На берегах Горыни и Случи - Николай Струтинский

Побледневший отец заметался по полянке. Настроение у всех испортилось. Как же теперь? Мучали догадки: что сделают с мамой, с детьми? Неужели их, — даже страшно подумать, — расстреляют?

— Рано панику подымать, — упрекнул нас отец, — о жизни думать надо. Вон, видите, среди поля островок? — указал он рукой на молодой кустарник среди вспаханного поля. — Там небольшая впадина, если доберёмся туда незамеченными, считайте — мы вне опасности, и тогда освободим наших.

И вот мы на зелёном островке.

— Видите, — радовался отец, — жить нам суждено!

До поздней ночи каратели прочёсывали лесные кварталы. До нас доносились выстрелы, разрывы гранат. И всё это делалось впустую, для острастки.

Не обнаружив нашу группу, обозлённые гитлеровцы учинили допрос матери.

— Где твой муж? — кричал полковник.

— Ушёл на заработки.

— Когда?

— Месяц назад.

— Когда вернётся домой?

— Скоро, сама жду не дождусь…

— Ты в этом уверена, что скоро вернётся?

— Надеюсь!…

Фашист нервничал, у него заиграли желваки. Но он старался владеть собой: что, если женщина говорит правду?

— А где старшие сыновья?

— Один ушёл вместе с мужем, — тихо ответила мать, — а двое схвачены вашими властями и…

— И что?

— Расстреляны… — всхлипнула мать.

— Сказки плетёшь, старуха!

— Клянусь, их нет в живых!

— Не хитри! Советую тебе передать сыновьям и мужу — пусть немедленно возвращаются домой, их никто не тронет. Слышишь? Если же сами найдём, тогда пусть не ждут пощады!

— Спасибо, господин офицер, за добрые слова.

Полковник поднялся со стула, закурил сигарету.

— Если поступишь, как я советую, всю жизнь будешь благодарна мне. Ясно?

— Как же, ясно…

— Иди домой!

Расчёт фашиста был прост: временно отпустить женщину, а когда к ней явится муж и старшие сыновья, схватить их.

— Благодарю вас, добрый офицер! — притворялась мать. — Вы угадали: муж боится и, как я теперь вижу, напрасно. Не сегодня-завтра приду к вам вместе с ним, он ни в чём не виновен, сами в этом убедитесь.

— Вот так бы давно!

Марфу Ильиничну и Катю отпустили.

В сарае гестаповцы допрашивали Володю. Ему приказали раздеться; били плётками, но он не проронил ни слова. Только изредка его тело вздрагивало от боли.

— Одевайся, мерзавец! — приказал фашист. — Сейчас мы с тобой покончим!

Володю поставили в угол сарая, лицом к стенке.

— В последний раз спрашиваю: где отец и братья? Говори!

Володя молчал. Раздался выстрел. Пуля впилась в стенку над головой мальчика. Володя оцепенел от страха… Снова выстрел. Опять мимо.

— Говори, гадёныш! — шипел гитлеровец. — Где они? Мальчика повернули лицом к истязателям.

В этот момент в сарай заглянул полковник.

— Иди сюда! — позвал он Володю. Володя подошёл к гитлеровцу.

— Марш домой. Ну! Раз-два! Шнель!

Ночью пришёл Зигмунд Гальчук. Он сказал Марфе Ильиничне, что Вася прячется у него. Все остальные тоже в безопасности.

— Зигмунд, — попросила мать, — возьми с собой Володю. Он рослый мальчик, немцы могут его схватить. Я боюсь за него.

— Хорошо, -согласился Гальчук.

Зигмунда и Володю встретили Ростислав и Жорж. Не сразу пожаловался Володя на истязателей. Он подражал нам, старшим.

— Ну, орлёнок, досталось на орехи? — подтрунивали мы над братишкой.

— Подрасту — дам сдачи, — насупился Володя.

— А сейчас не хочешь?

— Хочу, да нечем. И мама очень волнуется.

— Что же они от тебя хотели?

— Все равно по-ихнемуне вышло. Не выдал вас.

— Били?

— Даже стреляли.

— В тебя?

— Конечно. Только не попали, два раза смазали.

Володя храбрился, но в его глазах стоял испуг. А наши сердца клокотали гневом. На малыше хотели отыграться, негодяи!

Отец погладил Володю по русой головке.

— Терпи, сыночек, им за все воздастся! А ты стрелять в фашистов не боишься?

— Не боюсь.

— Ну, тогда дам тебе оружие.

И Володе вручили винтовку. Он стал партизаном.

Зигмунд успел предупредить Марфу Ильиничну, чтобы она немедленно укрылась у его знакомых в селе Городище. Едва рассвело, мать отправила туда Катю и Славика, а затем и сама незаметно покинула село. А в полдень гитлеровцы ворвались в наш опустевший дом.

Взбешённые неудачей, каратели схватили пятерых первых попавшихся жителей села. От них добивались, где скрываются Струтинские. Братья Юхим и Нестор Кирушки, Тадзик Багинский и двое стариков и в самом деле ничего не знали о внезапном исчезновении матери с детьми. Фашисты издевались над своими жертвами и, ничего не добившись, расстреляли их.

От Гортата мы узнали, что в наших краях орудовали головорезы генерала Шене. Фашистский предводитель бросил против партизан целый полк! Но и это не помогло. Наша группа крепла, расширяла зону своих действий.

В КРУГУ ДРУЗЕЙ

Мать и троих младших детей необходимо было укрыть в надёжном месте. Мы понимали: если их схватят, то не пощадят, и решили— Марфу Ильиничну и Катю отправить к родственникам в Луцк, а Васю и Славика временно пристроить у Марии Степановны Мамонец, проживавшей в селе Леоновке. В Леоновку я пошёл с Ростиславом. Узнав о цели нашего прихода, Мария Степановна задумалась. Все сидели молча в ожидании, что она скажет. Честно говоря, если бы я получил отрицательный ответ, то не удивился бы: за укрытие ребёнка партизан гитлеровцы расстреливали всю семью «виновного».

Но, зная отзывчивый характер этой женщины, я не сомневался, что она подаст руку помощи, не считаясь с собственной судьбой.

Мария Степановна вздохнула:

— Брату отказать не могу. Я согласна! А вы, дети, что скажете? — посмотрела на сына и дочку.

— Мы, мама, знали, что ты не откажешь, — отвечали наперебой Николай и Ядзя.

— Сделаем все и сохраним малышей. Привезти их надо так, чтобы никто не видел, -подчеркнула Мария Степановна. — К вечеру Виктор приедет за ними. Передайте отцу — буду беречь их как родных!

Вскоре после того, как мать покинула село, в опустевший дом явился Ваня Пихур. С ним; были ещё трое. Связной Зигмунд Гальчук, заранее предупреждённый о возможном появлении Пихура, помог ему найти нас.

Пихур пришёл без оружия.

— Зато я не один, — как бы оправдывался он. — Людей привёл хороших.

— Где же они?

— Недалеко отсюда, в ельнике. Без вашего согласия не посмел их сюда привести.

— Правильно, Ваня! — одобрили предосторожность Пихура. — А кто они?

— Из военнопленных. Сами пытались связаться с партизанами, но не удалось. Ребята боевые, серьёзные.

— Ну что ж, верим тебе, Ваня. Приведи, потолкуем с ними.

Пихур направился к ельнику. Но отец окликнул его.

— Подожди. Ты выполняешь боевое поручение, а раз так, то должен быть наготове, — отец обвёл нас глазами. — Как, дети, доверим винтовку товарищу Пихуру?

— Доверим! — дружно раздалось в ответ.

— Тогда, Ваня, получай винтовку с боеприпасами, будь достойным защитником Родины!

Пихур по-военному вытянулся и, принимая оружие, взволнованным голосом произнёс:

— Друзья мои, товарищи… Я клянусь, буду с вами смело сражаться против врага. Если потребуется — отдам жизнь, но оружие из рук не выпущу. Спасибо за доверие!

Пихур поцеловал винтовку пересохшими губами, закинул её за плечо и вместе со мной пошёл к новичкам.

Пробираясь сквозь заросли, он восторгался возросшей огневой мощью нашей группы.

— Когда я был у вас первый раз, не видел и намёка на что-то огнестрельное. Скрывали от меня?

— Не обижайся, друг, конспирация — прежде всего. Тебя тогда мало знали и не рискнули довериться.

— А новичков чем вооружим?

— Найдётся.

Мой спутник улыбнулся и спросил:

— Действуете сами по себе?

— Нам народ помогает.

— Я имею в виду другое: удалось ли вам связаться с Большой Землёй?

— Пока не удалось.

— Вот если бы достать рацию…

У ельника Ваня остановил меня и показал рукой в сторону: там паслись две дикие козочки. Я вскинул десятизарядку и выстрелил. Одна козочка упала на передние ноги и забилась о землю, а вторая стремглав понеслась в чащу. Оказалось, пуля прошила передние лопатки животному.

— Вот и свежее мясо добыли! — обрадовался Пихур.

— Сперва пойдём к товарищам, а козочка никуда не денется.

Трое мужчин встретили нас у ельника.

— Командир партизанской группы Николай Струтинский, — представился я.

Первым протянул мне руку Николай Киселев, коренастый парень с правильными чертами лица и приветливыми серыми глазами. Я невольно подумал: «Такой не подведёт».

— Служил в Дунайской флотилии, затем в Днепровской, старшина второй статьи, — доложил он. — Получил ранение под Киевом, там и пленили…

Владимир Леонтьев ростом был выше Киселева, отличался богатырским телосложением. В Красной Армии служил старшим сержантом артиллерии.

— Бежал из ровенского лагеря военнопленных, хочу снова стать в боевые ряды, — отчеканил Леонтьев.