Категории
Самые читаемые
RUSBOOK.SU » Научные и научно-популярные книги » Психология » Юнгианский анализ волшебных сказок. Сказание и иносказание - Ханс Дикманн

Юнгианский анализ волшебных сказок. Сказание и иносказание - Ханс Дикманн

Читать онлайн Юнгианский анализ волшебных сказок. Сказание и иносказание - Ханс Дикманн

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 53
Перейти на страницу:

С психологической точки зрения, эту способность магического персонажа к превращениям, а также его трудно-доступность и непостижимость можно успешно сравнить с тем же свойством внутренних содержаний бессознательного, которые, всплывая в поле сознания, оказываются в его свете столь же изменчивыми и неуловимыми. Психоаналитический процесс как раз и пытается удержать эти периферийные и ускользающие содержания и включить их в сознание. В сновидении этому соответствует происходящее в конце его овладение грифом и помещение его в кухонный горшок, где он может стать «съедобным». «Съедобный» в данном случае означает, что созревшие в бессознательном комплексе силы и идеи могут быть сознательно восприняты Я (эго) пациентки. Это, собственно, и является задачей анализа; таким образом завершение сновидения открывает возможности для начала нового периода.

За недостатком места мы вынуждены ограничиться этими немногими примерами появления сказочных мотивов в сновидениях современного человека. Подобный ряд можно продолжать до бесконечности, так как едва ли найдется психотерапевтическая практика, в которой при изучении сновидений не встречались бы более или менее часто мифические или сказочные мотивы. Мы видим, как творческая фантазия бессознательного обычно комбинирует мотивы и сюжеты известных нам сказок таким образом, чтобы они в каждом конкретном случае соответствовали проблематике пациента. Таким образом бессознательное компонует собственные индивидуальные сказки. Для психотерапевта представляет большую ценность знакомство с многообразием подобных архетипических мотивов и символов, так как это ведет к более глубокому пониманию специфики языка бессознательного. Без этого знания легко пройти мимо таких символов и, увидев во сне сказку, совсем не узнать ее. И тогда, отбросив эту ценнейшую часть древнего знания, такой психотерапевт уподобляется простофиле во время его первого пребывания в замка Грааля, когда тот теряет сокровище, потому что он забыл задать вопрос.

Появление подобных пестрых, красочных образов, полных жизни и скрытого смысла, является глубочайшим переживанием и для современного человека, ориентированного в основном рационально. Торговец, чьи мысли и представления заполнены цифрами, контрактами, поставками товаров и тому подобным, который страдает от постоянного ощущения гнетущей пустоты своей жизни, вновь оживает, когда во сне пытается переплыть реку, где его подстерегает страшный гиппопотам, который угрожает его сожрать. Когда он совсем в отчаянии, к нему по воде приближаются два меча, и с помощью одного из них, восточной кривой сабли, он может защититься от чудовища. Таким образом во сне он переживает древний мотив битвы с драконом, содержащийся в бесчисленных мифах и сказках; наградой за победу над драконом обычно бывает дева или сокровище. Если даже ему еще ни разу не удалось во сне убить чудовище и переплыть реку и ему остается довольствоваться спасением от дракона, то все же он понимает, что в нем самом содержится нечто более значительное, чем его фирма. Образ возвращает ему частицу веры в иные возможности своей души, благодаря которым его существование может стать живым и ярким. Принцесса и сокровище в качестве награды за победу в битве с драконом как в сказке, так и во внутреннем душевном пространстве, символизируют открытие новой области переживаний и полноты бытия. Обращаясь к своему личному опыту и к опыту пациентов, можно видеть, сколько существует возможностей обогатить собственное существование и получить новые радости в жизненной борьбе.

ЛЮБИМАЯ СКАЗКА ИЗ ДЕТСТВА

Помимо сновидений, включающих в себя сказочные мотивы, сказки и непосредственно также могут обнаружить глубокие связи с судьбой, внутренним миром, переживаниями, поступками, болезнями и слабостями, а также с достоинствами и сильными сторонами человека. Часто именно такую роль играет сказка или сказочная история, очаровавшая человека в детстве, особенно любимая им или пугавшая его в то время. Позднее она была забыта или вытеснена и тем самым погружена в бессознательное, где, однако, продолжала обладать значительной энергией, о чем взрослый человек мог и не подозревать.

Около двадцати пяти лет назад при анализе одной из своих пациенток я впервые натолкнулся на подобную сказку, почти случайно всплывшую на поверхность сознания. При анализе одного несколько странного и необычного сновидения она по ассоциации вспомнила начало сказки, которой она была в детстве очарована настолько, что разыгрывала ее вместе с подругами. Сейчас она едва могла вспомнить содержание сказки, а также не знала, к какому именно эпизоду сказки относится мотив сновидения, но, во всяком случае, существовало некоторое сходство образов сновидения с образами, которые ее фантазия сплетала вокруг этой сказки. Так как в качестве аналитика я привык придавать серьезное значение всплывающим мифологическим образам, я перечитал эту сказку, которую сам плохо помнил, и был ошеломлен множеством сразу бросившихся мне в глаза параллелей с судьбой и жизненными обстоятельствами пациентки, даже с симптомами ее болезни.

Чем больше я впоследствии думал об этой пациентке и ее сказке, тем отчетливее, убедительнее и многочисленнее становились эти параллели, так что в известном смысле можно было сказать, что молодая женщина жила не своей жизнью, а жизнью героини этой сказки. Тем временем перечитала сказку и пациентка, натолкнулась на подобные параллели, частично совпадающие с замеченными мною, частично дополняющие их, и испытала сильное потрясение. В дальнейшем сказка часто играла значительную роль в ходе анализа, порой уходила в тень при обращении к конкретным личным проблемам, но затем снова выступала на первый план либо по инициативе самой пациентки, либо при моих толкованиях и таким образом существенно влияла на ход всего аналитического процесса.

Данный случай заставил меня обратить внимание на тот же феномен у другой пациентки, и вскоре я смог убедиться, что речь идет не о единичном или редком явлении, но о том, что большинство моих многочисленных последующих пациентов сообщали сами или могли отыскать по моей просьбе одну или две такие сказки, а также о том, что у всех этих пациентов подобные параллели сказочных мотивов с их психической динамикой обнаруживались с большей или меньшей отчетливостью. Конечно, роль, которую такая сказка играла в ходе анализа, была различной. У одного она только ненадолго всплывала на поверхность, параллели фиксировались скорее мною, чем самим пациентом, у других, как в первом случае, на определенной стадии анализа сказка оказывалась в центре внимания. Между этими двумя крайностями был полный спектр всевозможных оттенков. Важно отметить, что с тех пор я взял за обыкновение в подходящий момент аналитического процесса, используя определенную методику, обращаться к такого рода сказке, которая в детстве у пациента была особенно любимой или пугающей.

Как легко может убедиться каждый, нельзя сказать, что любимая сказка всегда ясно осознавалась в качестве таковой. Если у большинства людей прямо, без аналитической подготовки, спросить: «Какая, собственно, сказка была у вас в детстве любимой?», то только незначительная часть сможет дать на это уверенный ответ. Чаще эти истории находятся глубоко в бессознательном, и, исходя из этого, можно поставить вопрос: с помощью какой методики они могут вновь вернуться в сознание? Следующий методический вопрос таков: каким образом можно использовать такую сказку в терапевтических целях, чтобы способствовать процессу выздоровления и индивидуации. Я полагаю, что такие сказки относительно самостоятельно и изолированно могут быть встроены в общую методику аналитической психологии. У некоторых пациентов они могут также подтверждаться документально, чему есть многочисленные примеры. Например, уже упоминавшаяся пациентка располагала своими детскими заметками (сделанными в возрасте 8-10 лет) об играх на тему ее сказки. Другие пациенты имели в своем распоряжении истории, которые они, будучи детьми, сочиняли о сказочных персонажах или в которых отчетливо выражались мотивы их любимых сказок, иногда это были самостоятельно устраиваемые кукольные представления. Третья группа демонстрировала свои детские рисунки на сюжеты определенных сказок, а четвертая старалась получить от знакомых подтверждение правильности своих воспоминаний о том, чем они были очарованы. Конечно, эти группы невелики, примеры такого рода не слишком часты и, соответственно, статистически недостоверны. Однако, уже само их наличие ясно свидетельствует в пользу того, что всплывающая во время анализа взрослого пациента сказка действительно имела для него важное значение в детстве.

Следующим существенным фактором, подтверждающим объективный характер наличия и важности для ребенка любимой детской сказки, являются прямые наблюдения за детьми. Во время многолетней деятельности в качестве детского аналитика и терапевта я имел возможность наблюдать притягательность этих сказок, особенно при анализе детей в возрасте 4—10 лет. Роль, которую сказки играют во время сеансов, будучи включенными в игровую терапию самими детьми, зависит от того, в какой степени терапевт обращает на это внимание или спрашивает у детей о том, какую сказку они больше всего любят или боятся. Здесь обнаруживается тот же феномен интенсивных взаимосвязей между сказкой и психической проблемой ребенка. Наиболее ярким представляется мне случай умственно отсталого девятилетнего мальчика, воспитывавшегося в приюте, у которого наблюдалась тяжелая симптоматика синдрома навязчивых действий, заключавшаяся в том, что, находясь в приюте, в школе или в каком-то другом здании, он пытался голой рукой выдавливать и разбивать оконные стекла. Его любимой сказкой были «Бременские музыканты». Как известно, эта сказка начинается с того, что животные убегают от своих хозяев, так как не хотят быть дармоедами, что можно сравнить с ситуацией приютского ребенка. Своей кульминации сказка достигает в том эпизоде, где животные влезают в освещенное окно разбойничьего дома, через которое попадают в дом, и таким образом, прогнав разбойников, становятся обладателями вкусной еды и собственного жилища. Такие бросающиеся в глаза параллели, которые и без всякой интерпретации очевидны любому дилетанту, случаются, конечно, редко, хотя их можно встретить и у взрослых. Детская аналитическая терапия, как известно, требует продолжительного времени и длится порой, как и терапия взрослых, многие годы. При этом часто можно наблюдать, что дети меняют предпочитаемые ими сказки. Но в большинстве подобных случаев при таком изменении вновь выбирается сказка, в центре которой находится примерно такая же или похожая символика, например, вместо сказки «Мальчик-с-пальчик» берется «Храбрый портняжка», а вместо «Семи гусей» — «Шесть лебедей». Это обстоятельство также указывает на наличие в сказке центрального комплекса, который в своих существенных частях может быть выражен лишь более или менее точно определенной образной символикой. Эти наблюдения подтверждают также всем известную сегодня гипотезу Фрейда о том, что основные структурные элементы психики формируются в первые годы жизни, и в дальнейшем основная психическая проблематика постоянно разыгрывается в рамках этой структуры или этого основного комплекса.

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 53
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Юнгианский анализ волшебных сказок. Сказание и иносказание - Ханс Дикманн торрент бесплатно.
Комментарии
Открыть боковую панель
Комментарии
Сергій
Сергій 25.01.2024 - 17:17
"Убийство миссис Спэнлоу" от Агаты Кристи – это великолепный детектив, который завораживает с первой страницы и держит в напряжении до последнего момента. Кристи, как всегда, мастерски строит