Босиком по звёздам (СИ) - Доброхотова Мария

Рита потёрла лоб: кружилась голова. Зря она взялась за этот расклад. Сил и так не было, и сеанс выжал последние. Стоило попробовать отказаться.

— Ангелина.

— Алевтина, — с готовностью поправила та.

— Алевтина, давайте на сегодня закончим. Я правда очень устала.

— Но как же? — она выглядела потерянной, почти несчастный. Тонкие губы округлились в беспомощном “О”.

Рита пару раз переложила карты, будто собиралась перемешать их и подготовить к работе, но от одной мысли о новом раскладе её замутило. Она вспомнила черный плед на полу и то, как лишилась сознания, когда её нашёл Алекс, и руки с колодой сами безвольно упали на стол.

— Не могу. Честно.

Алевтина вздохнула, но тут же на её лице появилась улыбка.

— Ты прости меня. Я думала, с возрастом устаёшь от жизни, но мне никогда не хотелось жить так, как сейчас, — она похлопала Риту по руке и медленно поднялась. — Пойдём, Арсюш.

Арсений смотрел на Риту снизу вверх, и куда только исчезли из его взгляда высокомерие и презрение? Он почти сочувствовал ей, а потом вновь откинул полу пиджака и спросил:

— Сколько мы вам должны?

Перед внутренним взором Риты стояли сухие листья, рассыпающиеся в руке в труху.

— Столько, сколько захотите, — ответила она, закрывая колоду Императрицей.

— Арсюша, ты идёшь?

Арсений посмотрел на Риту, что заталкивала колоду в чёрный мешочек и не поднимала головы, а потом достал две оранжевые бумажки и положил на стол. Он как будто хотел сказать что-то ещё, но махнул рукой и решительно вышел из комнаты. Из прихожей раздались слова прощания, хлопнула дверь. Рита не пошла провожать гостей. Это было в крайней степени невежливо и неосмотрительно, но ей было всё равно. Не глядя на деньги, она погасила свет и упала на кровать.

Чехов не слышно вздыхал на полке. Лазанья томилась в одиночестве. Рите снился сон, где её обвивали, душили колючие жирные лозы, и сну тому не было конца.

Глава 14, в которой Майтес отдаёт своё сердце

Вечер обещал быть отвратительным. Кира это поняла сразу, стоило зайти на кухню, где на тарелках твердели остатки еды. Отец постарался убрать следы того, что ужин прошёл не на сухую, но видимо, он уже был не в состоянии объективно смотреть вокруг и потому убрал не всё. Но главное — запах. Кира поморщилась, пролетела через всю кухню и одним рывком распахнула форточку. Оглядела ещё раз беспорядок на кухне и почувствовала, как в груди поднимается гнев.

— Пусть сам собирает свои объедки, — прорычала она и потопала к себе в комнату. За стенкой бурчал телевизор. Сама Кира избавилась от этого чёрного квадрата на стене давным-давно. К чему быть заложницей телепрограммы, когда есть интернет и вся свобода, которую он даёт? А Кира очень любила свободу.

Даже в комнату проник запах бурного ужина и дыма. Кира распахнула окно, достала из ящика ароматические свечи и принялась яростно чиркать спичкой о коробок, зажигая их. Одна была с запахом мяты, другая — корицы и пряностей, третья — апельсина. Тонкий дымок, поднимающийся от огня, дрожал и плясал, соединяясь над столом. Кира почти было выдохнула, когда ручка её двери начала поворачиваться. В ушах зазвенело от страха, спина похолодела от дурного предчувствия. Кира в два прыжка оказалась рядом с дверью и успела повернуть защелку.

Ручка дернулась раз, еще раз. Потом выгнулась вниз со всей силы, так, будто на неё кто-то налег с той стороны.

— Что за чёрт? Кира! — на дверь обрушились удары. — Кира, открывай!

Она молча помотала головой, как будто это мог кто-то видеть, и отступила назад. Зашипела, ударившись об стол. А ручка все дергалась, дергалась, будто за дверью был не отец, не человек даже, а монстр. Потом он затих, там в коридоре, вероятно, задумался, а в следующий момент защелка начала медленно поворачиваться. Кира и забыла, что снаружи оставался элемент для экстренного открытия замка и её безопасная комната была вовсе не безопасной. Так, картонная крепость.

Кира почти перестала дышать, когда открылась дверь. Отец сделал шаг в комнату, и лампа ярко осветила его фигуру. Он не выглядел ужасно, только на щеках расцвели красные пятна и глаза были полуприкрыты, будто ему ужасно хотелось спать. Кира смотрела на него во все глаза, опираясь о стол, ожидая, что же будет дальше.

Отец осмотрел комнату цепким взглядом, остановил его на дочери.

— Ну-ка, дочь, покажи мне свою зачётку, — прокряхтел он, опускаясь на стул.

— Па, иди отдыхать, — в голосе Киры звенело пренебрежение.

— Ты как с отцом разговариваешь? — нахмурился он, упёр кулаки в бёдра. — Я хочу видеть, как твоя учёба.

— Давай не сейчас, — Кира слабо пыталась протестовать.

— Я сказал сейчас, — отец требовательно протянул руку. — Давай зачётку.

Копаясь в ящике рабочего стола Кира думала: “Какого чёрта? Мне двадцать лет, я могу отказать ему. Ничего не показывать. Закрыть дверь. Это вообще больше не твоё дело”. Но против воли руки перебирали бумаги и тетради, натыкались на ручки и кнопки в поисках книжечки.

— На, — Кира протянула зачётку на максимально возможном расстоянии, ей было противно и страшно подходить ближе.

Отец наклонился вперед, выхватил книжечку. С благосклонным видом пролистал первые страницы, где красовались хорошие оценки. Нахмурился. Перевернул страницу назад, потом вперёд.

— Чё-то я не понял, — сказал он. — А где весенняя сессия?

Отец посмотрел на Киру, и та ответила прямым вызывающим взглядом. Она молчала, но все и так было понятно.

— Сессии нет, я правильно понял? — спросил он. Кира молчала. — Понятно.

Отец медленно поднялся, бросил зачётку на стол. Уже почти вышел из комнаты, и Кира была готова облегченно выдохнуть, но в последний момент отец остановился, развернулся и с размаху сгрёб всё с комода на пол. Полетели рамки, вазочки, статуэтки с героями аниме. Со звоном разбился стеклянный шар, блестящая вода залила всё вокруг. Кира подпрыгнула от неожиданности, закрыла рот рукой, но не произнесла ни звука.

— Я работаю! — закричал отец, лицо его раскраснелось ещё больше. — Кормлю тебя, кобылу! Покупаю тебе чёртовы шмотки и всё это барахло! А от тебя что требуется? Убрать по дому десять минут и учиться!

“Десять минут? Десять минут?!” — кричала Кира про себя, а сама стояла, прижав руку к губам, и слезы текли по её лицу.

— А ты даже этого не можешь, коза тупая! — продолжал отец. С его губ летела слюна, а белки налились красным. — Сколько я буду тебя содержать? До свадьбы? Хотя какая свадьба, кому ты нужна такая, тупая и толстая?!

Отец оказался совсем близко, навис над ней, огромный, горячий и злой, и кричал так, что голос начал хрипеть. От него пахло алкоголем, дымом и потом. В какой-то момент он распалился так, что занёс руку со сжатым кулаком. И тогда вместо страха Кира почувствовала ярость, что зародилась в груди и начала разрастаться, как огненный шар. Слёзы высохли, остались только мокрыми дорожками на щеках. И когда Кира заговорила, голос её был предельно холодным, спокойным и чистым:

— Только попробуй, и я посажу тебя.

Отец замер с занесённой рукой, и в глазах отражалась внутренняя борьба. С видимым усилием он опустил руку и выдавил сквозь зубы:

— Не получится. Такой статьи больше нет.

— Хочешь проверить?

Он не ответил. Смотрел в глаза дочери, будто проверяя, насколько хватит её душевных сил, а потом выплюнул:

— Содержи себя сама. Больше ни копейки не дам.

“А ты убирай сам за собой!” — хотела крикнуть ему вслед Кира, но неимоверным усилием сдержалась. Отец вышел, хлопнув дверью. Она медленно, на дрожащих от ярости ногах подошла и тихонько повернула защелку. После этого что-то внутри сломалось, плотину прорвало, и Кира кинулась к окну, наступая на разбросанные вещи. Высунувшись из окна по пояс, прямо в прохладную темноту, она заорала, что было мочи, а потом крик перешёл в рыдание. Теплый летний дождь стучал по крыше, отливам и её разноцветной голове, а Кира всё плакала, плакала и не могла остановиться.