Встречный катаклизм - Федор Березин

8

Аутизм

– Какой великой и хорошей предстает в вашей истории Америка. Благородной, черт возьми. Применения атомных бомб начисто забыто, – негодовал Адмирал.

– Ну, почему же, Павел Львович, о Хиросиме и Нагасаки все помнят.

– Насчет Хиросимы не знаю. По-моему, это маленький городок в Японии, а в Нагасаки бывал, мы совершали там отвлекающую высадку, сейчас там база американского оккупационного флота. Ах да, вы ни черта не помните, не знаете. Под гипнозом вы все, что ли?

Несмотря на все старания Панина убедить Адмирала в реальности событий, описанных в учебниках, это ни к чему не привело – Гриценко продолжал упорно придерживаться идеи, что его окружает бутафория. После встречи с ветераном, благо не во время ее, он вообще развеселился. Но, правда, и начальство могло бы подыскать более интересный экземпляр. Этот моряк оказался вообще морским пехотинцем, начал войну где-то в лесах Белоруссии, закончил на Малой Земле. Сейчас представлял собой склеротического старика, обвешанного орденами со звездами и новомодными крестами. В разговоре все время зацикливался на теме сегодняшнего житья-бытья, лишь с большим усилием Панин ориентировал его в нужном направлении. Нафталиновый ветеран припомнил пару случаев из своей военной жизни, перескочил на ранения, брызгая слюной, звенел орденами, а после нескольких вопросов Адмирала чуть не получил инфаркт. В общем, встреча не удалась.

А сейчас Павел Львович выбрал своей жертвой Панина.

– Америка умело замаскировала свои прошлые грешки. Я говорю сейчас не о какой-то выдуманной Нагасаки, а о массовом применении бомб в пятьдесят третьем – в Корее. Десять штук, черт возьми, дабы остановить продвижение китайских добровольцев. А Куба?

– А что Куба?

– Гавана, все к черту стерто с лица земли. И теперь, благодаря вашему телевидению, полному прокладок и йогурта, об этом никто не знает. Да, истинно прав был Энгельс, говоря, что, возможно, придет такое время, когда даже мысли человека будут эксплуатироваться.

Панин специально консультировался с психологом их спецотдела – майором Масютиным. Тот, послушав записи, сделал вывод, что «пациент» находится в мире, созданном его воображением. Воображаемые образы создали устойчивую модель внутреннего мира, подменившего внешний. Поскольку сейчас «пациент» в преклонном возрасте, разрушение модели может привести к кризису. Так что не стоит экспериментировать. «Что же мне делать?» – спросил Панин напоследок. «Это нечто вроде аутизма у детей, – пояснил Масютин, – соглашайся со всем, пусть он выплескивает свой внутренний мир наружу». – «Учту», – поблагодарил эксперта Панин.

Вот из этого он сейчас и исходил.

– Расскажите что-нибудь поподробнее, Павел Львович, – попросил он, растягиваясь на застеленной кровати и незаметно включая диктофон.

9

Удар по плоскости

За несколько минут до часа «икс» со стартовых комплексов, так удачно расположенных в пустынях, ушли тяжелые ракеты «Восток», по одной с каждого континента. Когда они миновали нижние слои атмосферы, их стремительный полет отобразился на экранах загоризонтных РЛС Южной Кореи и Восточной Свободной Австралии. Однако это был не массовый запуск, а потому средства разведки продолжали спокойное плановое сопровождение, предупредив, разумеется, руководство Пентагона. У офицеров, ведущих на своих индикаторах наблюдение за расплывчатым, зелененьким импульсом, мелькнули всякие мысли по поводу увиденного. Это могло быть просто испытание баллистических ракет, мог быть запуск одноразового спутника-шпиона, но уж никак не нападение на США и их союзников.

Почему спутник мог быть «одноразовым» и никаким другим? Все просто: в условиях жесткого противостояния систем наличие в космосе спутников-шпионов не допускалось. Кто мог отнестись терпимо к парящей над головой кинокамере, а возможно, и бомбе? Шел тысяча девятьсот шестьдесят седьмой. В нашем мире, в это славное время, советские космонавты летали толпами, а американцы завершали подготовку полета «Аполлона». Но здесь Гагарин в шестьдесят первом успешно приземлился на равнине Калларбор, в Австралии, пролетев над Землей неполный оборот: ведь кто бы ему позволил миновать безнаказанно заатмосферные выси Южной, а тем более Северной Америки. А после успешного испытания первой советской противоракеты вблизи озера Балхаш и постановки ее производства на поток всякие империалистические «Меркурии» или «Джемини» также могли возникнуть лишь на бумаге. Поэтому планы покойного Циолковского отодвинулись в фазу истории, соотносимую с полной и окончательной победой коммунизма, а спутники имелись только одноразовые, поскольку служили противостоящей стороне хорошими мишенями для отработки новых вариантов противоракет. Но ведь никому не хотелось крепить вражескую оборону.

А посему ничто особо не взволновало в этот раз капиталистические центры наблюдения за космосом. Тем более что ракеты успели подняться только до высоты пятидесяти тысяч метров – сущий пустяк, шесть Эверестов или Джомолунгм, как кому нравится.

Потом произошло следующее.

В нашем мире человеческая разумность очень заузила диапазон происков ученых – испытателей ядерного оружия. Договор шестьдесят второго года запретил испытание бомб во всех средах, за исключением подземной. Силу – порождение преисподней – направили в то место, откуда она и выскочила. Но в мире почти полного торжества социализма этого договора не существовало. То есть любая страна могла взрывать сколько угодно и когда угодно, лишь бы это происходило в пределах ее собственной территории. И это действительно периодически случалось.

Вот и сейчас никто не нарушил ничьего суверенитета. Одна из ракет находилась все еще над пустыней Австралии, другая над такой же природной пустошью Азии, когда это случилось.

Точность процесса была согласована до микросекунд. Как известно, сознание человека воспринимает десятые доли, а подсознание сотые доли секунды и, как ни бейся, не более того. Здесь же использовалась синхронность, доходящая до миллионных долей секунды, то есть на множество порядков точнее, чем у любого ниндзя, дабы таковые существовали. Над Юго-Восточной Азией и над Австралией одновременно шарахнули сверхмощные водородные бомбы по сто пятьдесят мегатонн каждая. Уже через одну шеститысячную долю секунды волна светового излучения нагрела песок пустынь Гибсона и Алашань, но еще раньше – через одну тридцатитысячную секунды, то есть через мизерную долю микросекунды, – рентгеновские кванты врезались в верхние слои атмосферы и, поглощенные электронами, вызвали рассеивание полосы излучения. Электромагнитное поле, родившееся при взаимодействии перевозбужденных электронов с магнитным полем Земли, ударило в сторону поверхности планеты. А над Южно-Китайским морем, всего через одну восемьдесят третью долю секунды (длительность, вполне фиксируемая нашим подсознанием) столкнулись фронты гамма-квантов двух супервзрывов. Вот здесь пошел счет на наносекунды. Это совсем маленькая единица, применяемая в физике, она равна одной миллиардной доле секунды.

В течение приблизительно трех наносекунд мощность электромагнитного импульса над Южно-Китайским морем нарастала лавинообразно, затем возник всесокрушающий импульс длительностью в несколько сотен наносекунд, то есть менее одной миллионной доли все той же секунды. На поверхности Земли напряженность поля в этом районе достигла сотни тысяч вольт на метр, что в триллион раз превысило напряжение, на которое рассчитано большее количество выпускаемой серийно радиоаппаратуры. Подобные же процессы произошли и над другими районами, однако там напряжение было все же на порядок, а иногда и на три порядка меньше. Нас мало интересует, сколько радиол вышло из строя в Южном Вьетнаме, гораздо интереснее, что произошло в авианосных соединениях американцев.

Первое: все локаторы всех кораблей, работавшие в данный момент, вышли из строя. Их чувствительные приемные антенны, не успев ничего почувствовать, породили внутри себя замкнутые накоротко контуры, выжигающие все слабые к нагреву элементы. Передающие антенны, являясь по своей сути тем же самым, также получили внутри волноводов короткоживущий белый шум, а в спрессованных умелыми конструкторами платах – смертельные для полупроводниковой техники поля напряжения. Благо наши мозги, являясь также электрическими системами, имеют довольно малые угловые размеры, а сами мы, являясь проводящей структурой, тем не менее обладаем огромным сопротивлением, а поэтому электромагнитный импульс нам не страшен непосредственно. Вот только если вы в момент его прихода парите в высоте и над корпусом вашего самолета неторопливо вертится сверхчувствительная РЛС, вот тогда – да! Пожар на борту вам обеспечен.

Плохо пришлось и самолетам больших размеров, к примеру «Б-52». У него между кромками крыльев аж пятьдесят шесть и еще половина метра. В момент прихода электромагнитного импульса (ЭМИ) его корпус превращается в проводник постоянного тока очень большого напряжения. Кромки крыльев мгновенно нагреваются до температуры свечения, а ведь в крыльях – топливо. Электромагнитный импульс начинается и заканчивается за время, не фиксируемое подсознанием, однако его последствия проявляются куда дольше. Даже небольшие самолеты при столь чудовищном скачке напряжения лишаются аппаратуры навигации, а многие – управления.