О знаменитых иноземных полководцах - Корнелий Непот.

7. Итак, он собрал войска и приготовился воевать с Антигоном. А поскольку при нем было много знатных македонян — в том числе Певкест, бывший телохранитель Александра, управлявший теперь Персидой, и Антиген, командир македонской фаланги, то он побоялся (и опасения его оправдались), будучи иноземцем, взять на себя главное командование в ущерб другим македонянам, которые толпились вокруг него. Итак, от имени Александра он поставил посреди лагеря палатку, приказал поместить в ней золотой трон, скипетр и диадему и велел всем ежедневно там собираться и держать совет о важнейших делах; ему казалось, что будет меньше зависти, если он станет вести войну будто бы от имени Александра и как бы его властью. Так он и сделал. И поскольку сходились и совещались не в палатке Эвмена, а в царском шатре, было не слишком заметно, что все дела вершатся по его воле.

8. В Паретакене он столкнулся с Антигоном — не в бою, а во время похода — и, причинив ему ущерб, заставил его отойти на зиму в Мидию. Сам же разместил свои войска на зимнюю стоянку в ближайшей области Персиды — не по собственной воле, а подчиняясь желанию солдат. Ибо та знаменитая фаланга Александра Великого, которая прошла всю Азию и победила персов, привыкнув и к славе и к своеволию, не желала подчиняться вождям, но стремилась командовать ими, как сейчас делают наши ветераны. И есть опасение, как бы наши воины не натворили того, что совершили тогда македоняне, которые со свойственной им распущенностью и своеволием сокрушали всех подряд — союзников не меньше, чем врагов. Если кто-нибудь прочтет о похождениях тех ветеранов, то поймет, как они похожи на наших, усмотрев разницу только во времени жизни. Но возвратимся к македонянам. Заняв зимние квартиры не по военному расчету, а ради роскошного времяпрепровождения, они широко распылили свои силы. Проведав об этом, Антигон, понимавший, что уступает противнику, когда тот настороже, решил прибегнуть к неожиданной хитрости. Были две дороги, по которым он мог добраться из своего зимнего лагеря в Мидии до зимних стоянок неприятеля. Более короткая проходила по пустынным местам, где никто не жил из-за нехватки воды; занимала она всего около десяти дней. Та же дорога, которой все пользовались, образовывала вдвое длиннейший крюк, но была многолюдна и изобиловала припасами. Антигон понимал, что если он двинется по второму пути, то весть о его приближении дойдет до врагов раньше, чем он пройдет треть расстояния; одолев же глухие места, надеялся уничтожить противника врасплох. Для выполнения этого плана он приказал заготовить как можно больше мехов и бурдюков, а также фуража и вареной пищи на десять дней, дабы разводить на стоянках как можно меньше огня. Цель пути была ото всех скрыта. Приготовившись таким образом, Антигон выступил в поход по избранной дороге.

9. Он прошел почти половину пути, когда дым его лагеря возбудил подозрение, и Эвмену донесли о приближении врага. Собрались полководцы и встал вопрос: что делать? Все понимали, что Антигон, очевидно, окажется на месте раньше, чем удастся стянуть собственные силы. В то время, как прочие командиры колебались и во всем отчаивались, Эвмен заявил, что если они захотят проявить расторопность и согласятся исполнять приказания, которым не подчинялись раньше, то он найдет выход из положения: поскольку неприятель может одолеть путь за пять дней, он сделает так, чтобы тот задержался вдали по крайней мере еще на такой же срок; командиры же пусть разойдутся и пусть каждый соберет своих людей. Чтобы задержать нападение Антигона, Эвмен придумал следующий план: он отправил несколько человек к дальним горам, стоявшим на пути неприятеля, и приказал, чтобы в первую ночную стражу они развели как можно больше самых ярких костров, во вторую — уменьшили огонь, а в третью — притушили его; подражая лагерным порядкам, они должны были внушить врагам подозрение, что в тех местах разбит воинский стан и что противник извещен об их приближении; то же самое предстояло им проделать и на следующую ночь. Люди, получившие это поручение, исполнили его весьма старательно. Едва наступил вечер, Антигон увидел огни и поверил, что, извещенные о его приходе, враги стянули туда свои войска. Тогда он переменил намерение и, поскольку не удалось атаковать внезапно, свернул с пути и двинулся по более извилистой, длинной и оживленной дороге; там он задержался на один день, чтобы дать отдых воинам и подкрепить скот, а потом, со свежими силами, вступить в бой.

Так Эвмен перехитрил коварного полководца, запутав его стремительный ход. Впрочем, это не принесло ему удачи: выйдя из боя победителем, он был выдан Антигону из-за ревности бывших при нем полководцев и вследствие измены македонских ветеранов[200], хотя раньше, в разное время, войско трижды клялось защищать и никогда не покидать его. Такую уж зависть питали некоторые люди к его доблести, что ради гибели его готовы были поступиться своей честью. Антигон же, злейший враг Эвмена, пощадил бы его, будь на то согласие друзей, так как понимал, что Эвмен мог бы стать лучшим его помощником в тех испытаниях, которые теперь явно угрожали всем. Ибо наступали уже Селевк, Лизимах и Птолемей[201], обладавшие мощными ратями, с которыми Антигону предстояло бороться за верховную власть. Но не потерпели этого люди из окружения Антигона, понимавшие, что если Эвмен будет принят в их ряды, то все они окажутся по сравнению с ним ничтожествами. А сам Антигон был так зол на него, что смягчить его могла только твердая надежда на великие совместные предприятия.

11. Итак, он отдал Эвмена под стражу, а когда начальник тюрьмы спросил, как содержать пленника, ответил: «как свирепейшего льва или бешеного слона», — поскольку сам еще не решил, сохранить узнику жизнь или нет. Самые разные люди навещали Эвмена — и ненавистники, желавшие усладить свой взор его бедой, и старые друзья, хотевшие поговорить с ним и утешить его; были еще многие люди, стремившиеся поглядеть, каков собой тот человек, которого они так долго и так сильно боялись, чье несчастье сулило им надежду на победу. А Эвмен, просидев в заключении некоторое время, сказал Ономарху, главному темничному стражу: он мол, удивляется, почему его уже третий день держат взаперти; неприлично благоразумному Антигону так издеваться над побежденным — пусть бы приказал либо казнить, либо отпустить его на волю. Ономарху речь эта показалась чересчур заносчивой, и он ответил: «Если ты такой храбрый, что же не сложил ты голову в бою, вместо того, чтобы попасть в руки неприятеля?» А Эвмен ему в ответ: «О, если бы так! Но не могло этого случиться, потому что никогда не сталкивался я с тем, кто был бы сильнее меня. Всякий, кто скрещивал со мною оружие терпел поражение. Не доблесть противника, но измена друзей одолела меня». И он говорил правду… Обладая благородной приятной внешностью, он был весьма силен и способен к телесным трудам, хотя сложение имел не столько могучее, сколько изящное.

12. Не решаясь определить участь Эвмена самолично, Антигон вынес дело на совет. Сначала все пришли в замешательство, изумляясь, что не понес еще наказания тот, кто в течение многих лет чинил им такое зло, что часто они оказывались на краю гибели, кто погубил величайших полководцев, в ком одном таится такая опасность, что не могут они жить спокойно, пока он дышит, после же его казни освободятся от всех забот. Затем они вопрошали Антигона, кто будет его другом, если Эвмен получит помилование? — Лично они не станут ему служить вместе с Эвменом. Антигон принял к сведению мнение совета, но оставил себе еще семь дней сроку на размышление. А потом, опасаясь, как бы вдруг не взбунтовалась армия, приказал никого к нему не пускать и велел лишить его ежедневного пропитания. При этом он уверял, что не учинит насилия над тем, кто был его другом. Эвмен страдал от голода не более трех дней. Когда войско снималось с лагеря, тюремщики задушили его, не спросясь Антигона.

13. Так сорока пяти лет от роду окончил свою жизнь Эвмен[202], который с двадцатилетнего, как я говорил, возраста в течение семи лет был помощником Филиппа, тринадцать лет исполнял ту же службу при Александре, начальствовал в те годы над одной из всаднических ал, а после смерти Александра стал военачальником и, командуя войском, разбил или уничтожил знаменитейших полководцев; одолела его не доблесть Антигона, а измена македонян. Легко можно понять, как уважали его те вожди, которые после Александра Великого стали называться царями, если при жизни Эвмена все они именовались не царями, а наместниками, а сразу же после его гибели приняли царский убор и титул, отказались исполнить прежнее свое обещание сберечь державу для детей Александра и, устранив единственного защитника, открыто обнаружили свои намерения[203]. Зачинщиками этого бесчестия были Антигон, Птолемей, Селевк, Лизимах и Кассандр. Что касается Антигона, то он отдал тело Эвмена его близкими для похорон. Те, воздав ему торжественные воинские почести, предали его погребению в присутствии целого войска, а прах позаботились отправить в Каппадокию матери, жене и детям.