Жена русского пирата - Лариса Шкатула

— Ты что делаешь, змееныш, она же ребенка ждет! — Черный Паша замахнулся для удара.

Катерина перехватила его руку.

— Подожди, Митя, он прав! — казалось, что обращение к родному украинскому языку размягчает её и потому вызывает слезы, а русская речь успокаивает. — Я ему не сестра.

— Но ты же сама говорила! — растерялся Черный Паша, который никак не мог понять, что вызвало эту бурю в стакане воды.

— Говорила, — кивнула Катерина, — спасти хотела: ребенок ведь!..

Черный Паша опустил голову: долго ещё придется ему отхаркивать куски "славного" прошлого!

— Я не поеду в Москву! — продолжал выкрикивать Алька, чувствуя, что сейчас его "буза" сойдет ему с рук… — Я с Батей останусь!

Теперь недоумевать настала очередь Катерины, которой муж просто не успел ничего рассказать. Синбат и Аполлон тоже прекратили работу и сгрудились вокруг Бати и Альки. В конце концов, что здесь происходит?!

— Хозяюшка, — оторвал их от выяснений голос Константина. — Не подскажете, где я могу умыться?

Артельщики молча расступились, и Катерина, украдкой вытерев глаза, подошла к нему.

— Долго спите, господин хороший, — крикнул гостю издали Батя.

Привычным жестом коснувшись жилетного кармана, молодой дипломат вспомнил, что он одет в ситцевую рубашку и мягкие брюки наподобие шаровар эту одежонку подобрала ему Катерина. Перед сном он аккуратно сложил свой вечерний костюм на один из тюков в телеге. Пред светлые очи наркома надо предстать в приличном виде — он терпеть не может нерях! Константин достал наконец из глубокого кармана непривычных штанов свои швейцарские часы и щелкнул крышкой.

— Отнюдь, товарищ, сейчас только семь часов утра, я всегда вовремя просыпаюсь!

— Если хотите холодной воды умыться, за пригорком — чистый ручей, предложила Катерина, протягивая гостю рушник. — Нет — я вам теплой солью…

Люди образованные, как полагала она, умываются теплой водой, потому что кожа у них нежная…

Однако молодой дипломат лихо повел плечами.

— Ручей, говорите? Я выбираю ручей!

И добавил, обращаясь к Бате:

— Большевики вычеркнули из обращения слово "господин". Новый мир, который мы выстроим на "обломках самовластья", не будет иметь ни слуг, ни господ. Потому нам всем надо привыкать к хорошему русскому слову — товарищ! Вы слышите, товарищ?

— Слышу, — хмуро отозвался Батя; он не любил никаких новшеств, и всю жизнь положил именно на то, чтобы накопить достаточно денег и получить право именоваться господином; низведение его до одного уровня со всеми напоминало старому контрабандисту лихое время, когда он два года отсидел за бандитизм и был вынужден не только терпеть соседство всяких ничтожных людишек, но и считаться их товарищем!

Константин, напевая, упругой походкой отправился к ручью.

— И все-таки я не поняла, — Катерина остановила взгляд на Дмитрии. — Почему вдруг зашла речь о Москве?

— Разве Константин вчера не предложил нам ехать с ним в столицу?

— Вроде говорил… Ну и что?

— А то, что я решил: пора нам с тобой к берегу прибиваться. Негоже наследника в дороге рожать, не бродяги какие!.. Думал, Алька с нами поедет, а он уперся: хочу с Батей, и все!

Черный Паша говорил с некоторым раздражением, потому что и сам не до конца был уверен в правильности принимаемого решения, и ждал от Катерины обычного, как он считал, бабьего взрыва: мол, не спросил, все сам решил… Он вообще после свадьбы ждал, что молодая жена, почувствовав свою власть над ним, начнет чего-то требовать, скандалить — уж он насмотрелся, какими сварливыми женами бывают кроткие и тихие невесты! Иную хоть смертным боем бей, все равно на своем стоять будет! Но ничего такого не произошло. Катерина по-прежнему собиралась в дорогу, мелькали сноровистые руки, и только в голове шла усиленная работа, но вовсе не такая, о которой подозревал её муж…

Прежняя их цель — искать какое-то неслыханное богатство — казалась ей ненастоящей, как если бы взрослые люди вдруг стали играть в детскую игру. Поездка в столицу могла бы привести к тому, что у них появился свой дом и может, прав Константин — появилась бы возможность учиться! Впереди, точно заря, заалела полоска рассвета новой жизни. Теперь ей было лишь жаль Альку…

Для Аполлона и Синбата новость тоже оказалась неожиданной. Они переглянулись и отошли посовещаться.

— Трое нас остается, — подытожил Аполлон. — Трое и малец. Не маловата ли гвардия для такого большого дела?

— Мне все одно податься некуда, — грустно заметил Синбат. — Флинт погиб. Кому я нужен? Что на месте стоять, что идти… Не найдем этих сектантов, так думаю, и не пропадем. Нам бы только к речке поближе, да чтоб рыба в ней ловилась! Лодку сделаем, дом поставим — чего не жить!

"Еще хорошо бы Юлию опять встретить! — вдруг подумал Аполлон. — Да чтоб она в такой избе жить согласилась!" Белокурый образ, тщательно отмытый и отглаженный, тихо засиял ему из глубины души…

Между тем Батя неуклюже — как с женщинами обращаться, кто их знает? — пытался утешить Катерину:

— Не беспокойся, не с чужим человеком пацан останется! Разве ж я его обижу, он же мне давно как сын родной!

Алька понял, что не очень красиво поступил с названой сестрой, которая, возможно, спасла ему жизнь, и пытался, как мог, загладить свою вину.

— Не обижайся, Катя, ладно? Подумай, у тебя муж есть, скоро и маленький появится, а у Бати? Кто о нем позаботится, кроме меня? Ты же знаешь этих взрослых — они как малые дети! Не из-за сокровищ я пойду — бог с ними! Может, и не найдем мы их вовсе, а держаться лучше вместе… Ну, улыбнись! Ты же знаешь, я не пропаду. А когда деньги кончатся — выступать сможем… Зря, что ли, я Батю тренировал! Видела бы ты, как он меня в стойке держит! А Аполлон ножи метает! Почти как Ольга стреляла…

Он вздохнул.

— Мне почему-то кажется, что мы ещё увидимся с нею… Я хотел тебя попросить, — Алька понизил голос, — если мальчишка родится, назови Василием в честь папы, а?

— Хорошо, — Катерина потрепала его за вихры. — Береги себя! Помни, у тебя есть хоть и названая, а старшая сестра. А для меня ты — брат. Я тебя всегда ждать буду!

Отдаленные раскаты грома вернули их к действительности. Черный Паша обеспокоенно глянул на небо, почти сплошь затянутое тучами; на юго-востоке его уже прочерчивали золотые зигзаги молний.

— Мне кажется, скоро пойдет дождь, — тревожно проговорил подошедший к ним дипломат; впрочем, тревога звучала только в его голосе; умытое холодной водой лицо раскраснелось, глаза сияли, точно он с водой смыл с себя последние остатки пережитого страха.

— Пойдет! — кивнул Батя, вместе с Алькой запрягавший лошадей. — И пойдет скорее, чем хотелось бы…