Фея для школьной Золушки - Арина Ларина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты тоже считаешь, что Катька красивее? – напряглась Надя.
– Нет. Тебе от этого легче? – разозлился Вася. – Или это тебе чем-то поможет? Ты вообще, Черемушкина, странная какая-то. Столько усилий ради того, чтобы какой-то хмырь, которому на тебя плевать, начал за тобой ухаживать! Вбила себе в голову чушь! Принц он, как же!
– Да что ты разорался? – испуганно одернула его Надежда. – Я хочу доказать ему, что я лучше. Просто доказать. Чтобы знал, кого потерял. Вот стану я первой красавицей школы…
– И приползет он к тебе на коленях, – подхватил Вася. – И ты его сразу простишь, размякнешь, и будете вы жить долго и счастливо, и помрете в один день!
– Я помирать не собираюсь, – надулась Надя.
– Да живи себе на здоровье, только со мной не спорь! – жестко отрезал Василий.
Отбор в финал она прошла легко. Спасибо Пузикову. Но теперь предстояло самое сложное.
– Предположим, платье мы с мамой опять напрокат возьмем. Только теперь до пола, – загибала пальцы Надя. – И так, чтобы туфли было почти не видно, а то я на шпильках не могу.
– А танец? – переживала Татьяна. – Надо ж костюм для танца!
– Нет. Надо что-то такое, в чем я буду и выступать, и танцевать, – замотала головой Надежда. – Где я там буду бегать переодеваться?
– Вы бы лучше подумали, что она танцевать будет, – внес в их трескотню рациональную ноту Василий. – Русскую плясовую или чунга-чангу? Или вообще рейв какой-нибудь?
Тут обе девушки взглянули на него так, что Пузиков мучительно сморщился, словно сожрал лимон, и обреченно замотал головой.
– Надо, Вася, надо, – припечатала Татьяна. – Будешь с ней танцевать, иначе Черемушкина будет топтаться одна как дура. Женщина в танце без кавалера выглядит, как корова на коньках или как жираф на Северном полюсе – нелогично и странно.
– Да я не умею! – взвыл Пузиков.
– Я тоже не умею, – утешила его Надежда. – Будем учиться.
– А музыку надо веселенькую, чтобы народ оживился. Обычно всякие тоскливые вальсы плохо идут, – вспомнила Гусева.
– Всякие вальсы танцевать проще, – логично возразила Надя.
– Нам надо не то, что проще, а то, с чем можно выиграть, – напомнила Таня. – У меня есть знакомая девочка, она на латиноамериканские танцы ходит. Попросим, она вам что-нибудь поставит.
– Что она нам поставит? – затосковал Вася, у которого этот глагол ассоциировался только с синяком или шишкой.
– Танец она вам поставит, – пояснила Татьяна. – И не капризничай. Все будет отлично.
С танцем и правда все решилось замечательным образом. Татьянина знакомая, тощая дылда с дредами, вдохновенно взялась за дело и состряпала для них номер из нескольких зажигательных мелодий. Движения были простыми и довольно эффектными.
С конкурсом на эрудицию Надя тоже не очень переживала. Все же она весьма нескромно считала себя если не очень умной, то уж вовсе не дурой. А значит – шансы есть.
А вот со стихами вышла загвоздка. Надя хотела что-то оригинальное, Татьяна настаивала на слащаво-сопливых виршах про любовь, а Вася вообще отмалчивался, так как думал о чем-то своем. Наверное, ему все эти приготовления порядком надоели.
– У меня вообще такое чувство, – огрызнулся он, когда Гусева начала возмущаться, что он не подает идей со стихами, – что это я хочу стать первой красавицей школы! И я прям даже все для этого уже сделал. Смокинг нашел, танец выучил…
– А ты, кстати, действительно нашел смокинг? – вдруг испуганно уточнила Надя. Про костюм партнера они совершенно забыли!
– Нашел, – утешил ее Пузиков. – И на этом считаю свою миссию выполненной. Ваши розовые пузыри в стихах я слушать отказываюсь.
Со всеми этими приготовлениями они как-то совсем забыли про учебу. И гром не замедлил грянуть.
– Я забыла, что сегодня диктант по английскому, – в ужасе ахнула как-то утром Татьяна.
– Ты что?! Я ж тебе вчера напоминала, – забеспокоилась Надя. Татьяна собиралась стать переводчицей и заниматься языками, поэтому по английскому ей нужны были исключительно пятерки – для себя и, что важнее – для родителей.
Тщетные попытки выучить все слова за пять минут до урока успехом не увенчались.
– Я пропала, – запричитала Гусева, когда они сдали листочки с работами. – Надька, я пропала.
Класс начал собираться на выход, учительница английского куда-то убежала, и вдруг Татьяна с безумным лицом рванула к учительскому столу. Судорожно перерыв работы, она выдернула свою, сунула ее в карман и, трясясь от ужаса, выскочила из кабинета.
– Ненормальная, – пробормотала Надя и побежала следом.
Татьяна, притихнув и съежившись, начала ждать расправы.
– Чего я, бестолочь, натворила, – тряслась она. – Чего ты меня, Черемушкина, не остановила-то? Как теперь быть? Вот кошмар.
Ожидание казни обычно страшнее самой казни, поэтому издергавшаяся и переволновавшаяся Гусева перестала есть, спать и начала вздрагивать от каждого окрика.
Кошмар, который она предсказывала, случился на следующем уроке английского.
– Гусева, ты контрольную сдавала? – металлическим голосом спросила Ирина Григорьевна. Ждать от англичанки пощады было бессмысленно. Она славилась фанатичной любовью к своему предмету и полнейшим отсутствием человеческих чувств к ученикам. И если на ее уроках происходило нечто такое, что ей не нравилось, она немедленно шла к директору и требовала возмездия в виде педсовета. Связываться с ней боялись даже самые отъявленные хулиганы, поэтому английский ее группы знали вполне сносно, а во время занятий в классе царила благоговейная тишина.
Есть учителя-душки, которых все любят, а есть учителя-роботы, для которых ученики – как винтики в школьном механизме. Ирина Григорьевна была из вторых. Она никогда не орала, не устраивала истерик, а была холодна, как снежная королева. И с ней было невозможно договориться.
Бедная Гусева чувствовала себя кроликом, положенным на обеденную тарелку удава. Она точно знала, что в такой ситуации нужно твердо стоять на своем, но от нервов пропал дар речи, уверенность в себе и здравый смысл.
Издав некий странный звук и разведя руками, Татьяна бессмысленно уставилась в бесцветные глаза англичанки.
– Это «да» или «нет»? – без интонации и даже без раздражения уточнила Ирина Григорьевна, пригвоздив взглядом медленно съезжавшую по стулу провинившуюся.
– У-ы, – убежденно мотнула головой в сторону Гусева в последней надежде на чудо. Класс начал тихо хихикать.
И тут чудо произошло. Такое очень редко, но бывает. Таня тянула время в надежде, что рухнет потолок, что англичанка упадет в обморок, что в класс, в конце концов, вбегут инопланетяне и всех заберут на опыты – но случилось совсем другое.
– Это я ее работу взял, – неожиданно раздался уверенный и спокойный голос с последней парты.
Таня медленно обернулась, не веря своим ушам.
Леша Терехин, этот шут гороховый, это стихийное бедствие с задатками литературного гения, эта головная боль директора и учителей – стоял и с нахальной улыбкой смотрел на англичанку.
– И куда же вы, позвольте спросить, дели сей шедевр? – без грамма интонаций поинтересовалась Ирина Григорьевна.
– Выбросил, – легко тряхнул челкой Леша.
– И, вероятно, вы нам можете объяснить – зачем? – все тем же ровным тоном продолжила допрос учительница.
– А она мне на ногу наступила и не извинилась, – весело соврал Терехин.
– Хм. – На губах англичанки мелькнуло подобие улыбки. – Видимо, вам кажется, что это логичное объяснение?
– Да ну что вы, – искренне всплеснул руками Леша. – Где я, а где логика! Каюсь, виноват, готов понести заслуженное наказание. Расстреляйте меня у доски, подлеца. Но прошу учесть, что я глубоко сожалею об этом прискорбном инциденте!
Он шутовски шаркнул ножкой и застыл в полупоклоне.
Класс замер в ожидании чего-то страшного. Тем удивительнее был долгий взгляд Ирины Григорьевны и странная фраза, которую она сказала дрогнувшим голосом:
– Не все такие поступки достойны уважения. Но бывают исключения. Гусева, зайдите после уроков, напишете работу еще раз.
Класс так и просидел до звонка притихший и удивленный. Стоит ли говорить, что бедная Татьяна и вовсе была обескуражена.
– Ирина Григорьевна, – сбитый с толку Терехин подошел после урока к англичанке, но та резко перебила его.
– Я знаю, что вы обманули. Предлагаю закрыть эту тему, Терехин. Это был красивый поступок, но давайте не будем считать меня идиоткой. – Она усмехнулась и показала изумленному Алексею на дверь: – Всего хорошего.
– Терехин, ты чего? – налетела на него изнывавшая с той стороны Татьяна. – Зачем?
– Просто так, – буркнул тот.
– Нет. – Отцепиться от Гусевой было не так-то просто. – Ты ж меня спас. Ты в курсе?
– В курсе, – односложно кивнул Алексей.
– Хочешь, я тебе списать что-нибудь дам? – уже почти умоляюще проблеяла Таня.