Из жизни единорогов - Рейнеке Патрик

— С мороженым? Смотря с каким…

— Крем-брюле.

— А-а… С крем-брюле буду.

— Тогда одевайтесь и приходите на кухню.

Тут только я понимаю, что стою в тонкой майке с торчащими от холода сосками, что далеко не всякий человек моего пола счел бы приличным. Ну да ладно, раз хозяину пофиг, мне тем более все равно…

На кухне пахнет корицей. Я отхлебываю из чашки, и у меня против воли начинает щемить сердце. Кофе у него получился один в один, как всегда готовила для меня Фейга. Какой-то тайный еврейский рецепт, не иначе. Потому что простым совпадением я это объяснить не могу. Зато мороженое оказывается такое, как надо! Не просто такое, а именно то самое, наичудеснейшее в мире, которое делает только одна фирма «Талосто», каждый год не только грабительски увеличивая на него цену, но и сокращая вес трубочек и стаканчиков.

— Слушайте, вас так просто обрадовать, что мне прямо неловко, — замечает на изливаемые мной восторги Штерн.

— Ничего себе «просто»! Это же самое суперское мороженое!

— Правда? — он берет мою ложку и подцепляет у меня из тарелки крем-брюле.

Я продолжаю изливаться не тему чудесных совпадений, его великой интуиции и тонкого понимания природы и значения маленьких радостей, а он за это время облизывает ложку и во второй раз лезет ко мне в тарелку.

— Продолжайте-продолжайте… вы хорошо рассказываете, — плотоядно улыбаясь, говорит он.

На третьей ложке я не выдерживаю.

— Эй, ложку-то, может, мне вернете?

Он с довольным видом облизывает ее и кидает мне в тарелку.

— А кофе, значит, не понравился? Не любите с имбирем и корицей?

— Нет, люблю, — говорю я, сразу погрустнев. — Просто… просто Фейга точно такой всегда варит.

— Точно такой же? Как интересно! А с мороженым, значит, нет никаких тревожных ассоциаций?

— Ну, мороженое «Талосто» для всех делает, а кофе был специально для меня. По крайней мере, так хотелось думать.

— Ну, тогда я вам новый сварю, — говорит он все с той же довольной полуулыбкой, и не меняя выражения лица, выплескивает содержимое моей чашки в раковину.

Вот любит человек красивые жесты!… Нет, я, конечно, сам идиот. Надо было пить, да помалкивать… Но какой перевод продукта!

— Что? Теперь из-за кофе расстроились? Ну, сами подумайте, не могу же я, в самом деле, пить кофе, который специально для вас делали какие-то неизвестные мне женщины. Самому по случайности изготовить — еще куда не шло, но уж пить — извините!

Он разливает по двум чашкам новую порцию чего-то более простого, но не менее вкусного. А я думаю, что пора бы нам перейти на «ты». Потому что препираться с человеком, который ест твоей ложкой из твоей тарелки твое же мороженое, оставаясь при этом с ним на «вы», как-то это уже даже для меня немного «слишком». Вот только как это сделать? С ним ведь даже на брудершафт не выпить, потому что придется целоваться, а он явно этого не воспримет…

* * *

После ужина я, несмотря на выпитый перед этим кофе, вырубаюсь прямо на неразобранной постели поверх покрывала. Видимо, стресс и накопившаяся усталость дали, наконец, себя знать. Просыпаюсь уже глубокой ночью — исключительно, чтобы раздеться, умыться и почистить зубы, — и обнаруживаю себя укрытым каким-то пледом с рисунком из темно-зеленых виноградных листьев. Штерн уже спит, благодарить и расспрашивать нет никакой возможности. На ощупь плед странно похож на тот, который я оставил у Фейги, но в отличие от того, прекрасно вписывается в интерьер штерновой комнаты, а главное — очень близок моим собственным цветовым предпочтениям. Такой весь буро-зеленый с темно-красными в кирпичный оттенок прожилками. Это все я успеваю оценить уже утром, когда обнаруживаю себя в пустой квартире.

На столе в кухне оставлен мне дубликат ключей с брелком в виде зеленой металлической рыбки, которую можно использовать как открывашку для пивных бутылок. Я невольно обращаю внимание на цвет, потому что за исключением этих двух предметов, в здешней обстановке нет ничего зеленого. Указывает ли это обстоятельство на то, что обе эти вещи предназначены именно мне?.. Если да, то откуда он узнал, что мне нравится зеленый?.. Хотя, с другой стороны, раз он так внимательно разглядывал мои шмотки и помнит, в чем я когда-то ходил на работу, то мог и догадаться.

Я как раз заканчиваю раскладывать свои немногочисленные пожитки по освобожденным для меня полочкам и ящикам стола, когда является мой не в меру оживленный домовладелец. Вообще у себя дома читатель Штерн гораздо больше похож на человека, и гораздо меньше — на живописное полотно или мраморную статую. Привычная обстановка сообщает его точным жестам какую-то особую плавность, отчего они смотрятся несколько менее театральными, но зато куда как более изящными. Поскольку сам я в достаточной степени кинестетик, то наблюдать всю эту красоту в такой непосредственной близости, не имея при этом возможности к ней прикоснуться, в отдельные моменты становится для меня чуть ли не пыткой. Физиономия у него тоже, как выясняется, от природы гораздо более подвижная, чем мы все привыкли считать. Если в библиотеке он улыбается только в моем присутствии, и то нечасто, и исключительно глазами и уголками рта, здесь я всего за три дня насчитал аж несколько вариантов вполне себе полноценных человеческих улыбок. И вот — новое выражение!..

— Поехали! — чуть не с порога заявляет мне он, а глаза так и светятся азартным блеском. — Деньги дали авансом!

— Что, кутить поедем? — с опаской интересуюсь я.

— Какое «кутить»? Компьютер мне для вас в издательстве отдают!

Мы привозим железо, а потом полдня занимается его установкой на специально для меня освобожденном от книг и бумаг столе. Долго выясняем, что там работает и при каких условиях, в процессе чего открываем по меньшей мере четыре причины, по которым прежние владельцы решили-таки с ним расстаться. Когда все снесено, «винда» и все необходимые программы заново установлены, Штерн с изможденным видом валится на свою кровать.

— Нет, все-таки это не для гуманитарного ума работа…

— Слушайте, док! А может, мы сходим с вами куда-нибудь? Отметим мой новый фрилансерский статус? У Гарика из «Трех яблок» сегодня празднуют бёздник…

Он поворачивает ко мне свою скептическую физиономию, но по мере того, как я рассказываю, кто такой Гарик, какую музыку играет его команда, и кто там еще, возможно, будет на этом квартирнике, скептицизм его постепенно изглаживается.

— Это что, Гарри Зеленое яблоко?

— А, так вы его знаете?!

— Кто ж не знает Гарри… — говорит он с тяжким вздохом. — Ну, ладно, пойдемте. Покажете, что из себя представляет нынешняя богема.