Бегство г-на Монда - Жорж Сименон

– Ты уже уходишь? Он не ответил.

– Да, правда, у тебя же работа. Я даже не решаюсь спросить, чем ты занимаешься.

– Не важно. Официант!

– Слушаю.

– Счет.

– Ты спешишь?

Он спешил. Начинал раздражаться. Чувствовал, что сейчас или вспылит, или растрогается. Ему надо было остаться одному, а главное, не видеть перед собой Терезу с ее невинными глазами и морщинистой шеей.

– Найди себе комнату и отдохни.

– Хорошо.

– Когда тебе в полицию?

– Только завтра утром. Там ждут родственников.

– Знаю.

Он встал, думая, что она еще посидит на террасе, допьет кофе. За это время он успел бы далеко уйти. Так было бы проще. Но она поднялась и выжидающе стояла рядом с ним.

– Тебе в какую сторону?

– Туда.

К площади Массены. К своей гостинице. Непонятно почему, Монд не хотел, чтобы она знала, где он живет.

Она снова тащилась у него на буксире. Он шел быстро. В конце концов она поняла, что ей не надо навязываться, и, как бегун, который сходит с дистанции, замедлила шаг, успев шепнуть:

– Иди! Я тебя отпускаю. Прости меня.

По неопытности – он не знал, как себя вести в подобных случаях, – он с ней не простился. Когда он уходил под солнцем, в висках у него стучало. Он понимал, что поступает жестоко.

– Прости меня.

На этот раз он был уверен: она не намекает на прошлое. Ни на что, в чем он мог бы ее упрекнуть. Она говорила о настоящем, об их неудавшемся свидании, о своем неумении вести себя так, как ему хотелось.

Он выжидал, пока окажется достаточно далеко, и лишь тогда обернулся. Она сделала всего несколько шагов и для приличия остановилась у магазина кожаной галантереи.

Проходившие мимо люди ничего не подозревали. Для них она была самой обычной женщиной, а он – одним из многих мужчин, которые спешат на работу.

Придя в гостиницу, он увидел Жюли – они с Шарлоттой обедали у открытого окна. Он не мог пройти незамеченным и пошел через пивную.

– Уходил? – спросила Жюли, не прекращая есть.

Посреди лба у нее обозначилась вертикальная складка.

– Что-нибудь случилось? Он только проворчал:

– Я иду спать.

– До вечера?

– Да.

И лишь на серой лестнице он понял смысл этого "До вечера? ". Он разволновался. Почему она так спросила? Неужели все поставлено под вопрос?

Горничная убирала его комнату, и он, вопреки своей привычке, чуть ли не грубо выставил ее вон. Он лег, в ярости закрыл глаза, но ему казалось, что все сдвинулось со своего места: тень, свет, шум, даже чирикающие воробьи, и все его существо выбивалось из терпения в сероватой расплывчатой неопределенности.

Глава VIII

Их опиумом была игра. Через «глазок» Дезире видел, как они приходили друг за другом. Сначала крупье: одетые в черное, лощеные служители культа; надутые, как чиновники, они, не глядя в «зал», сразу же направлялись на «завод». Пальто и шляпы в гардеробе не оставляли: в святая святых у них был свой шкафчик, свое мыло, свое полотенце, а порой и чистые манжеты.

Потом появлялись клиенты, главным образом важные люди города. Дверь зала, где танцевали, они открывали, уже освободясь от верхней одежды, так что сразу чувствовали себя как дома. Официанты не спешили к ним, не провожали к столикам, а только по-приятельски кланялись им. Большинство непринужденно прохаживались взад-вперед, словно еще не зная, что будут делать. Они подходили к г-ну Рене, пожимали ему руку, перекидывались с ним словечком, небрежно поправляли себе волосы. Г-н Монд понимал, что внутри у них все кипит. Он знал их всех. Первым в тот вечер прибыл крупный импортер апельсинов, мужчина, который, по слухам, раньше продавал на улицах газеты, чистил обувь на набережных Барселоны, а теперь, в тридцать пять лет, ворочал миллионами. Красавчик, ухоженный как женщина, он вызывал вожделение и зависть у всех танцовщиц, открывая в улыбке ослепительно белые зубы. Иногда между двумя партиями он выходил в зал, делал круг, заказывал для девушек две-три бутылки шампанского, из чего следовало, что он в выигрыше, но никто не слышал, чтобы у него была любовница.

Был среди посетителей и мэр соседнего городка – человек тощий, изможденный, – который, опасаясь, что его заметят, влетал в казино, как метеор. Суеверный, он так нервничал, что за игорным столом у него начинался тик.

Среди игроков была только одна женщина, дама лет пятидесяти, к которой относились с уважением, как к мужчине. Она возглавляла довольно крупную фирму по продаже модных товаров и каждый вечер неизменно устраивалась за зеленым столом.

Многие, почти все, были похожи на г-на Монда в недавнем прошлом: ухоженные, с розовой кожей, гладко выбритые, в одежде из тонкой шерси, в облегающей ногу обуви, и все в том возрасте, когда приобретают важность, сообщаемую человеку грузом лежащей на нем ответственности. У одних были конторы, служащие, рабочие; другие адвокаты или врачи – располагали обширной богатой клиентурой. У всех были дома, жены, дети. И все в определенный, почти мистический час неудержимо, словно по волшебству, вставали со своих кресел. Ничто не могло их удержать.

Конечно, некоторые из них лгали, придумывая себе каждый вечер новое алиби, новый профессиональный или светский долг.

Кому-то не удавалось избежать сцен, упреков, презрения, гнева собственных жен, которые не могли их понять, и они, мрачные, приходили неуверенной походкой, стыдясь своего пребывания здесь, стыдясь самих себя.

Никто из них даже не подозревал, что за ними через маленький круглый «глазок» наблюдает такой же человек, как они.

Были тут и простаки, бахвалы, иностранцы, которых заманивали зазывалы; сначала их подпаивали, а потом осторожно подталкивали к «заводу», побуждая сыграть более или менее подстроенную партию.

Присутствовали здесь, наконец, и те, кто не играл, кого не привлекала игра; эти принимали всерьез огромный зал, полный женщин, и часами разжигали свою похоть.

Г-н Монд видел, как они по сто раз за вечер склонялись над своими случайными спутницами, Жюли, Шарлоттой или кем-то еще, и знал слова, которые они произносили. Вернее, всего одно слово:

– Пойдем...

А женщины всякий раз с неизменно невинным видом отвечали:

– Чуть позже. Сейчас директор не позволит уйти. Он такой строгий, а у нас контракт.

Пить надо было по необходимости. Шампанское рекой, цветы, шоколад, фрукты-все было подстроено. И когда, наконец, наступал час рассвета, а порой уже вставало солнце, пьяного в стельку мужчину выталкивали на улицу; иногда кто-то из женщин отводил его в гостиницу, где он с перепоя уже не мог ей докучать.

В тот вечер г-н Монд думал о них, о них и о себе, отмечая на лету выносимые из буфетной бутылки. Думал он и о Терезе. Днем он спал плохо. Потом пошел в ресторан, где они до этого вместе пообедали. О встрече они не уговаривались, поэтому встретиться могли только там. Ему казалось, что Тереза, рассуждая, как и он, обязательно придет. Он спросил официанта, но тот ее уже не помнил.

– Дама в белой шляпке?

Нет, не так. Впрочем, это не важно: Монд и сам не знал, действительно ли хочет увидеть ее снова.

Он чувствовал себя усталым. И старым.

Г-н Рене, пристроившись по привычке на краю стола, что-то ел. Рассыльный открыл дверь и, ничего не сказав, движением головы вызвал старшего по танцевальной площадке.

Безукоризненный, подтянутый, тот бросился в зал. Рассыльный повел его к главному входу. И когда они уже почти подошли к нему, дверь открылась, и г-н Монд увидел на пороге Терезу. Терезу, которая теперь и не помышляла зайти в «Монико». Это было очевидно. Г-н Рене без колебаний преградил ей путь. Она что-то говорила ему, унижалась, но он качал головой. О чем же она его просила? Г-н Рене потихоньку наступал на нее, намереваясь выставить за дверь, но она разгадала его маневр. Девицы из зала, которые видели и даже, возможно, поняли, что происходит, с любопытством смотрели в ту сторону.

Тереза сперва умоляла, потом сменила тон, стала угрожать, попыталась пройти, обратиться к кому-нибудь другому.

Г-н Рене, в котором забурлила негритянская кровь, положил ей руку на плечо. Тереза оттолкнула его, и Дезире прилип к «глазку».

Что она кричала ему с такой горячностью? И почему даже официанты подошли поближе, чтобы помочь своему шефу? Как они догадались, что сейчас что-то произойдет?

И вот когда две руки неторопливо отталкивали ее, Тереза вдруг выпрямилась и закричала; натянутая как струна, с неузнаваемым лицом, она выкрикивала какие-то ругательства или угрозы.

Дезире вряд ли мог сказать, как она оказалась на полу, буквально извиваясь в буйном нервном припадке; бесстрастные метрдотели в черном и официанты в белых куртках наклонились, подняли ее и вынесли на улицу; музыка продолжала играть как ни в чем не бывало.

Г-н Монд посмотрел на Жюли-та осталась невозмутимой. Официант, который неслышно вошел в буфетную, философски вздохнул:

– С таким приступом пусть лучше остается на тротуаре. Ночь она явно проведет в участке.