Новые русские бесы - Владимир Хотиненко

К. ЛАРИНА: 250 тысяч. Докладываю по последним рейтингам.

Ю. ГРЫМОВ: 250 тысяч. Вы понимаете, какая ответственность у нас у всех сейчас – общаться с этими людьми? И каждый художник это использует по-своему. Кто-то на телевидении облизывает пальцы. Засовывает в какие-то места, говорит про гламур. Это уровень этих людей. Они свою возможность общения используют так. Поэтому для меня ответственность существует. Вот Володя – я знаю очень хорошо его. Очень уважаю. И мы вспомнили фильм, мой любимый фильм «Зеркало…» – специально говорю при нем. Потому что любимый фильм, я ходил 4 раза в кинотеатр «Сатурн» и смотрел это кино. Это сделано тонко, аккуратно, потому что там есть человеческое начало. То человеческое, которое в последних фильмах американских исчезает. Исчезает человечность, а там человечность есть. Поэтому ответственность существует. Это очень важно. Художник без ответственности – это очень опасный инструмент в руках государства.

К. ЛАРИНА: Согласна, Ада Анатольевна?

А. СВАНИДЗЕ: Согласна. Я полностью согласна с этим. Это правильно. Большая очень ответственность художника. Любого.

К. ЛАРИНА: Ну, а вот вопрос компетенции все-таки, то, на чем вы настаивали?

А. СВАНИДЗЕ: Компетенция очень важна. Возвращаясь к этому фильму: я не знаю Тихона, я не знаю, чем он руководствовался. Мне это не ясно. Может быть, самыми благими намерениями. Говорят, что он грамотный человек, что он знает материал. Но он вытащил из этого материала не то, что нужно сегодняшней России.

К. ЛАРИНА: Так подождите. Этим занимаются, наверное, все нормальные творческие люди, в конце концов, которые так или иначе прикасаются, – они интерпретируют.

А. СВАНИДЗЕ: Конечно.

К. ЛАРИНА: Давайте тогда уж скажем правду: Николай Карлович Сванидзе, который делает свои «Исторические хроники», – это что? Это, безусловно, очень субъективный авторский взгляд.

А. СВАНИДЗЕ: Авторская интерпретация.

К. ЛАРИНА: Это его понимание конкретного периода, или конкретной истории, конкретного человека. И найдется немало людей, и они есть, вы это знаете лучше меня, которые скажут ему: это вранье. Ты нам врешь по телевизору. То же самое скажут Хотиненко про «1612» или про «Гибель империи».

В. ХОТИНЕНКО: Мне уже сказали неоднократно.

К. ЛАРИНА: А уж не говоря про «Казус Кукоцкого». Там уж тоже…

Ю. ГРЫМОВ: Ксения, знаете, ну, вот мы говорим про вот эту ответственность. И я неожиданно вспомнил про одну вещь. Снимая фильм последний сейчас, закончил с американцами «Чужие». У меня на площадке работала цензура арабская.

К. ЛАРИНА: А, арабская.

Ю. ГРЫМОВ: Каждый день за моей спиной сидели две милые женщины…

К. ЛАРИНА: А где съемки происходили? В Африке?

Ю. ГРЫМОВ: Марокко и Египет. Ну, территория Африки. И они сидели каждый день. Каждый день. Они никогда не опаздывали. Смотрели в мониторы. Они прочитали сценарий. Министерство культуры утвердило.

К. ЛАРИНА: Они принимают участие в производстве фильма?

В. ХОТИНЕНКО: Просто у них на территории снимают – и все.

Ю. ГРЫМОВ: Я на их территории снимаю. Но что самая удивительная вещь? Вопрос: понравилось мне это или не понравилось? Ответ: где-то посередине. Вы знаете почему? Когда вдруг мы снимаем арабские сцены, и они очень бережно к этому относятся, мне это очень понравилось. Мы немножко неправильно положили шарфик во время похорон… во время похорон одевают белые шарфы. И он был закинут не так, а по-другому. И у нас были долгие дебаты о том, что «надо переснять, Юрий, потому что это неправильно. На арабских похоронах так не бывает».

А. СВАНИДЗЕ: Значит, не поверят потом.

Ю. ГРЫМОВ: Мне это очень… Это колоссальная помощь. Но потом эти девушки, женщины вошли во вкус.

А. СВАНИДЗЕ: Стали указывать.

Ю. ГРЫМОВ: Да. Они так вперед чуть-чуть. Я думаю, как же хорошо, у меня три консультанта и еще две бесплатные со мной сидят. Но они потом вошли во вкус. Что вот ту-то не то, вот это опасно.

К. ЛАРИНА: И этого быть не могло.

Ю. ГРЫМОВ: Поэтому вот этот ценз, это же, как мы говорим сейчас, художник ответственный. Также ответственный цензор. Он или помощник, или разрушитель. Это сто процентов.

К. ЛАРИНА: Ну, это такие консультанты получаются на картине.

Ю. ГРЫМОВ: Вот я за консультантов. У нас цензор имел право в контракте запретить съемки. Он мог сказать: стоп. И вы в течение 24 часов покидаете страну. Вот такое существует в арабском мире сегодня. Я это прошел сейчас 2 месяца в Африке.

А. СВАНИДЗЕ: Ксень, а вот знаешь, еще такой любопытный пример по нашей теме. Когда Александр Сергеевич Пушкин хотел написать историю Пугачевскую, а получилось…

А. СВАНИДЗЕ: Он написал историю…

К. ЛАРИНА: Историю пугачевского бунта.

В. ХОТИНЕНКО: А получилась «Капитанская дочка».

А. СВАНИДЗЕ: Нет, это две у него вещи были. Еще и история пугачевская. Два разных Пугачева…

В. ХОТИНЕНКО: А мы знаем «Капитанскую дочку». Я думаю…. У тебя как название передачи, напомни, еще раз звучит?

К. ЛАРИНА: Историческое кино: суд над прошлым или его оправдание?

Ю. ГРЫМОВ: Осмысление, может быть, надо было потоньше…

В. ХОТИНЕНКО: Ты знаешь, вообще, я лично всегда стараюсь видеть эти аллюзии. Я ведь еще снимал (это тоже совсем невозможно назвать документальным фильмом) «Паломничество в Вечный город».

К. ЛАРИНА: А, кстати, я про это забыла.

В. ХОТИНЕНКО: Совместный проект Ватикана, православной церкви о первомучениках.

К. ЛАРИНА: Что это за жанр? Это же документальное кино? Что это?

В. ХОТИНЕНКО: Понимаешь, это довольно трудно. Документальный в том смысле, что некоторые вещи я имел возможность снимать на том месте, где некогда происходили события. Потрогать тот камень, потрогать эту колонну, мимо которой, может быть, проходил Моисей. Ну, и так далее, то есть в этом смысле. И так документов мало, и тема была специфическая. Но дело не в этом: все равно дальше возникает вопрос интерпретации. Понимаешь, не суда. Все равно мы будем сталкиваться хоть так, хоть этак с интерпретацией. Просто с точкой зрения на тот или иной предмет. Это всегда было.

К. ЛАРИНА: Теперь все-таки возникает вопрос целеполагания. А для чего? Только я вас умоляю… Когда я спрашиваю режиссера: «Для чего вы берете именно эту тему, почему вас интересует именно этот сюжет истории?», они обычно отвечают так: «Меня вообще не интересует, в какое время это происходило. Меня волнуют люди». Это лукавство, это все ерунда. Я уже наслушалась этого… Поэтому вопрос целеполагания очень важен. Почему режиссер, в данном случае, если мы говорим о кино, выбирает именно этот исторический период? Будем говорить о нашей стране, поскольку это все-таки важнее для нас. Когда я читала последнее по времени интервью с Анджеем Вайдой, меня поразило совершенно, что, оказывается, все, что касается Катынской истории – табу (еще раз просто хочу об этом сказать, и нашим слушателям напомнить, что табу на эту тему – не только проблема России, это проблема Польши). Там на эту тему говорить было нельзя те же самые 50 лет. И Вайда про это как раз и говорил, что целое поколение, а то и больше, выросло в Польше, которое ничего про это не знает вообще.

Ю. ГРЫМОВ: А что вы говорите про Вайду и про эти вещи? Конкретный пример. Документ: выпуская фильм «Казус Кукоцкого», я получаю письмо от канала НТВ – вырезать то-то и то-то.

К. ЛАРИНА: Вот ты напомни, что просили вырезать, кстати.

Ю. ГРЫМОВ: Для меня это было, и для Улицкой Люси – шок. Мы хотели наоборот, культурно. А сослались на книгу, что там было. Когда возвращается из очередного плена Голдберг, кто читал книжку «Казус Кукоцкого», он говорит о том, что русские войска мародерствуют. Это было написано в книге. Изнасилования, воровство и т. д. Я подумал, (это мое мнение было), что слишком широко сказано. В кино, мне кажется, что когда написано широко, есть элемент неправды. И я свел это до частного случая, когда сказал, что я был свидетелем одного случая, когда был изнасилован детский приют полным составом. То есть я сузил грех…

К. ЛАРИНА: Масштаб.

Ю. ГРЫМОВ: На что мне канал говорил: «Вы обижаете русские войска. В книге не так». Но, ребята, в книге было написано еще страшнее. Вы понимаете, еще страшнее, поэтому, когда вы говорите, что все-таки движет…

К. ЛАРИНА: Что движет? Почему это?

Ю. ГРЫМОВ: Мне был очень важен, делая фильм «Казус Кукоцкого», именно генофонд. У меня много вопросов к себе. Много вопросов к своей семье, к моим друзьям, к тому, что сейчас происходит. Вот этот хомо совьетикус, победа Томочки, когда в кино заканчивается, все достается этому человеку, который не ценит этого родства, даже приемного родства воспитания, для меня эти люди страшные и сейчас. Поэтому, снимая фильм «Казус Кукотского», я снимал о сегодняшнем дне. У меня много вопросов.

К. ЛАРИНА: Это тема Пастернака, которая им поднята в «Докторе Живаго». Кстати, хотелось мне очень, чтобы и Прошкин тоже принимал участие в нашем разговоре, но, к сожалению, он не смог. Потому что у него тоже эта тема очень сильно звучит в его экранизации «Доктор Живаго». Там Андрей Краско, если помните, играет вот этого замечательного дворника, который в итоге становится хозяином вообще всего. Жизни.