Со мною в ад - Кирилл Войнов

Глаза ее наполнились слезами, она вынула из-под подушки платочек и промокнула слезы.

— Около одиннадцати стала я готовить, долго ли — цыпленок ведь сварен. А тут стучит в окно Дорче, соседка из большого дома, что рядом с нами построен. У них есть телефон, нам иногда звонят, они зовут — хорошие люди. Гено, говорит, просит тебя. Я побежала. Он говорит, я машину нашел, надо немедленно привезти деньги, у него не хватает… Я сразу подумала о ящике, у него там, наверно, есть деньги, и даже хотела спросить, взять ли из ящика. А потом вспомнила: он этот ящик всегда закрытым держит, прячет там и деньги, и разные другие вещи… я знаю. — Лицо ее на миг отвердело. — Но у меня и свои деньги были, я собирала на мебель, еще на что-нибудь… Он сказал, чтобы я сейчас же привезла их на станцию Искор, в какой-то склад-ангар, объяснил точно, как попасть… Я сказала, хорошо… побежала домой, взяла деньги, закрыла квартиру и пошла на автобус…

— В котором часу это было?

— Думаю, в половине двенадцатого…

— А в Искор когда приехали?

— Ну… пока дошла до автобуса, пока дождалась его, потом поехала, потом склад искала — в общем, прошло не меньше часа, так что было полпервого или около того.

— Гено ждал вас?

— Я заблудилась, там везде одинаковые склады и все ворота одинаковые, а заборы с колючей проволокой… Потом нашла… и Гено появился…

— Откуда появился? На чем? Приехал? Пришел?

— Пришел, пешком пришел… Может, он ходил меня встречать на остановку автобуса, не знаю… Я отдала ему деньги…

— Вы о чем-то говорили?

— Да… Я рассказала ему, что приезжали сестры, побыли недолго и уехали. Сказала, что обед приготовила и пора идти домой. Но он не захотел. Утром мы уговаривались обедать вместе, а теперь вот… не хочет… Я настаивала, а он — некогда, не могу… И ушел…

Невена говорила все тише, видимо, потратила слишком много сил. Она натянула на себя одеяло, спрятала руки — ей стало холодно.

— Когда я вернулась, я поняла, что они опять приходили… А говорили, что не придут… — (Я уже едва улавливал слова, произнесенные Невеной).

Я понимал всю беспощадность своего поведения, но что было делать — нельзя останавливаться, клубок еще далеко не распутан!

— Невена, вспомните — вы говорили, что, уходя с деньгами, закрыли дверь. Как же они вошли? Кто им открыл?

— Гено… Он приходил домой… Я, когда вернулась, увидела ключ… ключ на том месте, где мы оставляем дочке. Это ее ключ… Он дал сестрам, чтобы они закрыли за собой, и сказал, где оставить…

— Значит, вы уверены в том, что он побывал дома? А как же это возможно? Ведь он звонил вам из склада в Искоре? И вы там его нашли, верно?

— Не знаю… — скорее догадался, чем услышал я. — Он… он был… Ящик его был открыт… наверно, забыл закрыть или торопился… Я хорошо помню — когда уходила, он был закрыт, а когда пришла… И ключ от двери лежал на месте… Если бы он не открыл сестрам, они бы…

Она рывком сбросила с себя одеяло.

— Где они сейчас? В больнице? Они здесь? Или…

Я не мог придумать с ходу нужный в эту минуту ответ. Она снова натянула одеяло, отвернулась к стене и заплакала.

— Как мне жить теперь? Зачем мне жить? Зачем меня спасли?!

Вошла сестра, поглядела на Невену и быстро подошла к ней.

— Что случилось, Венче?

Сестра отвернула одеяло, взяла руку Невены и стала считать пульс.

— О чем вы говорили? — Она поглядела на меня с укором. — Я же просила вас… А теперь, прошу вас, уйдите… Вы же видите — Невена еще очень слаба…

Я поймал сестру за руку и стиснул, умоляя помолчать. Наклонился к Невене:

— Гено рассказал вам об этом, когда приходил сюда?.. Вы поэтому сделали… потом…

— Ничего он мне не рассказывал… Он молчит… И все молчат… Но я знаю, поняла…

Сестра выдернула руку.

— Выйдите немедленно! Прошу вас — выйдите!

Я поклонился бедной Невене (хотя вряд ли она это заметила) и быстро вышел.

Длиннющий коридор был пуст. Я помчался по лестницам вниз, не дожидаясь лифта. Бог мой, как много лестниц, когда же они кончатся? Значит, в обеденное время он был дома! Он впустил сестер… И этот ящик… Что это за ящик, о котором уже несколько раз говорила Невена? Закрыт… потом открыт… Он держал в нем какие-то вещи. Что за вещи? Что там нашли при обыске? По-моему, ничего особенного… Ну, разумеется, что ж там могли найти, если он побывал перед этим дома?

Слава Богу, у меня не было нужды искать его и приводить ко мне — он был здесь, внизу, под рукой. Мы не виделись с момента его ареста. Я тогда послал дежурного в зал, а сам ушел к себе — не хотелось мне присутствовать при его задержании и слышать его вопли.

Я вызвал дежурного. Через несколько минут он ввел Томанова в кабинет.

— Безобразие!!! Возмутительно! Я буду жаловаться! В конце концов, в этой стране есть законы! Кто дал вам право…

Я столько раз слышал все это от самых разных людей — лучше дать ему выплеснуться, а потом спокойно начать допрос.

— Вот что, гражданин Томанов, давайте-ка выложим карты на стол!

— Вот как? Уже? — Он постарался придать своему вопросу издевательско-саркастический оттенок.

— Да, вот так, — твердо заявил я. — Пора ставить точки над «i» и наказывать преступника.

— Ах вот что? Уже и преступник есть? Ну, поздравляю! И кто же это, если не секрет?

— Конечно, не секрет! Особенно для нас с вами!

И я как с горы помчался:

— Итак, первое, что вы постарались сделать, — это скрыть свою связь с Тони. Вы упорно молчали, а потом и отрицали посещение вашего дома Пановой, потому что это немедленно выдало бы вас. Следующая ложь — вы уверяли меня, что ночевали после несчастья у трамвайного кассира Захари Дудова, хотя все пути вели в квартиру вашей любовницы и ее матери! Дальше. В Кюстендиле вы, по вашим словам, были в последний раз на экскурсии с классом, но память вам временно отказала, и вы начисто «забыли» о недавнем посещении города, когда вы приехали туда за Пановыми и отвезли их в Софию! Дальше. В своем «железном» алиби вы построили, как вам показалось, неопровержимую комбинацию, этакий щит, чтобы скрыть вашу встречу с Тони в сквере за мавзолеем… В общем, вы как черт от ладана бежите от всего, что может подвести к этой связи, потому что достаточно хорошо знаете: если эта история раскроется, все станет на место, все будет ясно и просто — у него есть любовница, он ненавидит жену и хочет освободиться от нее любыми путями и средствами! Но ведь скрывать-то нет никакого смысла! О вашей связи знает вся София. И лучше всех знает ваша жена. Три года вы связаны с Тони, обещаете ей, что освободитесь, что покончите со своим браком, что женитесь на ней…

— Не обещал! — выкрикнул он.

— Нет, обещали! И даже заявление на развод подали!

— Я забрал заявление!

— Да, забрали! После преступления! Дешевый номер…

Он молчал. Неужто мне удастся, наконец-то, припереть его к стенке и получить признание?

— В одном только ваша угроза подействовала — на какое-то время. Ваша соучастница Велика Панова долго молчала — молчала о вашем приезде в Кюстендил, и особенно — о паратионе. Но и это выяснилось и теперь не вызывает ни малейших сомнений: она помогала вам, она нашла яд и сунула его вам прямо в руки — это было в машине, на обратном пути из Кюстендила. Вы с ней ругались, может быть, она требовала, настаивала, науськивала, но это другой вопрос. Главное — вы получили паратион. Как вы проболтались Тони? «Наконец я нашел ракию, которую искал…» Потом вы спрятали яд и ждали удобного случая. Паратион был у вас. Я говорю — «был», потому что сейчас его, разумеется, там нет. Но, — тут я сделал небольшую театральную паузу, — мы знаем, где он и что с ним стало!

Он поглядел на меня с ненавистью, но и с явной жалостью. Почему? Я тогда понять не мог.

— Значит, каждый получивший паратион спешит отравить им жену? Так по-вашему?

— Не каждый — речь идет о вас! Зачем иначе вам этот паратион?

— У меня строится дача в Симеоново. Там деревья.

— Сколько? Сколько у вас деревьев?

— Много. Семнадцать… нет, двадцать три.

— И для них вам хватит половины лимонадной бутылки?! Обычно вы лжете удачнее!

Он покачал головой, с презрением глядя на меня. Но обдумывать выражение его лица мне совсем не хотелось, и я продолжил:

— Сосредоточимся на том роковом дне… — (черт знает почему я употребил это слово, я не люблю его, пришлось объясняться), — как любят говорить адвокаты… На том дне, на который вы заготовили свое «железное» алиби. Или скорее — на том получасе, из-за которого ваше алиби расползается по швам и разлетается в пух и прах!

Я стал расхаживать по кабинету, он все еще молча, тяжело глядел на меня.

— Нет, пожалуй, вернемся немного назад. Итак — приход старшей Пановой к вам накануне вечером. Она нашла средство, подсказала образ и характер действий, вы его приняли, согласились с ней, обещали… А она ждет, теряет терпение, начинает сомневаться в вашей решительности — и приходит к вам! Прямо к вам в дом, зная, что жена ваша дома, — и рассчитывая на это! И, конечно же, она делает это вовсе не для того, чтобы передать вам какой-то идиотский норковый жир, который, может, и был у нее во второй бутылке, полученной от дьякона, — соседка видела эту бутылку! — а для того, чтобы поставить вас в тупиковое положение и сделать невозможной вашу дальнейшую жизнь дома! Вы для вида устраиваете скандал и выгоняете ее, но это преисполняет вас решимости, и вы начинаете действовать! Ночью вы ведете себя как образцовый муж, жена ваша ни о чем не догадывается, никаких подозрений и сомнений у нее не возникает, а утром заходит речь об обеде — и вы обещаете к обеду прийти, чтобы поесть вместе. И уходите на работу. А в пол-одиннадцатого вам сообщают о машине. О, это очень соблазнительно — отхватить машину! Хотя и несколько нарушает ваши планы. Тем не менее вы пишете заявление, запасаетесь письмом за подписью шефа, мчитесь в Искор на мотоцикле вашего приятеля Младенова и прибываете туда в пять минут двенадцатого. А там еще одна неожиданность — можно заплатить деньги сейчас же и взять машину! Вы звоните жене, требуете, чтобы она привезла деньги, потом… потом звоните второй раз! Второй раз! Это крайне важно. Зачем вы это сделали? Зачем звонили второй раз?