Сказки Освии. Магия в разрезе - Татьяна Бондарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды Василика пришла ко мне злая до предела. Оказалось, к ней подошел заказчик и по глупости и неведению, попросил передать хозяину, то есть мне, что у него есть дело.
– Я хорошо заплачу твоему хозяину, – наивно пообещал он, видя, что Василика синеет от злости. Василика затолкала бедняге в рот его же кошель и пинком отправила в канаву.
– Хозяин! – кричала она на меня. – Ты мой хозяин? Только мужчина мог до такого додуматься! Я всем покажу сейчас, кто из нас хозяин!
Она замахнулась и хотела ударить, но именно тогда ей пришлось узнать, что я лучший маг Аскары. Ее заморозило на два часа, все, что она могла делать – моргать, и очень внимательно слушать, что я ей говорил. Я пообещал, что если она еще раз поднимет на меня руку, то рискует остаться без нее. Когда заморозка спала, Василика ушла, ничего не сказав. Я думал, что на этом наша совместная работа закончится и мы едва ли когда-нибудь еще встретимся, но я ошибся. Василика пришла той же ночью. Растрепанная, красная, с опущенной головой.
– Прости, – выдавила она. Это слово далось ей сложнее, чем годы изнурительных тренировок или чем прыжок в пропасть. Никогда раньше Василика не извинялась.
– Ты единственный мужчина, которого мне не хочется убить, – сказала она. Это было равносильно признанию в любви.
В ту ночь она осталась со мной и никогда больше не уезжала. Иногда мне, конечно, ее убить хочется за упрямство и вредность, но ей меня, я думаю, даже чаще. Я хоть и маг высшей категории, а все равно не подарок.
В комнате Василики что-то упало и со звоном разбилось.
– Вычтешь из моего жалования, – сказал Освальд Рональду, ничуть не расстраиваясь.
В замке разбилась еще пара вещей. Злость Василики не перекрывали даже толстые стены. Освальд не обращал внимания. Рональд с грустью посматривал в сторону звука, а вот Альберт радовался больше, чем кто-либо другой. Он с удовольствием отдыхал от своих обязанностей и проводил время с нами.
Василика бушевала еще полдня, как и предсказывал Освальд. Потом как ни в чем не бывало вышла ко всем в своем обычном расположении духа, то есть злая и самодовольная. Кроме того, она продолжала беззастенчиво кокетничать с моим женихом и вела себя так, будто ничего не произошло. Все тактично сделали вид, что так и было.
Василика действительно оказалась полезной. В тот же день, отрабатывая свое жалование, она провозгласила себя капитаном замковой стражи и взяла под командование тридцать солдат Рональда. Она провела построение, проверку боевой готовности, состояние оружия и отчитала их прежнего командира за халатность и содержание отряда в отвратительном, разболтанном состоянии. Она наняла трех шпионов и отправила их с заданием в город, после чего вернулась в замок повеселевшая и бодрая. Ей нравилось командовать и отчитывать. Возможно, она могла бы стать автором книги, в которой в противовес идеям Гельмута Кривого рассуждала бы о пользе мужчин в домашнем хозяйстве. В ней она бы наверняка отнесла только женщин к категории людей. Причем не всех, а способных дать отпор кому угодно, чтобы исключить из этого списка меня.
Впрочем, для Освальда и Рональда она делала исключение. Василика рычала, как дикая кошка, на всех, кроме них. Своего мужа она слушалась беспрекословно, с Альбертом старалась не говорить вообще. Я для нее была чем-то вроде уборки – противным, но неизбежным.
– Не хотел бы я себе такую жену, – тихо шепнул Альберт брату. – Такая молчать не будет, если я что-нибудь сделаю не так. А я ведь точно сделаю что-нибудь не так!
Зато две следующие ночи дежурство вокруг замка было идеальным. Никто из выставленных на вахту солдат даже не попытался уснуть. Не знаю, что Василика с ними делала, но после того, как она начала ими заправлять, – глаза их погрустнели, плечи ссутулились, а послушание достигло возможного максимума.
Альберт проводил с нами столько времени, сколько мог. Из замка к нему постоянно приходили слуги, посыльные, советники, министры, начальники больниц, академий, градоправители, просители из народа. Они выстраивались в длинную очередь перед куполом, ожидая проверки и разрешения увидеть короля. Их поток не иссякал, и заставлял нервничать Василику и Рональда, но не впускать их было нельзя – Альберт был все-таки королем. Уезжать он отказывался, сославшись на то, что здесь безопаснее. На самом деле он хотел провести время с нами, подурачиться, вспомнить прошлые приключения и просто отдохнуть.
Тогда Василика сама стала у ворот, как хранитель входа в царство мертвых. Она начала лично досматривать всех желающих увидеть короля. Поток просителей резко ослабел, но все равно даже его хватало, чтобы к вечеру Альберт начинал вести себя недостойно и прятаться по углам замка.
Один раз в конце дня я нашла его сидящим в подземном хранилище замка с погашенным светом. Думаю, он выбрал это место еще и потому, что там был потайной ход, по которому можно было сбежать, в случае необходимости. Альберт еще час назад отправил Василике сообщение, что больше сегодня не принимает, но та продолжала впускать людей, припоминая ему свое поражение.
Я вошла в хранилище, чтобы поискать его, и, хоть никого и не увидела, знала наверняка, что Альберт здесь. Наверху по комнатам блуждали в его поисках озадаченные министры, у них не было шансов найти короля. Никто не смог бы предположить, где он сейчас находится.
– Альберт, какое недостойное поведение для правителя нашего славного королевства! – давя смех, сказала я.
Он обиженно высунулся из-за кресла.
– Я тоже живой человек, и мне нужен отдых. Я еще поговорю с Василикой об этом. Ведьма, как только Освальд с ней живет?
Я тоже задавалась этим вопросом. Хотя Освальду, похоже, нравилось. Кто-то любит мороженое, а кто-то жгучий перчик.
– Хорошо, что это ты, а то я уже боялся, что меня и здесь нашли, – Альберт уселся в кресло, у него в руках оказалась бутылка вина.
– Бокалов нет, – пожаловался он, – есть чашка. Одна. Под креслом валялась. – Он открыл бутылку, налил в чайную чашку пару капель и пригубил. – Хочешь? – протянул мне. Вино выглядело мутным и неаппетитным. В нем плавал мусор вперемешку с чаинками и дохлыми мошками. Чашка явно провалялась под креслом несколько лет.
– После тебя, – сказала я, возвращая ему
