Благородный топор. Петербургская мистерия - Р. Моррис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На его неуверенность она мгновенно отреагировала язвительной улыбкой.
— Мадам Келлер, — не стал терять времени Порфирий Петрович, — я из следственного управления.
— Да неужто. А потому снять шубу — свыше ваших полномочий? Не беспокойтесь, учтем.
— Нет-нет. Дело в том, что я здесь, так сказать, по официальному делу.
— Что ж, птицу видно по полету, а начальство по чину. Так, что ли? — Мадам Келлер рассмеялась было, но, видя серьезность гостя, сменила тон с шутливого на нарочито серьезный. — Но у нас все легально. И искать тут нечего. — Словно в подтверждение, она открыла дверь одного из приватных номеров, вроде наугад. Взгляду открылся будуар с вычурной ореховой мебелью и чрезмерным обилием зеркал в изысканных рамах. Здесь еще и горел камин, трепетными языками огня будто намекая на чье-то совсем недавнее в этих стенах присутствие. — Вы в ваших мехах здесь совсем разморитесь.
— Я ищу одну девушку…
— Разумеется, кого ж еще у нас искать.
— В связи с расследованием.
— О ja, ja, — издевательски протянула хозяйка на иноземный манер, — я понимайт.
— Звать ее Лилия Ивановна Семенова, — не обращая внимания на ерничество, продолжал Порфирий Петрович. — По моим сведениям, она значится у вас.
— Больше, кстати, не значится. Ушла из дела.
— Ах вон оно что.
— Бывает. Девушки иной раз обзаводятся богатыми покровителями. Становятся при них содержанками, все из себя счастливые. Но, как правило, ненадолго. А потом приходят обратно, стучат в эту самую дверь: «Мадам Келлер, мадам Келлер!
Этот негодяй меня бросил, завел себе какую-то актриску! Мадам Келлер, на коленях прошу, пустите обратно!» От жизни-то никуда не денешься. Это у них в крови: урожденные шлюхи.
— А когда вы в последний раз видели Лилю?
— Когда? Собственно, сегодня. Вернулась, дурочка, за галошами. Будто не понимает: новый покровитель ее первое время не галошами — жемчугами засыпать будет.
— Она не рассказывала вам, что это за… покровитель!
— А зачем? Какая разница. Кабы не он, куда б ей отсюда деваться?
— А может, она просто сменила род занятий?
Мадам Келлер взглянула на него с циничной жалостью.
— И как вы только преступников ловите, при такой-то наивности?
— Девушки, что работают на вас, — они живут здесь же, при борделе?
— Боже, слово-то какое ругательное. А еще благовоспитанный человек.
— Где сейчас Лиля, вы не знаете?
— Не мое дело.
— У нее еще, кажется, был ребенок? Кто за ним присматривал, когда она работала, вы не знаете?
— У меня, видите ли, помимо этого забот хватает. Может, для вас больше будет толку поговорить с кем-нибудь из наших девушек. А что, я вас представлю. Причем с удовольствием. Можете даже с кем-нибудь из них уединиться, побеседовать, так сказать, в приватной обстановке. А это уже будет вам в удовольствие. Вот увидите.
Она опять протянула руки за шубой.
— А что, если я побеседую с ними со всеми?
— А вы, я вижу, жадный. Ай-ай-ай, так зариться на наших барышень: хотеть всех разом!
Словно обретя от таких слов уверенность, Порфирий Петрович стал, наконец, высвобождаться из шубы.
* * *Несмотря на иссушающий жар камина, от шампанского Порфирий Петрович отказался.
— Что, «Мадам Клико» вам разве не по вкусу? — спросила хозяйка заведения с издевкой.
Отверг он и деликатно предложенный стул в стиле рококо, с парчовой обивкой.
— Ничего, я постою.
Перед ним, продефилировав через вторые двери, выстроились четверо «барышень». Порфирий Петрович, стойко держа себя в руках перед их декольтированными, соблазнительно приоткрытыми прелестями, мысленно пожалел и о предложенном бокале, и о стуле. Да и вообще, работать в такой обстановке ох как непросто: вон как сердце ухает, в висках стучит, а уж иные места… да, не ожидал он такого от себя.
Машинально закурив, Порфирий Петрович по очереди вгляделся в каждую из девиц. И тем самым, по-видимому, нарушил некое здешнее табу. Дело в том, что в их глазах он не заметил распущенности — так, лишь некая отстраненность. Причем это было свойственно каждой из них. Иными словами, их подведенные глаза выдавали совсем другие чувства: быть может, скуку, тихое отчаяние, боязнь, или же просто равнодушие. Распущенность, похотливость — все это было лишь напускное.
Сразу стало ясно, что Лиля Семенова из всех была, пожалуй, самая молодая, да и наиболее обаятельная.
— Это все барышни? — спросил Порфирий Петрович, пуская дым.
— Те, что сейчас не заняты. Неужто ни одной не приглядели?
— Вы знаете, я здесь не за этим.
— Ну, как скажете. Так кого ж выберете? Вот Ольга. Надюша. Сонечка. Рая.
Девушки поочередно, в такт словам, жеманно приседали в книксене. Комичность происходящего особенно подчеркнула последняя, как бы невзначай выкатив перед Порфирием Петровичем одну сдобную грудь.
— Прошу вас, только без эксгибиционизма.
— О-о, Рая у нас сама любвеобильность. Гляньте-ка, все при ней!
Рая была как раз той, в чьих глазах Порфирий Петрович углядел боязнь.
— Что ж, ладно, — вздохнул он. — Рая так Рая.
* * *Методичным движением он отвел ее руки от своего лица.
Альков был величиной без малого с комнату, так что входящие вынуждены были невольно валиться на кровать. Возле кроватной спинки стояла ширма с узором в виде летящих зимородков. На нее было наброшено шелковое кимоно.
— Тебе что, не нравится? — удивилась Рая.
Он задумчиво провел пальцем по ее коже. Ишь какая холеная. Блондинка, причем натуральная.
— Ты не русская?
— Прошу прощения, финка.
— За что прощения-то. Ты Лилю знаешь?
— Само собой. Только она у нас больше не работает. Мадам Келлер говорит…
— Сколько тебе лет?
— А сколько бы ты дал?
— Я из следственного. Отвечай все как есть.
— Двадцать семь.
— И как долго уже проституируешь?
— Уж и не помню. Да и лет не считаю.
— Ты знаешь Константина Кирилловича?
— А что?
— Имя такое слышала: Константин Кириллович?
— Что-то не припомню.
— А ты подумай.
— Ну, может, и слыхала.
— Кто он такой?
— Фотограф. Иногда фотографирует наших девушек. А потом снимки распечатывает.
— А тебя он не фотографировал?
— Меня-то? Да нет.
— Почему же?
— Он моложеньких любит.
— А с Лили делал фотоснимки?
— Кажется, да, разок-другой.
— А что. Наверно, не так уж плохо: фотограф, делающий твои снимки. А не что-нибудь там еще, похуже. Представляю. — Рая пожала плечами, не выказывая никаких эмоций, несмотря на свое неглиже. — Константин Кириллович, Константин Кириллович… А как его фамилия? Что-то подзабыл.
— Все его только так и зовут: Константин Кириллович.
— Потому я, видно, и вспомнить не могу. — Порфирий Петрович улыбчиво подмигнул. — А вот ты сейчас к моему лицу притронулась. Зачем?
— Не знаю.
— Может, потому, что хочешь, чтоб я сам тебя приласкал?
— Ну да, наверно.
Он провел ладонью ей по щеке — горячей, с мелкими катышками пудры. Она вкрадчиво провела ему рукой по бедру.
— Ну, ну. — Отведя ее руку, Порфирий Петрович встал, не давая барышне расшалиться.
— Зачем же ты тогда пришел? — Рая недоуменно подняла васильковые глаза.
— Как ты думаешь, где я могу найти Лилю?
— Так тебе Лиля нужна?
— Хотелось ее кое о чем расспросить. Ты не знаешь такого студента Виргинского?
Рая мотнула гривой шелковистых волос.
— А Горянщикова, карлика?
— Карлика-то? Карлика знаю. Он частенько к нам захаживает. И все Лилю спрашивает. Он что, и есть ее новый ухажер? — спросила она удивленно.
— Какой же ухажер, если он мертвый. — В глазах девицы ожил страх. — Судя по всему, смерть насильственная.
— Ты думаешь, это Лиля?
— Как мне ее найти?
— У Зои, наверно.
— Что еще за Зоя?
— Да есть тут одна шалава — старая, из бывших, — за Лилиным дитем присматривает. Вот они вместе и ютятся, на Лилины-то деньги.
— А Лиля разве не здесь, не у вас проживала?
— Только на ночь, бывало, оставалась. Мадам Келлер ее с дитем бы не пустила.
Одетая в нижнее белье Рая вздрогнула как от озноба, даром, что в комнате было жарко натоплено.
— Прикройся, — велел Порфирий Петрович.
Рая, потянувшись, сняла с ширмы кимоно и накинула себе на плечи с несколько растерянным видом.
— Я скажу мадам Келлер, что ты меня ублажила, — успокоил ее Порфирий Петрович.
— Не пойму. Так тебе что, вообще ничего от меня не надо?
— Ну почему. Адрес Лили.
— Я-то откуда его знаю?
— Ну как. Может, и знаешь.
— Компаньонка ее, Зойка, вроде как возле Сенного обитает.
— Что ж, и на том спасибо.
— Так ты и впрямь-таки ничего от меня и не хочешь? Мадам Келлер велела: дескать, сделаешь все, что ему заблагорассудится.