Приключения Эмиля из Леннеберги - Астрид Линдгрен

— Посмотри-ка, Альфред, получше. Тебе не кажется, что этот оборотень чем-то похож на Командиршу из приюта?

— Маленько смахивает, — согласился Альфред. — Только Командирша хуже всех самых мерзких оборотней Смоланда, вместе взятых.

— Ага! — воскликнул Эмиль. — Все оборотни просто овечки по сравнению с нею! Вот уж жадина так жадина! Да она за кусок удавится. Никому макового зернышка не даст! А все-таки интересно, кто же тогда унес из шкафа кусок колбасы?

— Я! — завопила Командирша. — Я унесла!.. Вытащите меня отсюда, и я во всем признаюсь!

Альфред и Эмиль весело переглянулись.

— Эй, Альфред, у тебя что, глаз нет? — спросил Эмиль. — Разве ты не видишь, что это никакой не оборотень, а самая настоящая Командирша?

— И то правда! — Альфред даже руками всплеснул. — Да как же это мы, черт возьми, так обознались?

— Ума не приложу, — подхватил Эмиль. — Правда, они похожи друг на друга как две капли воды! Только вот у Командирши есть серый платок, а у оборотня — нету! Точно?

— Точно! — согласился Альфред. — Платков у оборотней не бывает! Зато усы у них как у тигров.

— Перестань, Альфред, — произнес Эмиль с укоризной. — Будь повежливей с Командиршей… Пошли за лестницей!

Они спустили лестницу в волчью яму. Командирша с ревом выбралась наверх и как полоумная бросилась бежать из Катхульта, только пятки засверкали. Ноги ее больше не будет на этом хуторе! Поднявшись на пригорок, она обернулась и закричала:

— Я взяла эту паршивую колбасу, я, да простит меня Бог! Но потом у меня это из головы вылетело… Клянусь, забыла!..

— Вот, вот! — крикнул ей Эмиль. — Забывчивым очень полезно посидеть в волчьей яме — сразу память возвращается! Рыть волчьи ямы совсем не глупая затея!

Всю дорогу до приюта Командирша бежала не останавливаясь. Войдя в дом, она никак не могла отдышаться. Все ее подопечные давно уже спали на своих жалких коечках. И больше всего Командирше хотелось, чтобы никто из них сейчас не проснулся. Поэтому она вошла в комнату на цыпочках, крадучись. В жизни она еще не ходила так бесшумно!

Все старики и старухи были целы и невредимы. Командирша на всякий случай их пересчитала — да, все на своих местах. Но тут она вдруг бросила взгляд на столик у кровати Амалии и обомлела… О ужас!.. Она увидела настоящее привидение… Сомнений быть не могло — привидение, хоть и очень похожее на поросенка… Ах, каким оно было страшным в лунном свете!..

Пережить столько за один вечер оказалось явно не под силу Командирше — она глубоко вздохнула и как подкошенная рухнула на пол. Так лежала она без чувств, не проявляя никаких признаков жизни, пока не взошло солнце и не заглянуло в окно приюта для бедных и престарелых.

В этот день на хуторе Катхульт ждали родственников с хутора Ингаторп. Но как Свенсонам принять гостей после пира, который устроил Эмиль старикам и старухам из приюта? В доме хоть шаром покати! Впрочем, свинина с картошкой, да еще в луковом соусе, — такое блюдо не стыдно подать и самому королю!

Но после отъезда родственников мама все же написала в заветной синей тетрадке: "Бедный мальчик, он весь день просидел в сарае. Конечно, он очень добрый, но, может быть, он все-таки чуть-чуть тронутый".

Листок этот был весь в пятнах, словно на него капали слезы.

Итак, жизнь на хуторе Катхульт шла своим чередом. Зима прошла, наступила весна. Эмиль, как водится, частенько сидел в сарае. В остальное же время он играл с сестренкой Идой, скакал на Лукасе, возил молоко в город, дразнил Лину, болтал с Альфредом и с утра до вечера озорничал. Он так преуспел в этом, что к маю на полке в сарае стояли уже сто двадцать пять смешных деревянных человечков.

У Альфреда, хоть он и не озорничал, тоже были свои огорчения. Он никак не мог решиться поговорить с Линой и твердо ей сказать, что вовсе не намерен на ней жениться!

— Пожалуй, мне все же придется тебе помочь, — сказал как-то Эмиль, но Альфред и слышать об этом не желал.

— Это надо сделать очень осторожно, — отвечал он. — Чтобы ее не обидеть.

Альфред был из тех, кто и мухи не обидит, поэтому он искал способ как можно более вежливо высказать Лине все, что накипело у него на душе. Но в один прекрасный вечер, в понедельник, в начале мая, когда Лина сидела на крылечке и, как всегда, ждала его, он решил, что момент для объяснения настал. Он выглянул во двор из окна своей каморки и громко крикнул:

— Эй, Лина! Я давно собираюсь сказать тебе одну вещь!

Лина смущенно засмеялась. Она подумала, что Альфред наконец собрался с духом сказать ей то, что она так давно ожидала от него услышать.

— Что, милый Альфред? — спросила Лина нежным голосом. — Что ты хочешь мне сказать?

— Вот мы с тобой толковали тут насчет женитьбы… Слышь, что ль?.. Так вот… Плевать я хотел на это дело с высокого дерева…

Да, именно так и сказал Лине бедняга Альфред, и ужасно, что мне приходится повторять тебе эти слова, потому что меньше всего я хочу учить тебя грубым выражениям — ты и без меня их знаешь предостаточно. Но ты должен иметь в виду, что Альфред всего-навсего неграмотный парень из Леннеберги и с него другой спрос. Он думал-думал и не смог придумать ничего более учтивого и вежливого. Вот и все.

Но Лина, оказывается, ни капельки не обиделась.

— Ах ты бедненький, тебе плюнуть захотелось? — сказала Она. — Так полезай на высокое дерево!..

И тут Альфред ясно понял, что ему никогда не удастся отбиться от Лины. Но в этот вечер ему все же хотелось быть свободным и счастливым, и он отправился с Эмилем на озеро ловить окуней.

Вечер был такой прекрасный, какие бывают только весной в Смоланде. Цвела черемуха, пели дрозды, звенели комары, окуни отлично клевали. Эмиль и Альфред сидели рядышком и глядели на поплавки, которые покачивались на сверкающей водной глади. Они почти не разговаривали — им было и без того хорошо. Так сидели они с удочкой в руках, пока не зашло солнце, а это значит — до утра, потому что было время белых ночей и утро начиналось сразу же, как только закатывалось солнце. Потом они шли домой. Альфред нес в ведерке пойманных окуней, а Эмиль свистел в дудочку, которую Альфред ему вырезал из тростника. Шли они по лугу, тропинка вилась между березками, уже одетыми нежно-зеленой листвой. Эмиль так громко свистел в дудочку, что сонные дрозды подскакивали на ветках. Вдруг он умолк и вынул дудочку изо рта.

— Знаешь, что я завтра сделаю? — спросил он.

— Небось уж что-нибудь да выдумал! — сказал Альфред. Эмиль снова приложил дудочку к губам и засвистел еще пронзительнее. Он шел, свистел и напряженно о чем-то думал.

— А я и сам не знаю, — вдруг сказал он. — Я никогда не знаю заранее, что буду делать потом…

…Ты уже убедился, что во всей Леннеберге… Нет, во всем Смоланде… Нет, пожалуй, во всей Швеции… А может быть, кто знает, даже во всем мире нет мальчишки, который шалил бы и проказничал больше, чем Эмиль. Правда, он стал, когда вырос — это ты тоже знаешь, — председателем сельской управы. Бывают же на свете чудеса, ведь никто себе и вообразить такого не мог! И все же, честное слово, он стал председателем сельской управы и самым уважаемым человеком во всей Леннеберге. Из этого случая легко сделать вывод, что из самых отпетых мальчишек могут со временем вырасти отличные люди. Приятно так думать, не правда ли? ТЫ, конечно, согласишься со мной, потому что ты, наверное, тоже немало озорничаешь, ведь верно? Неужели я ошибаюсь?

У мамы Эмиля, которая записывала все его проделки в синие школьные тетрадки и прятала их в ящик комода, в конце концов скопилось столько тетрадей, что ящик едва можно было открыть. Многие тетради измялись, разорвались, но все они сохранились, кроме тех трех, которые Эмиль попытался отдать своей учительнице. Но так как она наотрез от них отказалась, Эмиль разобрал эти тетрадки по листочкам, сделал бумажные кораблики, пустил всю флотилию по ручью, и больше их никто никогда не видел.

А учительница никак не могла понять, почему она должна взять у Эмиля какие-то исписанные тетрадки.

— Зачем они мне? Объясни! — допытывалась она.

— Чтобы учить детей не быть на меня похожими, — не задумываясь, ответил Эмиль.

Да, да. Эмиль отлично понимал, какой он скверный мальчишка, а если когда-нибудь и забывал, то Лина никогда не упускала случая ему это напомнить.

Лина считала, что лучше держаться подальше от Эмиля, и когда отправлялась в полдень на выгон доить коров, брала с собой только сестренку Иду, которая собирала там землянику и нанизывала спелые ягоды на длинные травинки. Когда Ида приносила домой целых пять травинок, Эмиль выманивал у нее всеми правдами и неправдами лишь две из них. А ведь мог бы все пять!

Только ты не подумай, что Эмилю была охота ходить вместе с Линой и Идой на выгон к коровам. Как бы не так! Разве это занятие для мальчишки? Он хватал свой кепарик и свой ружарик и летел сломя голову на луг, где паслись лошади. С маху вскакивал он на Лукаса и таким бешеным галопом мчался меж кустов, что трава стелилась, словно от сильного ветра. Он играл в "Гусаров Смоланда, бросающихся в атаку". Он видел такую картинку в журнале и потому точно знал, как в это надо играть.