Кровь-камень - Дэвид Геммел

– Вижу, ты умеешь устроиться как дома, – заметила хозяйка, выходя из кухни с подносом, который поставила на столик перед ним. На тонких фарфоровых тарелках лежали краюха хлеба и внушительный кусок сыра.

– У вас очень красивый дом, госпожа.

– Угу. Зеб умел творить чудеса из дерева и всякого такого. И не называй меня госпожой. Меня звать Уилер. Зера Уилер.

– Занимающийся свет, – сказал Шэнноу.

– Что-что?

– Женщину, которая меня вырастила, звали Зера. На одном из древнейших языков, думается, на иврите, это значит «занимающийся свет», – ответил Шэнноу.

Зера села напротив него.

– Мне нравится, – сказала она. – Ты едешь в Доманго?

– Далеко до него? – спросил Шэнноу.

– Дня три пути на запад. Если погода позволит. Ну да она в это время года держится хорошая.

– Может, и поеду, – сказал Шэнноу, откусывая хлеб. Но от усталости даже есть было трудно.

Зера протянула ему кружку с холодной водой.

– Видно, ты долго ехал? – спросила она.

– Да. Всю мою жизнь. – Откинувшись на спинку, он закрыл глаза.

– Смотри не засни тут! – сказала она резко. – Ты же весь в пыли. Отправляйся в амбар. У двери там бочка с дождевой водой. Смой с себя пот и запахи дороги. Если проснешься рано, позавтракаешь яичницей с салом, а проспишь – ничего, кроме черствого хлеба, не получишь.

Утром можешь починить изгородь, если хочешь отработать еду.

Шэнноу заставил себя встать.

– Примите мою благодарность, Зера Уилер. Да благословит Бог ваш дом.

– У тебя имя есть, парень? – спросила она, когда он вышел за дверь и перебросил через плечо пояс с пистолетами.

– Йон, – ответил он и ушел в сгущающиеся сумерки.

В амбаре было тепло, и он устроил себе постель из соломы. Ему снилось много снов, но беспорядочных. Он видел себя в маленькой церковке, а потом на корабле высоко в горах. Перед его глазами плясали лица, в памяти мелькали имена.

Он проснулся на заре и умылся холодной водой. Найдя ящик с инструментами, починил сломанную изгородь, затем закрепил несколько черепиц, соскользнувших с покатой крыши дровяного сарая. Зимний запас дров был невелик, но нашлись и пила, и топор. Он принялся пилить и колоть. Проработал так около часу, и тут Зера позвала его завтракать.

– Мне нравятся люди, которые умеют работать, – сказала она, когда он сел за стол. – У меня было три сына, и ни один не ленился. А где ты поранил голову?

– В меня стреляли, – ответил он, накладывая себе на тарелку яичницу с салом.

– Это кто же?

– Не знаю. Я ничего не помню.

– Думается, ты стрелял в ответ, – сказала она. – Ты не похож на человека, который позволит напасть на себя и не воздаст сторицей.

– А где ваши сыновья? – ответил Шэнноу вопросом на подразумевавшийся вопрос.

– Один погиб в войне за Единство. Сиф и Пэдлок живут в Чистоте. Сиф теперь Крестоносец. Это ему подходит, он во всем любит порядок. Ты проезжал там?

– Да.

– А знаешь, странная вещь! По-моему, я тебя где-то уже видела. Вот только никак не вспомню где.

– Если вспомните, рад буду узнать, – сказал Шэнноу. Закончив есть, он помог ей убрать посуду, а потом вернулся в дровяной сарай. Работа была утомительной, но разминала мышцы, а горный воздух освежал легкие. После полудня пришла Зера с кружкой горячего сладкого травяного настоя.

– Я вот думала и думала, – сказала она, – и это все-таки не ты. В Ольоне, где я росла, побывал один человек. Истребитель разбойников по имени Шэнноу. Так ты немножко на него похож. Не такой высокий и не такой широкий в плечах. Но в чертах лица есть что-то общее. Думаешь отрастить бороду?

– Да нет. Но у меня нет бритвы.

– Когда закончишь, иди в дом. Я сохранила бритву Зеба. Можешь ею воспользоваться.

5

Жил да был волк, который резал ягнят, ко з и гусей. Однажды к волку пришел святой и сказал ему: «Сын мой. ты нехороший зверь и далек от Господа». Волк поразмыслил и понял, что святой прав. Он спросил, как он может приблизиться к небесам. Святой велел ему изменить привычки и молиться. Волк послушался и прославился своей чистотой и благочестием своих молитв. Как-то в летний день волк прогуливался по берегу реки, и какой-то гусь начал смеяться над ним. Волк повернулся, прыгнул и одним движением своих страшных челюстей перекусил ему шею. Стоявшая поблизости овца спросила: «Почему ты убил его?»

«Чтобы гусям неповадно было гоготать над святым волком», – ответил волк.

Шэнноу, глядя в овальное зеркало, стер последний клочок пены с подбородка. Без подернутой проседью бороды он выглядел моложе, но взгляд на бритое лицо не принес новых воспоминаний. С огорчением он отошел от зеркала, вымыл бритву и убрал ее в деревянный резной футляр.

Он устал. Путь верхом по горам был долгим и тяжелым, потому что местность была ему незнакома. Убедившись, что погони за ним больше нет, он все равно должен был искать дорогу в скалистом лабиринте. Он испробовал много троп. Но некоторые заводили в глухие каньоны или на узкие коварные уступы, ходить по которым без опаски могли только толстороги или горные мулы. Горожане понятия не имели о необъятности диких земель – нескончаемые горы, хребты, отроги уходили в бесконечность и дальше. По дороге сюда Шэнноу наткнулся на сгнившие остатки фургона, все еще нагруженного мебелью и всем тем, что нужно для создания домашнего очага. Они валялись в глухом каньоне у подножия крутого склона. А рядом он увидел череп и обломок бедренной кости. Эти люди тоже пытались пробраться через горы, а нашли только одинокую, ничем не помеченную могилу под куполом небес.

В большой комнате Зера Уилер внимательно вгляделась в него.

– Ну, красавчиком тебя не назовешь, – сказала она, – но молоко от такого лица тоже не скиснет. Садись за стол, и я соберу тебе поесть. Холодная ветчина с зеленым луком.

В ожидании Шэнноу оглядывал комнату. Вся мебель была покрыта искусной резьбой, выполненной с истинной любовью и придававшей комнате ощущение тихого уюта. В углу стояла треугольная горка – за зеркальным стеклом ее дверец виднелись крохотные чашечки и блюдечки, прекрасно расписанные и покрытые глазурью. Шэнноу подошел к горке. Зера, вернувшаяся с подносом, увидела его там.

– Зеб нашел их в пустыне на корабле. Красивые, верно?

– Чудесные, – согласился Шэнноу.

– Он любил красивые вещи. Зеб то есть.

– Когда он умер?

– Да больше десяти лет назад. Мы сидели на диване и смотрели на закат. Было лето, и мы вытаскивали диван на крыльцо. Он откинулся, обнял меня одной рукой и положил голову мне на плечо. «Красивый вечер», – сказал он. И умер. – Зера прокашлялась. – Налегай на ветчину, Йон. Не хочу разнюниваться. Расскажи мне про себя.

– Да рассказывать-то нечего, – ответил он. – Я был ранен. Меня подобрали странники. Свое имя я знаю, а больше почти ничего. Я умею ездить верхом, и умею стрелять, и знаю Библию. Ну а сверх того… – Он пожал плечами и принялся за ветчину.

– Так, может, у тебя есть где-нибудь жена и дети? – спросила она. – Ты об этом думал?

– Навряд ли, Зера. – Однако при ее словах он словно увидел женщину со светлыми волосами и двух детей – мальчика и девочку… Сэмюэль? Мэри? Но они не были его детьми. Он это знал.

– Ну а про рану что ты помнишь? – спросила Зера.

– Горело. Я был… в ловушке. Но я выбрался. – Он покачал головой. – Выстрелы. Я помню, как ехал в горы. По-моему, я нашел тех, кто поджег…

Стыдились ли они, делая мерзость?

– Ты убил их?

– Кажется, да. – Он кончил есть и приподнялся.

– Сиди, сиди! – сказала она. – У меня в духовке пирожки. Я давно ничего не пекла. И, может, они не задались. Ну, увидим.

В пыли его памяти поблескивало множество кратких воспоминаний, будто рассыпавшиеся жемчужинки, когда лопнула соединявшая их нить. Зера вернулась с пирожками – мягкими, пышными, с фруктовой начинкой. Шэнноу засмеялся.

– Ошиблись, Зера. Они превкусные!

Она улыбнулась, но тут же лицо ее стало серьезным.

– Если хочешь остаться на время, я буду рада, – сказала она. – Богу известно, помощь мне требуется.

– Ты очень добра. – Он ощутил всю меру ее одиночества. – Но мне необходимо узнать, откуда я. Не думаю, что память вернется ко мне здесь. Но если можно, я бы остался на несколько дней.

– Ручей, из которого я поливаю огород, совсем затянуло илом. Надо бы его почистить, – сказала она, вставая и собирая посуду.

– С превеликим удовольствием, – ответил он.

Когда восходящее солнце выглянуло из-за гор, апостол Савл неторопливо поднялся с широкой кровати. Одна из сестер пошевелилась, другая продолжала крепко спать. Савл накинул халат. На тумбочке лежал золотой камешек. Взяв его, он быстро вышел из комнаты.

Вернувшись к себе, Савл остановился перед большим овальным зеркалом, разглядывая красивое лицо с квадратным подбородком и пышные золотые волосы, ниспадающие на широкие плечи. Куда там лысеющему, щуплому, сутулому Савлу Уилкинсу, который приземлился с Диаконом в этом мире двадцать лет назад. Ну да Савл почти забыл того замухрышку. Теперь он внимательно разглядывал крохотные морщинки у глаз, почти незаметную паутину старения на щеках и шее. Поглядев на камешек величиной не более монеты, он увидел в его черноте лишь четыре тоненькие золотые линии. Накануне их было пять.