Другие семь дней - Виктор Гвор

— Да я ее и не знаю еще. Командир сказал — москвичка…

— Не знаешь, так узнаешь! Спросим у внука — кто и найдем! Если мы смогли Гитлера! Понимаешь, Аврик, нет Гитлера! И немцев нет! Не будет той войны! Ни фуя не будет! Не будет!!! Понимаешь???

— Понимаю… Кажется… Немцы на нас не нападут… Меня не ранят. Тебя не убьют. Мы будем жить, Васька! — Абрам шагнул вперед, под хлещущий с неба поток, широко расставил руки и закричал. — Мы будем жи-ить!!!

Словно в ответ на крик, издалека, откуда-то из-за Буга донеслось тревожное стакатто автоматной стрельбы, перекрытое басовитой пулеметной очередью…

Первым проснулся Егор. Полежал, прислушиваясь к тишине на улице. Подсветив фонариком на часы, горько вздохнул. В душе боролись два желания: вылезти по естественным надобностям и поспать еще. Но, вполне ожидаемо, победило третье, то самое, что характеризуется словом «надо». Надо готовить еду, собираться и идти. И так сутки просидели из-за неожиданно свалившейся на голову непогоды. Егор перевернулся на живот, не вылезая из спальника, выпростал из мешка руки и начал возню с примусом.

Когда вода закипела, он засыпал в котелок сублиматы и скомандовал общий подъем. Парни неохотно зашевелились, выползая из мешков и натягивая пуховки. Несмотря на тепло, идущее от разогревшейся горелки, температура внутри палатки стояла не выше двадцати градусов. Минус, естественно. Что творилось снаружи, все представляли достаточно четко. Потому туда никто и не спешил, несмотря на недвусмысленное недовольство внутренних органов. Сначала, перекидываясь редкими словами, не спеша пожевали, попили чайку, так же неторопливо переоделись в ходовое. Упаковали спальные вещи в «шмотники», свернули коврики, позапихивали спальники в мешки… В палатке старались сделать все по максимуму, чтобы «на улице» оставалось как можно меньше действий.

Сейчас большого смысла в этом не было. Судя по тишине за тонкой стенкой палатки, снаружи ни ветерка, ни снегопада. Может быть туман. Ну да и хрен с ним, кому тот туман когда мешал? Тепло от горелки выветрилось минут за пять после отключения. «Дома» стало так же, как «на природе».

Но привычка — вторая натура. Когда «там» ждут все прелести жизни в виде сбивающего с ног ветра и несущихся с бешеной скоростью снега, то чем больше сделаешь «тут», тем лучше. Вот и сейчас, по привычке…

Для выхода из палатки существует две причины. Уже упоминавшиеся естественные надобности и отсутствие внутри какой-либо невыполненной работы. А поскольку дважды вылезать категорически влом, то либо приходится сдерживать «души прекрасные позывы», либо быстро-быстро собираться. Лучше совмещать, что большинство и делает.

Первым вылез Лешка. Свалил справа от входа прихваченное барахло, чуть шагнул сторону и довольно зажурчал. Закончив с утренним туалетом, то есть, вернув на место все слои одежды, попутно вспоминая какую-то книжку, в которой туристы каждое утро тщательно умывались и чистили зубы, пожелал автору пару ночевок на шести тысячах с обязательным выполнением описанного ритуала. Повернулся к палатке и остолбенел.

— Ну ни х. я себе!

— Стакан! — тут же отреагировал из палатки Влад.

Одним из минусов чисто мужских групп является бесконтрольное изменение лексикона в сторону полного вытеснения из речи цензурных слов. Решение бороться с данным явлением экономическими методами, скрепя сердце, приняли на второй день. За каждое матерное слово виновник выставлял обществу стакан спиртного. Первоначально подразумевали напитки крепкие, но через пару дней переиграли на сухое вино. Всё равно накопившимися на сегодняшний день «штрафами» можно было вусмерть споить не только родной турклуб, но и средних размеров райцентр в Нечерноземье.

— Да и х. й с ним, — отмахнулся Лешка, — Ты посмотри, какая пое. нь образовалась!

— Два стакана! — Влад остался верен себе.

Зато Егор вылез наружу, глянул в указанном Лешкой направлении и тоже «попал на стакан». Если учесть, что у Егора это был первый штраф, а спаивать город пока готовились только трое, Влад с Саньком ломанулись на выход, уже сгорая от любопытства. Чаша зарабатывания «стаканов» не миновала и их.

— Откуда она взялась? — вопросил тем временем Егор, не отводя взгляда от перевала. — Позавчера же не было!

— Не было, — подтвердил Лешка.

— А вчера? — вмешался Влад.

— А хрен его знает, — почесал заросший подбородок Егор. — Вчера вытянутую руку разглядеть проблемой было, не то что перевал.

— И что делать будем? — поинтересовался Санёк.

— Сначала, всё же, отолью, — Егор вспомнил, зачем собирался сходить на улицу, — а потом пойдем. Она сюда не придет, а нам по-любому туда. На месте разберемся. Может, не разглядели вечером. Ледовые стенки сами по себе не возникают, это не триппер.

Через час возникшую на перевале стену можно было не только увидеть, но и потрогать руками. Легче от этого не стало.

— Что скажешь? — спросил Егор.

— Так не бывает, — ответил Лешка, — просто не бывает, потому что не бывает никогда!

— С чего это? — поинтересовался Санёк. — Так категорично?

— Смотри, — Егор уперся рукой в лед, бросив «шакала»[12] свободно болтаться на темляке. — Идеально отвесная. И идеально гладкая. Словно льду и ветер, и солнце по фиг, — и упрямо повторил за Лешкой. — Не бывает так!

— Угу, — подтвердил Лешка, — Не бывает. Но, она как и вправду вчера возникла.

— Ладно. Готовь страховку, — скомандовал Егор. — Проходить всё равно надо. Тут с полверевки, не назад же поворачивать.

Лешка отстегнул бур, начал завинчивать в лед. Егор взял у Влада второй «шакал»…

— Мать! Не идет! Как в «бутылку»!

Четверка столпилась вокруг Лешки. Бур даже не царапал поверхность льда, словно та была алмазной. Выдолбленные лунки не помогали, в лучшем случае удавалось отколупнуть тонкую пластинку, которая немедленно уносилась вниз по склону. Смена бура тоже оказалась безрезультатной. Даже привычная «палочка-выручалочка», титановый ледобур странного фиолетового цвета, полуподпольного производства мастерских безвестного советского НИИ, доставшийся Егору от отца и бравший всё, включая натёчный лед (ту самую пресловутую «бутылку») оказался бессилен перед загадочной стеной.

— Это не «натек», — сказал Егор, — лед переморожен. Батя с таким сталкивался на Накринской Щели. Там склон с ноября по февраль вообще мимо солнца пролетает. В тени полгода. Лед перемерзает и получается вот такая же фигня.

— А здесь с чего вдруг? — уставился на него Лешка, — солнце минут через десять здесь будет. И станет часов на двенадцать минимум. Южный склон.