Священное и мирское - Мирча Элиаде

3.3. Религиозный опыт Жизни

В «удалении божьем» на самом, деле выражается все возрастающее стремление человека к самостоятельным открытиям в области религии, культуры и экономики. По мере того, как «примитивный» человек проявляет больший интерес к иерофа-ниям Жизни, обнаруживает священное в плодородии земли, увлекается более «конкретными» (более плотскими, даже оргиастическими) знаниями, он все дальше отходит от небесного Всевышнего Бога. Открытие земледелия коренным образом преобразует не только экономический уклад жизни первобытного человека, но прежде всего его экономику священного. Другие религиозные силы начинают играть свою роль: сексуальность, плодородие, мифология женщины и Земли я т. п. Религиозный опыт становится более конкретным, более тесно связанным с Жизнью. Великие Богини-Матери, сильные Боги или гении плодородия оказываются значительно более «динамичными» и более доступными человеку, чем Бог Создатель.

Но, как мы только что видели, в случае крайней опасности, когда все предпринятые меры оказывались напрасными, и особенно тогда, когда несчастье исходило от Неба: засуха, гроза, эпидемии, человек вновь обращался к высшему Существу со своими мольбами. Такое поведение характерно не только для первобытных народов. Возьмем древних евреев. Всякий раз, когда они переживали эпоху мира и относительного экономического процветания, они отдалялись от Яхве и сближались с Астартами[160] и Баалами[161] соседних народов. И только исторические катастрофы заставляли их вновь поворачиваться к Богу Яхве. И тогда они звали Вечного и говорили: «Мы согрешили, так как забыли Вечного и служили Баалам и Астартам, но сейчас, освободи нас из рук наших врагов и мы будем служить тебе» (I Samuel, XII, 10).

Древние евреи обращались к Яхве в периоды исторических катастроф, перед лицом исторической неизбежности уничтожения. Первобытные люди вспоминали о своих высших существах во время космических катастроф. Но- смысл возвращения к Небесному Богу в обоих случаях одинаков: в критической ситуации, когда ставится под угрозу само существование человеческого коллектива, люди забывают о божествах, которые охраняют и вдохновляют их в обычных условиях повседневной жизни, и вновь обращаются к Высшему Богу. Внешне эта ситуация представляется парадоксальной: божества, заменившие у первобытных народов богов небесной структуры, были подобно Баалам и Астартам древних евреев божествами плодородия, изобилия, полноты жизни, короче, божествами, стимулирующими и наполняющими Жизнь, как космическую жизнь растительного и животного мира, так и само человеческое существование. Внешне эти божества были сильными, всемогущими. Их религиозная значимость гется именно их силой, их неисчерпаемыми жизненными запасами, их плодовитостью.

И в то же время их поклонников, как первобытных людей, так и древних евреев, не покидало чувство, что все эти Великие Богини, все эти боги — покровители сельского хозяйства — были не в силах спасти их, охранить их жизнь в реальных критических ситуациях. Эти боги и богини могли лишь воспроизводить и умножать Жизнь, более того, они были способны на это лишь в «нормальные» периоды. Божества, превосходно управляющие космическими ритмами, оказываются бессильными, когда речь идет о спасении Космоса или человеческого общества в момент крайней опасности («исторического» кризиса у древних евреев).

Различные божества, заместившие Высших Существ, обладали наиболее конкретными и наиболее яркими возможностями — возможностями способствовать Жизни. Но именно поэтому они не являются «специалистами» зарождения, они утратили наиболее тонкие, «благородные», «духовные» способности Богов Создателей. Открыв священность Жизни, человек все больше и больше оказывается в плену собственного открытия: он отдается во власть жизненных иеро-фаний и отдаляется от священности, стоящей над его повседневными, непосредственными нуждами.

3.4. Незыблемость небесных символов

Отметим, однако, что даже тогда, когда в религиозной жизни небесные боги более не главенствуют, звездные области, небесный символизм, мифы и обряды вознесения и т. п. продолжают занимать центральное место в экономике священного. То, что «вверху», «верхнее» продолжает обнаруживать трансцендентное[162] в любой религиозной системе. И если небо не фигурирует более в культе, затеряно где-то в мифологии, оно тем не менее присутствует в религиозной жизни посредством символизма. Этот небесный символизм пронизывает и поддерживает в свою очередь множество обрядов (вознесения, восхождения, посвящения, коронования и т. п.), мифов (о космическом Дереве, о космической Горе, о цепи, соединяющей Землю и Небо, и т. п.), легенд (о чудесном полете и т. п.). Символизм «Центра Мироздания», о широчайшем распространении которого мы уже говорили, также иллюстрирует значимость небесного символизма: именно в «Центре» осуществляется сообщение с Небом, что в свою очередь является примерным образом трансцендентности.

Можно даже сказать, что сама структура Космоса сохраняет воспоминание о Высшем небесном Существе. Как если бы Боги создали Мир таким образом, что в нем не могло не отразиться их существование, так как никакой мир невозможен без вертикального измерения и само это измерение уже наводит на мысль о всевышнем.

Будучи буквально изгнанным из религиозной жизни, небесная священность остается жить в символизме. Религиозный символ передает сообщение, даже если он и не осознается более во всей своей полноте, так как символ адресован человеческому существу в целом, а не только его разуму.

3.5. Структура водного символизма

Прежде чем говорить о Земле, следует представить религиозные оценки Вод.[163] Мы делаем это по двум причинам. Во-первых, потому, что Воды существовали до Земли. Приведем по эму поводу библейское высказывание: «… и тьма над бездною; и дух Божий носился над водою» (Бытие, гл. I, 2). Во-вторых, анализы-религиозные оценки Вод, лучше понимаешь структуру и функцию символа. А ведь символизм играет значительную роль в религиозной жизни человечества; благодаря символам Мир становится «прозрачным», способным «показать» всевышнее.

Воды символизируют универсальную совокупность потенциально возможного; они есть fons et origo,[164] хранилище всех возможностей существования; они предшествуют всякой форме и составляют основу всякого создания. Одним из символических образов Создания является Остров, который «возникает» внезапно посреди волн. И наротив, погружение символизирует возврат к доформенному, в однообразный мир предсуществования. Всплытие повторяет космогонический акт проявления формы; погружение, напротив, равноценно гожению форм. Именно поэтому символизм Вод предполагает в равной степени как смерть, так и возрождение. Контакт с водой да заключает в себе некое возрождение: во-первых, цотому, что разложением следует «новое рождение», а во-вторых, потому, что погружение «удобряет» и множит жизненный потенциал. На антропологическом уровне водной космогонии соответствуют верования, зерждающие, что человечество зародилось в Водах. Потопу или периодическому погружению континентов (мифы, подобные мифу об тлантиде) на человеческом уровне соответствует так называемая вторая смерть» человека («сырость» и leimon Ада и т. п.) или причащая смерть через крещение. Но как в космологическом, так и в гропологическом планах погружение в Воды означает не оконча-Рельное угасание, а временное возвращение в область бесформенного, которым следует сотворение новой жизни или «нового человека», в зависимости от того, идет ли речь о космическом, биологическом или сотериологическом. По своей структуре «потоп» сопоставим с «крещением», а поминальные возлияния с люстрациями[165] новорожденных, а также с ритуальными весенними банями, приносящими здоровье и плодовитость.

В каких бы религиозных системах мы не сталкивались с Водами, они везде сохраняют одну и ту же функцию: разложения и разрушения форм, «смывания грехов». Они предстают одновременно как очищающие и регенерирующие силы. Их судьба — предшествовать сотворению и поглощать сотворенное, будучи не в силах преодолеть собственный образ существования, т. е. облечься в какие-либо формы. Воды не могут не способны превзойти виртуальное, зародышое, латентное состояние. Все, что облечено в форму, проявляется над Водами и отрывается от Вод.

Важно подчеркнуть здесь одну деталь: священность Вод, а также структура космогонии и водных апокалипсисов в полной мере смогли проявиться лишь через водный символизм, который представляет собой единственную систему, способную связать между собой все частные проявления неисчислимых иерофаний.[166] Этот закон в конечном итоге является законом всякого символизма: именно символическое единство придает значимость различным проявлениям иерофаний. Так, «Воды Смерти» могут раскрывать свой глубокий смысл лишь тому, кому известна структура водного символизма.