Цена времени. Книга 4 (СИ) - Шайх Роман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вгрыземся в землю глубоко и жадно, господин. — Щуплый гонец уважительно кивнул, раскланялся и спешно удалился.
— Господин государь, — Неспешно начал прошмыгнувший ко мне старичок. — Слыхал я, что в имении твоем, в Борках, дома для пчел ставить стали. — Вот же ироды: и тут ничего в тайне не удержали! Мы ведь пока лишь экспериментировали с первыми в России ульями и только-только пришли к хорошим результатам, а об этом уже последний крестьянин наслышан!
— Допустим, — Неопределенно буркнул я.
— Мы ж ведь бортничеством промышляем, — Сказал он и тут же прикусил язык. Так, как будто это было что-то незаконное. — Но закон чтим и подати, наместником твоим назначенные, платим справно!
— Верю, — Строго кивнул я. — А про ульи зачем спрашиваешь?
— Ну дык ясно дело, государь, — Стушевался старичок, заерзав на ранее удобном стуле. — Ежели ульи совсем рядом будут, то и мед да воск легче будет добывать. Мы вот и подумали, что хорошо было бы общиной понемногу собрать деньжат, да купить у тебя те дома пчелиные. — Эх, а ведь только технологию отработали, только на поток решили ставить, а придется рассекречивать.
— Хорошо, — Хладнокровно кивнул я. — Отправляйся в Борки и сообщи обо всем наместнику тамошнему. Он тебе выпишет грамотку на покупку ульев. По весне отправите человека с деньгами, да купите, сколько вам надобно.
За бесчисленным множеством людей, что шли ко мне по самым разным поводам, приемный час пролетел незаметно. Да уж, надо бы еще больше разных структур наплодить, чтобы всей этой волокитой не только лишь я занимался. Удивительно: вот вроде всю жизнь презирал бюрократов, но лишь оказавшись в их шкуре понял всю необходимость этого аппарата управления.
Почтенные гости провалялись в постели значительно дольше меня и сейчас, неспешно умываясь и одеваясь, готовились к насыщенному дню, который я для них подготовил. Первым пунктом на повестке дня было посещение планового смотра учений, а потому все стали готовиться к конной прогулке за город. Ливонцы снаряжали лошадей, с улыбкой вспоминая вчерашний вечер. Помня о том, что с неба в любой момент может полить как из ведра, все мы надели плащи из плотной парусины, которые отлично спасали от дождя и отражали значительную часть влаги.
Однако, по видимому, не суждено сложной системе, которую я построил, пока не суждено функционировать хотя бы один день без моего присутствия. Только мы собрались выезжать, как к Лаврентию с докладом прискакал его подопечный из числа тех, кого он назначил докладывать обо всех необычных гостях города.
— Господин лейтенант, господин государь. — Почтенно склонил голову невысокий парнишка, сын одного из моих сподвижников — бывшего дворянина, который добровольно отказался от помещичьих нег в пользу дела революции.
— Докладывай, рядовой. — Вздохнув, сказал я молодому гвардейцу.
— В Новгород прибыли люди из Москвы, — Он испуганно забегал глазами, отлично понимая, что это может означать. И я это тоже прекрасно осознаю. Ведь Москва сейчас хоть и слаба, но все же имеет возможность претендовать на все земли ранее единого государства. А значит, и на наши земли тоже. Впрочем, кто сказал, что я им эти земли отдам? А уж народ, почуявший свободу, совершенно точно не захочет с ней расставаться.
— Много их? — Буркнул я, нервно дернув щекой.
— Пара дюжин всего. — Быстро ответил рядовой. — Но, судя по виду, какой-то боярин пожаловал. — Я заметил, что маршал-переводчик что-то зашептал на ухо барону Русдорфу, явно переводя наш диалог.
— Хорошо. — Кивнул я юному гвардейцу. — Вольно, рядовой.
— Герр государь, — Осторожно начал ливонский маршал. — Барон Русдорф желать выразить свою поддержку и… — Он замялся, подбирая слова. — Как-то… Закрепить вольность Новгородской земли. — Что ж, помощь такой силы, как Ливонский орден, во многом представляющий интересы католического мира, в противостоянии с Москвой действительно может сыграть важную роль.
— Хорошо, господа. Новгород принимает вашу благородную помощь. — Искренне поблагодарил я Иогана и его свиту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Только мы хотеть говорить с московскими боярами при своем оружии, — Хитро ухмыльнулся маршал. — Как и полагает благородным воинам Христа, разумеется. — Это они ловко. Ну конечно, ведь их оружие, как и полагается, на въезде в детинец у них временно конфисковали. Таков порядок, что уж тут.
— Добро, — Согласился я.
Когда свите барона выдавали их же оружие, я заметил, что помимо множества смертоносных клинков доблестные рыцари крепко сжимали в своих руках единообразные арбалеты с выгравированной на деревянном прикладе надписью, которую я не спутаю ни с чем: «Боркинская самострельная мануфактура». Вот вроде мелочь, а приятно осознавать, что на ближнем зарубежье так распространилось оружие, производимое здесь, в Новгороде.
Мы вышли за ворота укрепленного детинца, который за последний месяц ощетинился новыми пушками по всему периметру и сейчас представлял из себя грозную цитадель с высокими и толстыми стенами. Два десятка человек ливонцев, десяток моего личного охранения во главе с Лаврентием и я. Всего три десятка человек стояло под пасмурным небом, с которого вот-вот должен был ударить ливень. Все молча всматривались в сторону ворот второй стены, откуда с минуты на минуту должны были показаться незваные гости. Дождевики, сшитые, опять же, здесь, в Новгороде, из черного сукна и парусины делали из нашей компании самую настоящую черную тучу, которая явно контрастировала на фоне красных стен детинца.
Вскоре все же показались две кареты с двумя десятками всадников личной охраны. Да уж, помощь Русдорфа явно должна сыграть большую роль хотя бы потому, что благодаря ему я получил в этих переговорах численное превосходство. Всадники напоминали тех, которые сопровождали в прошлом году покойного царя: в длинных кафтанах по колено с высокими воротниками и меховыми шапками на головах. Вот только на сей раз эти представители поместного войска смотрели по сторонам не буднично и нейтрально, а скорее с подозрением и презрением. Так, как будто злой начальник заглянул к своему подопечному на запущенное рабочее место и вот-вот уволит того, брызжа во все стороны слюной и оскорблениями. По капюшонам плащей ударили первые мелкие капли дождя, а где-то вдалеке сверкнула молния. Да уж, разговор на вряд-ли пройдет в дружеской обстановке.
Интерлюдия. Генрих фон Майер. Окрестности Тихвина.
Вороны слетались со всех сторон на развернувшееся застолье из многочисленных трупов лошадей и людей, которые с трех сторон окружили квадратный редут, наскоро выкопанный поредевшей ротой за пасмурное утро. Дабы не намочить драгоценный порох, которого и без того осталось не так много, над окопами и брустверами бойцы соорудили навесы из парусины повозок, накрыв ими все припасы и даже два орудия, которые установили в двух противоположных углах редута и которые сейчас отдыхали после долгой пальбы.
Отдыхала и сама рота. Еще не было и полудня, а они уже отбили две крупные атаки мятежников, щедро накормив неуемных всадников свинцом, а однажды, когда те прорвались-таки на позиции — даже сталью штыков. Однако сейчас выдалось затишье. Дождь прошел, оставив за собой грязную, непригодную для атаки землю, усеянную трупами и странный запах, смешавший в себе кровь, пот, порох и много чего еще.
Вдруг из санитарной палатки, которую установили под прикрытием двух телег, ковыляя на одной здоровой ноге и волоча за собой перебитую в последней стычке вторую, вышел один из ротных музыкантов, осторожно неся в одной руке струнный инструмент, а другой опираясь на самодельный костыль.
— А ну-ка, служивые, чего носы повесили! — Улыбаясь, пророкотал он, с разбегу ворвавшись в окоп и усевшись по житейски на пустой бочонок из под пороха, который артиллеристы совсем недавно растащили на новые заряды для своих орудий. Генрих узнал этого музыканта. Когда они отдыхали в Новгороде в последний раз, этот мужичок сильно увлекся музыкой, которую играл полковой оркестр. А то как же не увлечься — с ним ведь сам государь работал! А от герр Александра Майер не мог ожидать плохого музыкального вкуса. Он не раз слышал, как его государь играет на этом струнном инструменте, названном им же «гитарой», и каждый раз Генрих убеждался в его музыкальном слухе.