Шёпот стрекоз (сборник) - Владимир Янсюкевич

Жена Козлова, некто Рябухина… почему Рябухина? Не захотела мужнину фамилию брать, нарочно девичью оставила. Я, говорит, дочь своего отца, старого холостяка по убеждению, и нечего дурочку валять. Надо быть начеку. Муж он ведь кто? Никто. Чужой мужик. Перелётная птица. Пёрышки распушит, в клювик примет и… аля-улю! Заделается спикером в семейном парламенте, внесёт поправки и спикирует на чужую помойку. И куда мне тогда, обратно к Рябухиной пятиться? Так уж лучше сразу. Без лишней волокиты и разводной бухгалтерии. И не стала дурочку валять, свою фамилию оставила. Ну, оставила и оставила, хуже от этого она не стала. А лучше будто и некуда. Некоторые особи женского рода, как телеведущая Тина Кобчак, от двадцати до сорока в свет выходят, а Рябухина – замуж. Зачем? Чтобы было на кого опереться. Ну, опёрлась и опёрлась, на что могла. Она же не космический мусор, чтобы в одиночку болтаться в безвоздушном пространстве. В глупой молодости, с неделю покрутившись у зеркала, Рябухина в театральный рванула да оступилась. Сказали, выговор не тот, а какой тот, не сказали. Потом с разбегу на Козлова опёрлась, он как раз в соседнем подъезде лежал. Ан в растопырку вышло: опереться на лежачего, как сесть мимо стула – ноги вверх, удар по копчику и сотрясение того, что по несчастливой случайности в голове удержалось. С уцелевшим соображением Рябухина в детсад нагрянула, там у неё выговор был тот, какой нужен. Стала по невинным личикам сопли размазывать, но не процеживала – не разбирала, кто с соплями, кто без. Уволили по заявке благодарных родителей без объяснений и без содержания. После этого у неё детей – ни в одном глазу, зареклась. Затем в торговлю окунулась, и зацепилась, пиратские сокровища животом нащупала. Вот с тех пор с этой фамилией и… торгует. Хотя, если подумать головой, её фамилия в продажном бизнесе на приличный бренд не тянет. Так вот эта Рябухина с утра обожала яичницу с луком. Ей по телевизору втолковали, что яичница организм заряжает лучше всего прочего, что с утра в рот суёшь. Вот она и заряжала. Порой по три захода делала. Сил для трудовых подвигов набиралась. Козлов на подушку давит, а жена его в это время свой природный аккумулятор заряжает – обожает яичницу с луком. И в конце апреля это обожание до полной исчерпаемости в доме дошло. А Козлов на подушку давит и никаким органом не чует реальности.

Вдруг по телику на всю квартиру, включая лоджию и антресоль, свежие криминальные новости обрушились с рекламой «простомола» вперемежку (просто, мол, будь мужчиной!). Даже реклама страшней новостей оказалась, потому что громче и чаще. Очнулся Козлов и внезапно задумался. Сон ему скандальный приснился. Будто он жену свою, урождённую Рябухину, в обменном пункте на новую подушку поменял. И не в том скандал, что поменял, а в том, что не по тому курсу поменял, не стоило шило на мыло выкраивать. Подушка с террористической подкладкой оказалась. Вместо птичьего пуха ежовыми иголками напичкана. А тут из налоговой являются во главе с Митволем в прокурорской фуражке – иголки нумеровать, урон природы подсчитывать… К чему бы это?.. Козлов антиподом прикинулся. Чтобы мысли скандальные вытекли. Не получилось. Вестибулярный аппарат отказал. Чуть шею себе не свернул. Тогда он, рискуя здоровьем, отправился в прямоходящее путешествие в сторону кухни. Бредёт, в глазах песок и миражи из яичницы, а на горбу скандальные мысли бултыхаются. Руками за стенки цепляет, нос вместо компаса – ковыляет по запаху. По дороге приспичило, сделал вынужденный привал в туалете, потом в ванную заглянул – смыть антисанитарные отпечатки. И путешествие на кухню затянулось. А это не всегда выгодно, когда в доме пустыня Гоби. Зато скандальные мысли насухо испарились. С облегчением, как говорится. До кухни Козлов добрался только к обеду, в самое пекло. Аборигенша Рябухина уже забросила сковородку в раковину и стояла у окна в одних носках, то есть, полуголая. Ресницы надстраивала. Козлов шёл к оазису, а пришёл к порожней сковородке в раковине.

«Пока ты на подушку давил, яйцам трандец», – объявила жена, стоя к мужу лицом задней части своей широкой натуры. Козлов хватил слипшейся грудью воздуха и от жажды набухшего аппетита провозгласил экспресс-митинг протеста. «Ко мне припрутся сегодня, Рябухина! А ты все яйца на нет свела! Чем гостю закусывать!» – «Ты, Козлов, на подушку давишь, а я на яйца. Особенно с луком. От них живот молодеет, кожа натягивается». – «Он что у тебя, барабан? – нечаянно сострил Козлов. – Палочкой постучать не надо?» Рябухина с ресниц переключилась на брови и состроила из них сатирические стропила. «Постучи себе по голове. Если дотянешься». Козлов стушевался молниеносно. «Между прочим, кроме яиц ещё хлеб с маслом бывает». Рябухина извернулась аврально и показала лицо задней части своей широкой натуры узкому подоконнику. «Мечтать не вредно! Чтоб хлеб в доме был – требуется барханы ногами вспахать. А маслу ещё на прошлой неделе пришёл кердык. Холодильник умер. И я его выбросила». Козлов краем уха глянул за окно, затем уставился в угол. «Да не холодильник, а масло», – саркастически уточнила Рябухина. Козлов вздыбил лобные мышцы и задался насущным вопросом. «Ты куда собралась?» – «Чо это вдруг в тебе интерес взыграл? Никак выспался! Как всегда, на работу». – «Слышь, я чо-то со сна забыл… ты где работаешь?» Рябухина позеленела в дупель, растопырилась кузнечиком и затрещала крылышками: «Слушай, кто деньги в дом тащит, а?!» От неопровержимости жениного аргумента и факта Козлов мигом приютился за плинтусом и недосягаемо съёжился. «Ну ладно, я так спросил, для разговору». – «Нечего разговоры разговаривать, когда в доме жрать нечего. Я ночами торгую. Пора усвоить». – «А по ночам-то почему?» – «По топчану! Платят больше!» – «По ночам спят», – высказался Козлов с вялым достоинством очевидности. Рябухина в ответ с размаху прищемила Козлову самолюбие. «А ты и днём спишь. И всё забесплатно». Козлов застонал героически. «А когда придёшь?» – «Как всегда». – «Значит, к утру. Яиц притаранишь?» – «Как всегда». – «Значит, опять яйца на мне. Подкинь деньжат. Говорят, яйца подорожали. Обещали, подешевеют, а они, сволочи, подорожали! Лёха доложил. Говорит: стали меньше, а подорожали, как больше». Рябухина бесстыже распяла себя на новом стеклопакете. «Ты их ешь, что ли, деньги-то! Позавчера подкинула». – «Где? Куда?» – «Как всегда». – «А, эти, из морозилки… А почему в морозилку-то?» – «Чтоб ты каждый раз на горячий труп холодильника натыкался». Козлов стал заговаривать Рябухиной её свежевставленные зубы. «А я это… на те зелёные, что в морозилке потели, вчера бензопилу приобрёл и этого… колуна». Рябухина вспыхнула и зашипела автогеном. «За каким..?» Козлов замер с брандспойтом в руках. «А чо, дровами стану торговать, на шашлыки. Сейчас бешеный спрос. А на остальные пивка с корешами залудили. Покупку обмыли. Не возражаешь?..» – «Опомнился! Леса давно кончились! Такие же умники на дрова извели». – «А парк вон за окном на что?.. Лёха грозился бензинчику слить и цепь навострить, а то она тупая в продаже, – Козлов выпрямился оптимистически, звонко потёр нетрудовые мозоли. – Сегодня ночью и начнём… бабки пилить». – «Пилите, Шура, пилите!» – Рябухина, забыв надстроить вторую ресницу, категорически щёлкнула косметичкой. – И кто по наши съеденные яйца припрётся? Заказчик дров?» – «Наоборот. Я со сторожем парка сговорился. В парке – ценные породы. Дубы, там, каштаны… От них, говорит, вечный огонь. И угли три дня не остывают. Можно неприлично заработать, если толкануть. У меня, говорит, и шашлычник ждёт на примете. Правда, не нашей национальности. Только сразу вынести надо». – «Ага, корнями вперёд. Смотри, как бы вам со сторожем не пришлось на одних нарах ночевать». – «Не боись, он не продаст». – «Кто сказал, что не педераст? – «Я сказал, не продаст! Пётр, Роман, Ольга – даст! – «Ольга, может, и даст, только ваш «вечный огонь», твой сторож не продаст, не успеет, а тебя – запросто. Кстати, что за Ольга?». – «Да нет никакой Ольги! Там одни мужики!» – «А говоришь, не педераст». – «Да он мужик в норме, только маленький! Я тебе про дрова рисую!» – «Ты ещё и художник!» – «Он сам сказал, они аморально устарели, им триста лет в понедельник. Скоро новые будут втыкать. Из питомника. Я уже кладовку на первый случай освободил. Пара кубов, мыслю, уложится… Как думаешь?» Рябухина рыгнула протяжно тройной яичницей с луком. «Ты чо, дуболом, в квартире дрова колоть собрался? На ламинате?..» – «А чо! Офис снять дорого». Рябухина включила сирену с мигалкой и выехала на встречную. «Какой, блин, офис, олигарх из-под подушки! Дрова в лесу растут!» Козлов выставил победоносно своё умственное преимущество: «В лесу деревья растут, Рябухина. А дрова из них мы, мужики, изобретаем. Догоняешь?..» Рябухина свернула губы трубочкой из-под детского мороженого, срочно почесала интимное место и прощально щёлкнула дверным замком.