Рыцарь-разбойник - Борис Вячеславович Конофальский

– Собирайся, уезжаем мы, – проговорил он.

– Как?! – воскликнула красавица, вскочив и подбежав к нему. – Турнир сейчас, меня граф в ложе ждет. У меня на вечер, на бал, уже десять танцев обещано!

Теперь он еще и темный низ ее живота через легкую ткань видел. Кавалер отвернулся и сказал мрачно и холодно:

– Поедешь и попрощаешься с графом, а потом сразу сюда, мы уезжаем.

– Да как же так? Я же танцы обещала…

Он вдруг повернулся к ней. Быстро залез в кошель и сразу нашел там флакон Агнес. Полкапли, всего полкапли он вытряс из флакона на палец. И эти полкапли размазал под шеей красавицы от ключицы до ключицы.

Заглянул ей в глаза и поцеловал в губы. И быстро вышел из шатра. Вышел и сразу крикнул:

– Максимилиан, Сыч, езжайте с госпожой Брунхильдой к арене, она будет прощаться с графом. Потом сразу сюда. Хилли, Вилли, скажите господам офицерам, что снимаем лагерь. Уходим.

Он хотел побыть один, посидеть где-нибудь хоть минуту, но брат Семион тут же за ним увязался. Идет за ним, а сам читает тот список, что им канцлер дал, и говорит Волкову:

– Не сказано тут, кто свадьбу оплачивать будет, а это в такую деньгу влетит, что поморщимся потом. Уж я с деревенского старосты за одно венчание пять талеров брал, а тут сама дочь графа.

Волков шел вперед, уже хотел грубость какую-то монаху сказать, но тут догнал их Хилли:

– Господин, там два господина вас почти с рассвета дожидаются. Как вы ушли, так они прибыли и сидят теперь, все вас ждут.

– Скажи им, что я тут, пусть сюда идут, – распорядился Волков, усаживаясь на пустую бочку из-под пива.

Монах опять что-то нашел в списке, но кавалер жестом ему велел заткнуться. Ничего он сейчас не хотел слышать про свадьбу.

Ждать двух господ долго не пришлось, и господа те были странными. Вернее, странным был один. А второй, вполне себе приятный молодой человек из знатной семьи, сразу представился:

– Меня зовут фон Гроссшвулле. – Он поклонился.

Волкову было просто лень слезать с бочки, и он вел себя почти грубо, кивнул господину Гроссшвулле и без всякого почтения ответил:

– Фон Эшбахт. Чем обязан, господа?

– Господин фон Эшбахт, все тут только и говорят о вас, только и слышно о том, какой вы знаменитый воин, такой, что у Ливенбахов отнимает шатры. И что вы убили на поединке лучшего чемпиона герцога. И еще…

– Будет вам, будет! – Волков поморщился. – Я все свои подвиги и так знаю. Что вам угодно, господин Гроссшвулле?

– Пришел я просить за своего брата. – Гроссшвулле повернулся ко второму господину. – За этого вот человека.

Второй господин сразу бросался в глаза. Ростом он был даже выше Волкова, при этом крупный телом, печальный на вид, хотя в его годы, а было ему лет семнадцать, люди печалятся не так уж и часто.

– Он наш седьмой в семье, последний и неприкаянный. Отдавали мы его в пажи известному господину, так его погнали, господин сказал, что он увалень. Отдавали в учение в университет, так только зря деньги потратили. В монастырь – так он и там не прижился, монахи его через месяц домой сами привезли.

– И что же вы хотите от меня? – уточнил Волков.

– Заберите его в солдаты. Другого толка от него не будет. Говорят, что в солдатах сержанты очень строги, пусть они будут с ним построже.

Кавалер глянул на большие деревянные башмаки увальня, поморщился и сказал:

– В таких башмаках он собьет себе ноги на первом же переходе в кровь, и придется его бросить на дороге.

– А пусть сержанты его гонят, пусть босиком идет.

– Нет. – Кавалер покачал головой. – Пустая трата на прокорм, слишком он рыхлый для солдата, не вынесет службы.

– На первое время для его прокорма я готов дать талер! А там, может, приспособите его куда-нибудь, – продолжал просить господин Гроссшвулле.

– Не отказывайтесь, господин, – прошептал Волкову на ухо монах. – Талер не будет помехой, а человека приспособим куда-нибудь.

– Ну разве что большим щитом, чтобы вражеские арбалетчики на него болты переводили, – усмехнулся кавалер.

– А хоть и так, – усмехался вслед за ним монах.

– Подойдите ко мне, – приказал Волков юноше. Тот сразу повиновался. – Вы не трус? – спросил кавалер, разглядывая его.

– Не знаю, господин, – вылупив глаза, отвечал здоровяк. – Не было случая узнать.

– Хотите служить мне?

– Нет, господин. Солдатское дело очень хлопотное, – честно признался увалень. – У меня к нему не лежит душа.

– Теперь поздно думать, к чему там лежит ваша душа, теперь брат ваш мне денег предложил.

– Это понятно, – вздохнул здоровяк.

– Перед тем как взять вас, хочу знать, как вас убивать, когда вы струсите в бою?

– Что? – не понял молодой Гроссшвулле. Он стоял и таращил глаза на Волкова.

А тот был абсолютно серьезен, ему сейчас совсем не хотелось шутить.

– Спрашиваю вас, как предпочитаете умереть: с проколотым брюхом, с перерезанным горлом или с разбитой головой?

– Я даже не знаю, господин, – вздохнул увалень.

– Ладно, я сам выберу, – пообещал Волков и приказал: – Хилли! Возьми этого человека и проследи, чтобы он дошел до Эшбахта и чтобы ноги его не были в крови.

– Прослежу, господин, – пообещал молодой сержант.

– А вы, увалень, имейте в виду, что у сержантов на редкость дурной характер, особенно когда дело касается новобранцев и дезертиров, – ухмылялся кавалер.

Здоровяк, разинув рот, смотрел на Волкова со страхом.

– Пойдем! – Хилли схватил растерянного парня за рукав и поволок к своим солдатам.

– С вас талер, – сказал Волков его брату, когда увалень, подгоняемый сержантом, ушел.

Гроссшвулле сразу достал монету, словно приготовил ее заранее. Протянул серебро кавалеру, но тот даже не потрудился взять деньги. Деньги забрал брат Семион. А Гроссшвулле еще кланялся за это и благодарил Волкова. А когда он ушел, монах, вертя монету перед носом, произнес:

– Вот так вот: сначала вы работали на славу, кавалер, теперь слава работает на вас.

Может, он и прав, но сейчас Волкову было плевать и на славу, и на монету. Сейчас он думал только о Брунхильде.

* * *

Долго Агнес не раздумывала. На запад ехать было нельзя: там Ференбург, Вильбург и Хоккенхайм. Ни один их этих городов она посещать не хотела.

– Игнатий, ты был в Эксонии?

– Конечно, госпожа, – отвечал кучер, поправляя сбрую на лошади. – Я сюда через те места добирался.

– Говорят, там много серебра.

– Это точно, госпожа, даже у тамошних хамов серебра больше, чем у хамов здешних, уж не говоря про господ.

– Говорят,