Петька из вдовьего дома - Пётр Заломов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще задолго до рождества Анна Кирилловна говорила Петьке:
— Выучи, Петюшка, гимны. На рождество будешь бога славить, а я тебе на эти деньги новые валенки куплю. Христовы!
К празднику Анна Кирилловна сшила Петьке из разного тряпья новое пальто; старое же, из которого он вырос, было ушито и отдано Саньке-маленькому. Петька, Яшка, Ванька Рязанов, Федька и Петька Обродков заранее сговорились, чтобы ходить славить вместе.
Ночью Анна Кирилловна разбудила Петьку, и он отправился к заутрене.
Хор поет так хорошо, что полусонный Петька забывает про все на свете. Он мечтает о том, как бог вдруг станет добрым и скажет «слово». Петька представляет, как мгновенно растают тогда все снега и станет так тепло, что валенки вообще больше не понадобятся. Вся земля вновь превратится в райский сад. Всюду сахарные, леденцовые и шоколадные скалы, целые озера молока, горы хлеба и жареного мяса. Петька голоден, ему очень хочется ветчины, которая завтра будет у дяди Якова, и он шумно вздыхает: «И почему бог такой жадный!»
Петька со страстной мольбой смотрит на сурового бога и просит из самой что ни на есть глубины души: «Ну милый! Ну скажи! Что тебе стоит? Вот истинный крест! Никогда тебя ругать не буду!» Он очень ждет чуда. Но чуда нет. Снег, забившийся в валенки, растаял, и Петьку бьет озноб.
Служба закончена, Петька выходит на церковный двор. Там его уже поджидают товарищи. У Ваньки и Федьки — дисканты, у остальных — альты. По дороге спеваются. Петька время от времени отстает от ребят: то из одного, то из другого валенка вытряхивает снег.
— Пойдем, робя, на Большую Печерскую! — предлагает Ванька.
Оттого что всем все равно, куда идти, идут за Ванькой, ходят со двора во двор, из дома в дом. В первой квартире их приняли и дали на всех две копейки. Местами подавали по копейке, редко по три, но чаще отказывались даже впустить. Кто говорил, дети спят, кто — денег нет, кто — хозяева ушли. Иные ссылались на то, что у них уже перебывало человек двадцать, а то и просто выгоняли.
В одной квартире баба встретила их руганью:
— К черту! К черту! Свои надоели, а тут чужие лезут, спокою не дают! И что вас черти носят?
От такого приема и без того неважное настроение Петьки совсем испортилось. Ванька же, наоборот, развеселился, нашарил на стене посудную полку и опрокинул с нее все горшки и плошки. Что-то потекло, что-то упало на пол — и ребята стремглав бросились на улицу, шмыгнули в первые же ворота.
— Ванька! А ведь на тебе сметана! Дай очищу! — со смехом предложил Петька.
— Зачем же добру пропадать! — хохочет Ванька и слизывает сметану языком.
Все смеются.
— А теперь лезем во флигель!
— Да там, говорят, евреи!
— Чай, видишь свет! Значит, русские на рождество пекут.
— Ну так лезем!
Яшка стучит в сени. Хлопает дверь, и раздается вежливый мужской голос:
— Вы опять стучите? Я бы очень просил не стучать…
— Пустите Христа прославить! — хором кричат мальчишки.
— Я не верю в Христа. Уходите, пожалуйста!
— Я же говорил, евреи!
— А кто их знает?
Потом приятели три раза подряд попадают в татарские семьи.
— Кристос не нада, Магомет нада! — ответил из темных сеней женский голос.
— Тут татары! — сердито крикнули им во втором месте.
В третьем их встретил очень злой человек. Не успели ребята слова сказать, как он грубо прикрикнул на них:
— Опять просить пришла? Хады, хады! Морда бить буду!..
Когда ребят отовсюду стали выпроваживать, они сдались и решили разойтись по домам.
В кружке-кассе оказалось тридцать семь копеек. Разделили поровну, а две оставшиеся копейки решили разыграть. Назначили дистанцию, и по команде все бросились бежать. Первым прибежал коренастый и крепкий Яшка, вторым Петька, а последним самый высокий Федька.
Петька огорчен поражением. Не жалко двух копеек, страдает тщеславие: «Разве бы я не обогнал Яшку? Ведь сколько раз обгонял! Только на два шага отстал. Знамо, у Яшки валенки ладные, а у меня тятины — снегу в них полно».
На другой день Петька с утра идет славить по родным. Славить страшно не хочется. После вчерашнего он испытывает только одно унижение. Теперь это чувство еще сильнее, потому что Петька знает: родственники уже предупреждены матерью — сын славит, чтобы купить потом на подаренные деньги валенки.
«Зачем же они заставляют меня просить как нищего? Если хотят, чтобы у меня были валенки, лучше бы сложились по гривеннику и купили!» — думает Петька с обидой.
Хуже всего то, что отказаться славить нельзя. Обидятся мать, родственники.
Прежде всего Петька направляется к дяде Якову. Насмешливый и строгий, дядя не жаден, но все же мальчику невыносимо стыдно; яркая краска залила лицо, горло сдавил какой-то ком, а прерывающийся голос чуть слышен, когда он начинает свое: «Христос рождается…»
Понемногу Петька оправляется и поёт во весь голос, а дядя Яков подтягивает на низких бархатных нотах.
В карман Петьки разом попадает новенький пятиалтынный. Племянник поздравляет всех с праздником, съедает кусок ветчины, выпивает стакан чаю с малиновым вареньем, благодарит и уходит.
Особенно большие надежды возлагает Петька на бабушку Елизавету, мать отца, и всех его родных.
Бабушка сразу дает тридцать копеек.
— На тебе! Сиротка мой бедный! — говорит она, всплакнув, когда Петька кончает славить.
Дядя Василий молча протягивает два гривенника.
Петька переходит в пристройку, к своему крестному отцу, дяде Саше, и получает еще один пятиалтынный.
Довольный Петька прощается и идет на нижнюю улицу к бабушке Наталье.
У сына ее, дяди Вани, гости — два слесаря. «Тоже дадут!» — деловито подсчитывает Петька. Он уже не чувствует ни стыда, ни смущения. Поет громко и свободно. Бабушка Наталья дает гривенник, дядя Ваня — пятиалтынный, из гостей один — гривенник, другой — двадцать копеек.
Петька вернулся домой лишь к полудню, с гордостью высыпал деньги на стол перед матерью.
— Молодец, Петюшка! Сколько собрал? — спрашивает деловым тоном Анна Кирилловна.
Петька несколько раз пересчитывает деньги.
— Рупь тридцать пять! — отвечает он с торжеством. — Да еще семь вчера, значит, рупь сорок две.
— Ну, семь ты возьми себе на конфеты! — говорит Анна Кирилловна. — А к этим я добавлю пятиалтынный. Вот тебе и хватит на валенки. Скоро Иван из-за Волги матери дров привезет, ему и закажем. Я попрошу, чтобы сделал потолще да попрочнее…
Через неделю Петька становится обладателем новых валенок. Они так толсты и так твердо укатаны, что сдавливают ноги до боли. Петька в отчаянии, однако дядя Ваня успокаивает его: катанки еще разносятся.
«Христовы» валенки действительно скоро разносились. Они так теплы, что теперь никакой мороз не страшен Петьке. «На тот год опять славить буду! — решает он. Чувство неловкости прошло. — Ведь, чай, я им родной! Разве сироту им не жалко? — думает Петька. — Вот вырасту, и ко мне будут ходить. Уж я для сирот не пожалею!»
ГЛАВА XV
Петька получает боевое крещение в кулачном бою и знакомится с загадочным кузнецом по прозвищу Эко-МакоДворянин Лапшов окончательно разорился. Для покрытия долгов ему пришлось заложить свой дом лесоторговцу, который арендовал у него половину усадьбы под лесной двор. Из хозяина Лапшов теперь превратился почти в квартиранта. Он взял место приказчика на тридцать пять рублей в месяц, а дети его — Колька, Сережка и Витька — оказались в обществе уличных мальчишек.
Улица встретила своих новых членов не очень благожелательно. Их поднимали на смех, а частенько и бивали. Но старший, двенадцатилетний Колька, проявил в драке такие способности, что скоро стал лучшим кулачным бойцом и завоевал не только всеобщее уважение, но и сделался уличным королем мальчишек. Отблески Колькиной славы распространились и на девятилетнего Сережку и на семилетнего Витьку.
Сережка заважничал, даже пытался было взять под свое покровительство Петьку, который, конечно же, в этом ничуть не нуждался. Братишка Кольки Лапшова стал поучать его на каждом шагу. Когда Петьку кто-нибудь называл дураком, Сережка непременно вступался: «Сам дурак! Скажи, Петя?»
Петька в ответ только усмехался. Постепенно улица дала братьям Лапшовым новые имена вместо старого прозвища Барчонки. Старшего Кольку стали звать Лапшой, Сережку прозвали Самаржой, а Витька, у которого был прямой и тонкий нос, превратился почему-то в Кривоносого.
Колька был участником почти всех кулачных боев, какие только случались в округе. На его изуродованном оспой лице синяки были как-то мало заметны и быстро исчезали.
В один из воскресных дней он позвал с собой Петьку и других мальчишек смотреть, как будут драться взрослые.