Москва не принимает - Наталья Андреева

И родители изо всех сил стали препятствовать встречам Темы и Наденьки наедине. С одной стороны, Элина закатывала сцены сыну, с другой – Мануков выговаривал дочери.

Людмила была единственной из четверки, кто не знал, что Надя с Темой – брат и сестра. Геннадий никогда не рассказывал ей о первой жене, даже имя ее забыл. И о том, что у него есть ребенок от первого брака, тоже. В его паспорте Тема записан не был, а спустя почти четыре года после своего рождения тот вообще исчез из жизни Геннадия Манукова.

С Людмилой они расписались не сразу, сначала пожили так, проверяя свои чувства. А когда пошли официально оформлять отношения, у обоих уже были паспорта нового образца. Паспорт Геннадия Манукова был девственно чист, он и начал все с чистого листа, когда сошелся с Людочкой Михайловой, которая так никогда и не узнала имени его первой супруги и его сына. Но почему-то именно Людмила особенно рьяно стала препятствовать встречам своей дочери с Темой.

Временами Геннадий просто не узнавал жену. Где та спокойная, уравновешенная женщина, которая вот уже семнадцать лет является его надежным тылом? За все годы совместной жизни – ни одной истерики! А тут словно прорвало!

«Климакс, что ли, начинается? – заволновался Мануков. – Вроде бы рановато». Но жена в одночасье превратилась в психопатку. Так и норовила вцепиться Элине в волосы, кричала на нее, устраивала скандалы. Это было похоже на ревность.

И Мануков стал доискиваться правды, которая, когда он ее узнал, потрясла его до глубины души. С этого момента ему стало понятно: узел, который завязался семнадцать лет назад, можно только разрубить, само это уже не разрулится. Слишком часто все четверо, и он сам, и Людмила, и Элина с Ренатом, повторяют слово «труп»…

Двенадцать тридцать

– Теперь ты понял, сыщик? – спросил Мануков, глядя Алексею в глаза.

– Я в курсе, что Тема – приемный сын Рената Алексеевича, не родной. Но мне и в голову не приходило, что это вы – отец Артема!

– Судьба-злодейка, – пожал плечами Геннадий Михайлович. – Всякое в жизни бывает. Вот, встретились. Нежданно-негаданно, как говорится. Оказалось, костер прогорел, а угли остались. Дунули – и понеслось! Так заполыхало, что не отдых, а одно сплошное мучение. Надеюсь, сегодня все закончится, – он тяжело вздохнул. – Осталось дождаться, когда за нами пришлют самолет. Черт возьми, что за непруха-то такая? Я уже должен к Москве подлетать, а торчу здесь, в этой гребаной Италии, мать ее!

– Спокойно, Геннадий Михайлович. Не материтесь. И не нервничайте. Все ждут.

– Да плевать мне на всех! – Мануков грязно выругался. «Это коньяк, – подумал Алексей. – И чего он так нарезался? Да еще разоткровенничался. Надо бы развить тему».

– Значит, Наденька с Темой – брат и сестра? – спросил он.

– Именно.

– Поэтому вы и мешали им встречаться?

– Как ты догадался? – усмехнулся Мануков.

– А правду нельзя было сказать… – задумчиво протянул Алексей. – Тема ведь не знает тайну своего усыновления. Да и Ренат Алексеевич в этом не заинтересован.

– Сказать по-честному, мне на это наплевать. Ну, узнает парень, что его папаша вовсе не папаша. Это их проблемы, не мои.

– А признайтесь, Геннадий Михайлович, ведь не удержались? Вы Элину ненавидите. А заодно и ее мужа. Небось сказали парню правду, а?

– Если бы я не удержался, то отравили бы меня, – парировал Мануков. – Элька, сука, отомстила бы.

– Вы что, ее боитесь? – удивился Алексей.

– Ты, брат, ее не знаешь. – Мануков неожиданно протрезвел и стал серьезен. – Она ради денег на все пойдет. Из-за нее моя мать умерла. Принципов у Эльки нет никаких. Ей только одного человека на свете жалко – себя. И любит она только себя. А еще она врушка, каких свет не видывал. Ни единому слову ее не верь, понял? Я так и попался. Думал, на модели женюсь, а оказалось, на швее-мотористке, шлюхе без образования и без совести.

– Жена вам сказала, что ее первым мужчиной был Ренат? – в упор спросил Алексей.

– Я сам догадался, – сморщился Мануков, словно от кислого. – Я же не слепой. Видел их вместе. Стала бы моя Людка с первым попавшимся мужиком роман крутить! Она мне ни разу не изменяла, я знаю. И не изменила бы. Я сразу понял, что они давние знакомые.

– То есть вы знали, что они дважды тайно встречались в баре?

– Что Люська тайком на свидания к своему татарину бегала? Знал. Я их как-то застал. Только я, сыщик, и себе цену знаю. И уверен, что ничего меж ними не было. Прошлое не в счет, – он передернулся весь. – Но сейчас – не было. Сам посуди, где им было трахнуться?

Алексей невольно поморщился: как грубо! А Мануков потянулся к коньяку:

– Будешь?

– Спасибо, нет, – твердо сказал Леонидов.

– Ну, как знаешь. Честно скажу: поначалу я заволновался. – Геннадий Михайлович махнул чуть ли не полстакана коньяка и взял с тарелки бутерброд с пармской ветчиной. – Но потом рассудил здраво. Второй раз я так не лоханусь. Дочь в случае развода будет жить со мной, потому что я – пострадавшая сторона. Расписались мы с Люськой, когда квартира уже была в моей собственности. Я не дурак, подстраховался. Людмила там прописана, это правда. Но при разводе она не получит ни метра. Потому что она не собственница. Я уже не прежний Генка Мануков, наивный мальчик. У него, конечно, полно бабла, у этого татарина. Но я его прижму. А с другой стороны его прижмет Элька. А она – настоящая акула, уж я-то ее хватку знаю! Разденет его до нитки, ежели он задумает с ней разводиться. Конечно, с милым рай и в шалаше, но Людмила уже привыкла к хорошему. И еще она безумно любит… любила, – тут же поправился Мануков, – свою дочку. Да и старые они оба для любовного романа.

– Почему старые? – удивился Алексей. – Ренату Алексеевичу сорок, насколько я знаю, а ваша жена была еще моложе.

– Хочешь сказать, кризис среднего возраста? Седина в бороду, бес в ребро? А вот я в это не верю! Все осталось бы, как есть. Перебесились бы и разбежались. Москва – она как болото. Затягивает, сковывает по рукам и ногам, так что можешь думать только о делах, ну еще об отдыхе от этих дел. И ни о чем другом. Усталый человек не способен думать о любви. У нас, москвичей, давно уже не любовь, а привычка. Удобное взаимовыгодное сосуществование. А нам с Людой вместе было удобно. И им удобно. Эльке с этим татарином.

– Тогда почему же ваша жена умерла?

– А может, супчику несвежего поела? Эту мысль ты не допускаешь? И потом, мы с тобой еще в отеле договорились: я никого наказывать не собираюсь.

– Странно… Вы не похожи на человека, который прощает обиды.

– Похож, не похож… Эх! – Мануков щедро плеснул себе коньяку. – Тоску-печаль развеять. Завтра начнется новая жизнь.

– Кончали бы вы пить, Геннадий Михайлович. По-моему, это уже перебор.

– А что еще здесь делать? За жизнь мы с тобой поговорили. Теперь только пить.

И тут Алексей увидел, что рядом с их столиком маячит Тема. И давно делает какие-то знаки. Леонидов понял, что ему.

– Там ваш сын, – тихо сказал он Манукову.

– У меня нет сына, – резко ответил тот. – И не лезь в это дело, понял?

Алексей встал. Все-таки неприятный он человек, Мануков. Не сказать, что полная сволочь. Но общение с Геннадием Михайловичем кого хочешь утомит.

– Я отойду. Извините, – сказал он.

– Валяй, – усмехнулся Мануков. И вальяжно развалился на стуле.

Увидев, что Геннадий Михайлович остался один, к нему направилась делегация от соседнего столика в лице двух женщин.

– Вы все знаете. Ну как там наш самолет? Не вылетел еще? – спросила та, что постарше, явно заискивая.

– Вопрос решается, – важно ответил Мануков. Дальше Алексей не слышал.

Артем Катыков благоразумно не приближался к столику, за которым сидел его биологический отец. То есть Тема не знал, что Мануков его отец, но знал, что он – его враг, который запрещает видеться с Наденькой.

«Как все запуталось!» – в очередной раз подумал Алексей, направляясь к взволнованному парню.

– Что случилось, Тема? – спросил он.

– Алексей Алексеевич, извините, что я вас беспокою. Надя заперлась в женском туалете. Я не могу туда войти. А она там уже давно!

– Давно – это сколько?

– Ну, с полчаса.

– И все эти полчаса ты простоял под дверью?

– Я хотел маму позвать. Но вы ж сами знаете, – отвел глаза Тема.

– Твоя мать ситуацию только усугубит.

– Ваша жена не могла бы нам помочь?

– Зайти в женский туалет и попытаться вытащить оттуда Надю? Конечно, могла бы! Идем!

«Где этот хренов знаток подростковой психологии? – раздраженно думал Леонидов, мечась по терминалу в поисках Саши. – Добивается аудиенции в ООН?» И тут вдруг услышал ее звонкий голос:

– …Но ведь самолет еще не вылетел из Москвы! То есть как это, позвоните нам, когда пройдет четыре часа? А что изменится? Уже понятно, что и через четыре часа мы по-прежнему будем находиться здесь, в аэропорту. И нам положена бесплатная гостиница. Пока рано об этом говорить? А потом будет поздно!