Православное богослужение (Таинство, слово и образ) - Александр Мень

Тот, Кто вскоре Сам должен будет пройти через врата смерти, являет Себя ее повелителем...

Близится Пасха иудейская. Иисус снова в Вифании, где проводит субботу. А вечером следующего дня Он верхом спускается с Елеонской горы, направляясь к стенам Иерусалима. Под Ним осел, символ мира. Христос едет как Царь, несущий примирение. Галилейские паломники сопровождают Его криками: "Осанна Сыну Давидову! Слава в вышних!.."

В городе смятение. "Кто это?" - спрашивают люди, выходя к воротам. "Это Иисус, Пророк из Назарета", - отвечают богомольцы. Они машут пальмовыми ветвями. Так принято приветствовать победителя. Они надеются, что Пророк-Мессия даст им освобождение от власти язычников.

С болью в сердце обращается Иисус к Иерусалиму: "О, если бы и ты хотя в сей твой день узнал, что служит к миру твоему! Но это сокрыто ныне от глаз твоих..."

Христос впервые не отклоняет восторгов толпы. Он ждет, испытывая сердца человеческие. До последнего мгновения не поздно. Он несет Благую Весть, а люди хотят сигнала к восстанию.

Между ними и Сыном Давидовым пролегла пропасть. Даже Его ученики заражены общим ослеплением. Они спорят между собой, деля будущие места у трона.

Окруженный народом, но одинокий, вступает Иисус в столицу, проходит по праздничным улицам. Он продолжает идти через века, вслушиваясь в голоса людей. Он говорит им: "О, если бы вы узнали, что служит к миру вашему! До последнего момента еще не поздно..."

x x x

На богослужении Лазаревой субботы поются воскресные песнопения в знак предвозвещения Пасхи. Во время всенощной под праздник Входа Господня в Иерусалим люди стоят с ветвями. На Востоке - это ветви пальм, лавра и цветы; у нас - вербы, вестницы наступающей весны. Обычай освящать пальмы был введен Церковью в IV веке. Отсюда название праздника - "неделя ваий" (греч. "ваиа" - пальма).

Кондак праздника:

На престоле на небеси, на жребяти на земли носимый, Христе Боже, Ангелов хваление и детей воспевание приял ecu, зовущих Ти: благословен ecu, грядый Адама воззвати.

СТРАСТНАЯ СЕДМИЦА

ПОНЕДЕЛЬНИК, ВТОРНИК, СРЕДА

В первые три дня Страстной седмицы Церковь вспоминает последнее пребывание Господа в Иерусалиме. В эти дни совершаются: полунощница, утреня, часы с чтением Евангелия, Литургия. преждеосвященных Даров. Во время часов принято прочитывать все четыре Евангелия (до Ин 13,30), но обычно это чтение начинают заранее, с пятой или шестой седмицы.

В тропаре звучит мотив евангельской притчи о десяти девах. Говоря о приближении дней борьбы и испытаний, Христос рассказал притчу о том, что надо "бодрствовать и не унывать", держа свои светильники зажженными в ожидании божественного Жениха.

Се Жених грядет в полунощи,

и блажен раб, егоже обрящет бдяща:

недостоин же паки, егоже обрящет унывающа.

Блюди убо, душе моя,

не сном отяготися,

да не смерти предана будеши,

и Царствия вне затворишися:

но воспряни зовущи:

Свят, Свят, Свят еси, Боже,

Богородицею помилуй нас.

ВЕЛИКИЙ ЧЕТВЕРГ

Великий четверг - день установления Евхаристии, день Тайной Вечери. В тропаре четверга поется:

Егда славнии ученицы

на умовении вечери просвещахуся,

тогда Иуда злочестивый

сребролюбием недуговав омрачашеся,

и беззаконным судиям

Тебе, Праведнаго Судию, предает.

Виждь, имений рачителю,

сих ради удавление употребивша,

Бежи несытыя души,

Учителю таковая дерзнувшия.

Иже о всех благий. Господи,

слава Тебе.

* * *

Ночь над Иерусалимом. Город спит. В сионской горнице зажжены светильники. В печальном молчании сидят Двенадцать. "Один из вас предаст меня". Шепот, испуганные возгласы: "Не я ли?" Стремительно встает Иуда и ускользает в ночную тьму.

Не спят и члены Синедриона. Архиереи отдают тайный приказ воинам...

Апостолы разделили священную Чашу и Хлеб. Господь говорит о страданиях, которые ждут Его. Петр с горячностью обещает идти с Ним на смерть. Он не подозревает, как она близка.

"Да не смущается сердце ваше... - говорит Учитель. - Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас".

Тихо напевая пасхальный псалом, один за другим покидают дом; при бледном свете луны выходят за ворота и углубляются в масличный сад Гефсимании. Там царит мрак. Каждый звук отдается в тишине.

Апостолы расположились на ночлег. Только трое следуют за Иисусом, но и у них глаза слипаются, слабость парализует тело. Сквозь, забытье они слышат Его голос: "Авва, Отче! Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня, но не чего Я хочу, а чего Ты..."

Между тем стража уже пересекает по тропинке овраг. Впереди - Иуда. "Кого я поцелую. Того и берите". Воины идут между деревьями. Фонари и факелы мелькают среди стволов сада...

"Симон! ты спишь? Не мог ты бодрствовать один час!..."

Кончено. Они уже здесь. Отблески огня на злых, возбужденных лицах. Иуда бросается к Иисусу и целует Его.

- Здравствуй, Равви!

- Друг, вот для чего ты пришел!..

Их окружают.

- Кого ищете?

- Иисуса Назарянина.

- Это Я.

Они смущены, испуганы, однако через мгновение уже приходят в себя и стягивают веревками Его руки.

Петр бросается вперед с мечом. Но Учитель не хочет кровопролития. "Теперь ваше время и власть тьмы", - говорит Он страже. Растерянные ученики в ужасе разбегаются...

А потом настает эта страшная ночь: отречение Петра, допрос у архиерея, издевательства челяди, лживые показания, вопль Кайафы: "Ты ли Мессия, Сын Благословенного?" - и в напряженной тишине ответ: "Я!..."

Утро. Христос перед Пилатом, сонным, брезгливым, недовольным. Какое дело прокуратору до религиозных споров? Назло архиереям он готов отпустить Узника, Который кажется ему безобидным мечтателем. "Я пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине", - слышит Пилат и усмехается: "Что есть истина?" Он не верит в нее. Он верит только в силу золота и легионов. Сохранить благоволение кесаря ему дороже всех истин на свете. Говорят, что этот Назарянин бунтовщик, выдающий Себя за Царя Иудейского? Это уже опасней споров об истине; рисковать нельзя. И Пилат умывает руки.

x x x

Можно без конца перечитывать эти евангельские страницы о Страстях, и каждый раз они будут открываться по-новому, оставаясь вечно живыми.

У Чехова есть замечательная новелла о том, как после службы Великой пятницы студент пересказал двум деревенским женщинам гефсиманские события и драму отрекшегося Петра.

"Петр, - закончил он, - взглянув издали на Иисуса, вспомнил слова, которые Он сказал ему на вечери... Вспомнил, очнулся, пошел со двора и горько-горько заплакал. В евангелиях сказано: "И исшед вон, плакася горько". Воображаю: тихий-тихий темный-темный сад, и в тишине едва слышатся глухие рыдания...

Студент вздохнул и задумался. Продолжая улыбаться, Василиса вдруг всхлипнула, слезы, крупные, изобильные, потекли у нее по щекам, и она заслонила рукавом лицо от огня, как бы стыдясь своих слез, а Лукерья, глядя неподвижно на студента, покраснела, и выражение у нее стало тяжелым, напряженным, как у человека, который сдерживает сильную боль...

Студент пожелал вдовам спокойной ночи и пошел дальше... Дул жестокий ветер, в самом деле возвращалась зима, и не было похоже, что послезавтра Пасха...

Он оглянулся. Одинокий огонь спокойно мигал в темноте, и возле него уже не было видно людей. Студент опять подумал, что если Василиса заплакала, а ее дочь смутилась, то, очевидно, то, о чем он только что рассказывал, что происходило девятнадцать веков назад, имеет отношение к настоящему - к обеим женщинам и, вероятно, к этой пустынной деревне, к нему самому, ко всем людям" ("Студент").

В русской литературе есть еще одно свидетельство огромной силы Страстных богослужений. Это эпилог романа "Господа Головлевы". В гибнущем доме, который разрушен алчностью и бездушием, старик Порфирий и его племянница вдруг осознают, что их жизнь была лживой и преступной. Наступает позднее, мучительное раскаяние. Совершается оно на фоне службы двенадцати Евангелий. "На Анниньку эта служба всегда производила глубокое потрясающее впечатление. Еще будучи ребенком, она горько плакала, когда батюшка произносил: "И сплетше венец из терния, возложиша на главу Его, и трость в десницу Его", - и всхлипывающим детским дискантом подпевала дьячку: "Слава долготерпению Твоему, Господи! Слава Тебе!" А после всенощной, вся взволнованная, прибегала в девичью и там, среди сгустившихся сумерек... рассказывала рабыням "страсти Господни". Лились тихие рабьи слезы, слышались глубокие бабьи воздыхания. Рабыни чуяли сердцем своего Господина и Искупителя, верили, что Он воскреснет, воистину воскреснет. И Аннинька тоже чуяла и верила. За глубокой ночью истязаний, подлых издевок и покиваний, для всех этих нищих духом виднелось царство лучей и свободы".