Полтава. Рассказ о гибели одной армии - Петер Энглунд

Отдав все эти приказы, Реншёльд ускакал прочь в лучах предзакатного солнца, возвращаясь в монастырь. Назначенный командовать правым флангом кавалерии, генерал-майор Карл-Густаф Крёйц, хорошо знал непроглядную темень украинской ночи и потому попытался подготовить тяжелый ночной поход.

Вместе с ротмистром он выехал на небольшую рекогносцировку, чтобы наметить хорошие ориентиры на местности. Всем командирам полков тоже были розданы копии диспозиции. В эту ночь нельзя было допустить никакой ошибки.

Вернувшись в ставку главнокомандующего, Реншёльд пообедал вместе с другими высшими офицерами в королевской столовой. Сам Карл поел в одиночестве. Теперь, когда нажали на пусковую кнопку, военная машина уже начала вибрировать и пыхтеть. Магические слова о том, что король решил напасть на русских, и связанные с этим распоряжения быстро распространились, охватывая ступеньку за ступенькой военной иерархической лестницы: от командующих флангами и полковых командиров через батальонных и ротных до унтер-офицеров и, наконец, солдат, рабочего люда, обозных и штатских. Повсюду кругом, на квартирах, в палатках, под открытым небом и в необозримой толчее обозных фур лихорадочно закипела жизнь. Отсеивались солдаты, не годные для битвы. Как только смеркнется, больных, калек и раненых, а также безлошадных кавалеристов, вместе со всем обозом, статскими и почти всей артиллерией отошлют прочь в деревню Пушкаревка. Воины, у которых были с собой семьи, также отсылали их в этот сборный пункт. Сорокапятилетний капитан Хенрик Споре из прихода Нодендаль северо-западнее Обу[21] был одним из них. Он сильно беспокоился за своего юного сына Хенрика Юхана и отослал его в Пушкаревку. В своем дневнике он прокомментировал разлуку кратким «Да поможет ему Бог». Пройдет много времени, пока он вновь свидится с сыном. В сборном пункте предполагалось устроить для защиты ограду из повозок. Выделялись также люди для защиты обоза: это были, кроме уже упомянутых кавалеристов и артиллерии, еще примерно 3 000 запорожцев.

Среди нескольких тысяч больных и раненых, которых собрали для того, чтобы увезти, был гвардейский прапорщик всего лишь семнадцати лет от роду, Густаф Абрахам Пипер. Он вступил в армию в прошлом году, как раз вовремя, чтобы принять участие в походе на Россию. Поход обернулся для юноши отнюдь не парадным маршем. С самого начала его стали преследовать болезни, и то, что он долгое время не имел другого пропитания, кроме жестких сухарей, репы, брусники и водки, не способствовало их излечению. К новому году он стал так плох, что его пришлось везти в карете. В ночь на 23 декабря карета Пипера застряла в неразберихе брошенных повозок, запутавшихся в упряжи лошадей и окоченелых трупов под Гадячем. Было ужасно холодно. Его возница замерз насмерть, а сам мальчик сидел закутанный в шерстяные одеяла, натянув на голову шинель. Через какое-то время ему составил компанию камердинер его полковника, которому некуда было деться в снегу, потемках и стуже. Но он сразу же ушел, забыв задернуть за собой полог, так что холодный ветер с воем задувал в карету. Так и сидел Пипер, отданный на волю ветра, до самого сочельника, когда наконец пришел его собственный денщик и помог ему добраться до города и до полкового лазарета. Оказалось, что он отморозил ноги. Скоро от них стало отпадать почерневшее мясо. Пришлось щипцами отрезать ему пальцы на ногах. Ему посчастливилось избежать более обширной ампутации, но ценой страшных мучений: ему долгое время вырезали и выщипывали пораженные части ступней. С тех пор из-за искалеченных ног его перевозили, как, тюк. Теперь Густаф Абрахам велел уложить себя в карету. Вместе с другими в обозе он мог только ждать, что будет дальше, и с нетерпением навострить уши, чтобы услышать, когда начнется бой.

Сообщили пароль, который будет применяться в битве. Он понадобится, если в бою будет трудно отличить друга от врага; в пределах одной армии мундиры отдельных частей довольно сильно разнились, а видимость часто бывала плохая. Как обычно, пароль был «С божьей помощью». Разослали вестовых к разным малочисленным караулам с приказом, чтобы они вернулись и немедленно присоединились каждый к своей части. У Булановки, деревни в двенадцати километрах южнее Полтавы, рядом с Ворсклой, находился один из таких караулов. Им командовал двадцатичетырехлетний подпоручик из Стокгольма Карл Роланд, а состоял отряд из тридцати драгун полка, которым командовал Ельм. Задачей отряда было добывать провиант для своего полка и одновременно держать на расстоянии рыскающие кругом казачьи разъезды. Возле Булановки находился один из лучших бродов через Ворсклу, и маленький отряд к тому времени имел на своем счету немало стычек. В Булановку поскакал генерал-адъютант — кстати, одна из безусловно опаснейших должностей в армии, когда дело доходило до боя, — молодой капитан Нильс Бунде. Он сообщил Роланду и его солдатам, что они немедленно должны возвращаться в Полтаву. Для Роланда приказ пришел совсем некстати. Дело в том, что он не позаботился взять с собой в Булановку своих сменных лошадей, а теперь не было времени заехать за ними. (В бой обычно все офицеры брали с собой сменных, или запасных, лошадей под присмотром денщиков. Эти лошади служили для замены раненых или убитых животных.) Теперь Карл Роланд останется в сражении без запасной лошади, и, хотя сейчас, возвращаясь в город, он еще не знал этого, ее отсутствие чуть не будет стоить ему жизни.

Когда король закончил трапезу, началась проповедь. Потом Карл, лежавший на походной койке и окруженный многочисленными гостями, велел, чтобы его вынесли из кельи. Короля на койке обнесли кругом, чтобы он лично мог наблюдать за приготовлениями к походу.

Через некоторое время сделали остановку на лугу ниже монастыря, где было расположение гвардии. Король говорил то с одним, то с другим. Его раненую ногу осмотрела небольшая группа специально избранных врачей, которых выделили, чтобы они наблюдали ее во время предстоящей битвы. Главным среди них был Мельхиор Нейман, эскулап, который лечил короля и раньше в связи со сложным переломом ноги под Краковом в 1702 году. Двое других были Якоб Шульцен и полковой врач Густаф Больтенхаген. Когда короля перекладывали, он опирался раненой ногой на колено тафельдекера Юхана Хюльтмана. Юхан был старый верный слуга, который обычно развлекал монарха сказками и анекдотами, а в этот вечер получил поручение нести необходимые лекарства своего господина.

В восемь часов вечера к людям, окружавшим королевские носилки, присоединилось отделение гвардейцев. Это были 24 специально отобранных надежных парня. Среди них был рядовой по имени Нильс Фриск; он уже один раз нес королевские носилки раньше, это было в связи с вышеупомянутым переломом ноги. Фриск поступил под белые знамена гвардии с самого начала войны и, как испытанный ветеран, получил причитающуюся ему долю недугов и ран, которые столь щедро раздает своим участникам война. Он до сих пор страдал от скверной огнестрельной раны в левой ляжке, полученной в сражениях на Двине в 1701 году, в битве при Головчине ровно год назад русская пуля прошла насквозь через его правую кисть (следует отметить, что калибр у мушкетов в те времена был очень крупный, около 20 миллиметров), и мизинец и безымянный палец на этой руке остались с тех пор парализованными. Нильс Фриск и его 23 солдата должны были вместе с 15 драбантами под командой лейтенанта Юхана Ертты служить личной охраной короля. Простые синие плащи с желтыми обшлагами и желтой подкладкой — форма рядовых лейб-гвардейцев — составляли резкий контраст с блестящими одеяниями драбантов, голубыми с золотом. Задачей этих солдат было в первую очередь играть роль живого пулеуловителя вокруг Карла; в точности как в пехоте, где, как правило, выделялись гренадеры, которые должны были идти впереди или по бокам военачальника, гвардейцы или драбанты должны были своими телами принимать пули, предназначенные для их верховного начальника — короля. Это доказывает, что не было особой веры в слух, будто пуля короля не берет и, следовательно, он неуязвим. (Ходили истории, что в юности его заколдовала одна ведьма, сделав неуязвимым для пуль.) Задача, выпавшая на долю Фриска и его товарищей, была крайне опасной, им предстояло быть растерзанными и умереть вместо короля. Король был самодержавным монархом, получившим свою верховную власть на земле от самого Господа Бога. Его благополучие в глазах генералов и, вероятно, в глазах многих солдат значило неизмеримо больше, чем жалкая жизнь нескольких несчастных рядовых; их можно было принести в жертву.

Короля не понесут в сражение на руках, вместо этого его повезет пара белых жеребцов в конных носилках, которые смастерили парни из Муры, Далекарлийского полка. Носилки были укреплены между двумя лошадьми, составлявшими тандем, и на них поднимут походную койку с шелковыми матрасами, самодержавного короля и все прочее. По восемь солдат пойдут рядом с экипажем с каждой стороны. Переднего коня поведет в поводу не какой-нибудь наездник или конюх из штата Королевских конюшен, а лично Нильс Фриск.