовольствием полюбовался на огорошенные физиономии посланцев.

— Нам не нравится твой тон, монашек, — со злостью процедил князь Софенине. — Ты бы знал свое место.

— Мы рыбе тоже не нравимся, но едим же. — Я стремительно (невзирая на возмущенно скрипнувшие колени) поднялся и облокотился на стол. Больше, чтобы устоять, конечно, но вышло внушительно, чего уж там. — И я-то знаю свое место. Оно здесь, в монастыре, могу даже келью показать. А вот будет ли тебе, князюшка, где голову преклонить хотя бы через год, это бо-о-ольшой вопрос.

Я выпрямился и отвесил легкий поклон настоятелю.

— Пойду я, отец Тхритрава, помолюсь, чтобы Святое Солнце даровал князьям царя… в голове. А то так и помрут дураками.

Задерживать меня не стали, зато у кельи моего появления снова ожидал Тумил.

— Ну? — поинтересовался я. — И чего?

— Крипва-шмуньи-прахтва-труждру-превашипрука-виртра-транью-мохвирикорду-пророхри-мукваджа-мимисома! — на едином дыхании выпалил он и, достав из-за спины свиток, протянул его мне. — На, проверяй.

— Ну ни фига себе, — крякнул я. — С такой памятью — и на свободе…

— Я прошел испытание? — мрачно поинтересовался Тумил.

— Ну, это зависит от того, что ты испытывал. Если мое терпение, так оно и не таких пережило. — Я открыл тяжелую дверь в келью и потер поясницу. Побаливает, гадина такая. — А насчет имени… Это шутка была вообще-то.

— Ты!.. — Парнишка аж задохнулся от избытка чувств. — Знаешь, я думаю, что в будущем история твоей жизни появится в Писаниях. Называться она будет: «Деяния просветленного брата Прашнартры, безусловно удостоенного заступничеством Троих Святых, раз уж его за эти деяния не прибили еще в ранней молодости»!

— Занимательное, должно быть, будет чтиво. — Я мечтательно вздохнул. — Ты сей труд и напишешь, через что на весь мир прославишься. А уж материал для него я тебе обеспечу, за мной не заржавеет.

После вечерни ко мне заявился настоятель. Дверь кельи отворил без стука, — ну а чё, начальство же, в натуре, — да так и замер на пороге.

— Что пишешь, брат Прашнартра? — спросил отец Тхритрава, шагнув наконец за порог.

— Да уже почти ничего, заканчиваю, — ответил я, посыпая чернила песком и поднимаясь. — Трактат.

— Богословский? — Настоятель изогнул в удивлении бровь.

— Скорее натурфилософский.

— Это хорошо, это правильно, а то вся библиотека забита свитками о тысяче и одном способе правильно вознести молитву, а такого, что можно использовать не только на растопку, по пальцам пересчитать можно. Да ты сиди, сиди. Не в наши с тобой лета спину и суставы лишний раз напрягать. — Он осторожно опустил седалище на край лежанки и вздохнул. — Умаялся я сегодня что-то. Ты от радикулита что используешь?

— Платок из собачьей шерсти в деревне выменял, когда совсем уж прихватывает — на поясницу под рясу подвязываю.

— Жарко это летом, да и зуд от него, — вздохнул наш монастырский глава. — Я на ночь раскаленный камень прикладываю. Не на голую кожу, разумеется.

— Днем лопух можно подвязывать, — посоветовал я. — Обмакнуть в холодную воду и прикладывать обратной стороной.

— Лопух… Уже и не припомню, когда я последний раз видел лопух, — вздохнул Тхритрава.

— А ты на рыбалку сходи, отец-настоятель, — хмыкнул я. — Заодно и лопух увидишь.

— А я думал, что перевелось в долине это растение, — покачал головой он.

— Встречается еще, — ответил я. — Барсучьим жиром еще хорошо, слыхал, поясницу растирать или змеиным ядом. Лучше всего, конечно, их смешать. Только у нас тут ни змей, ни барсуков, сколько себя помню, не встречалось. Одни ужики безвредные… Ну и я еще плюнуть могу на спину. Или вот князей попроси — наверняка сейчас на яд исходят.