Ты мне не сестра (СИ) - Попова Любовь

— Лана, блять, расслабься.

— Пошел нахуй, я же попросила! -кричу и со всей дури втыкаю ногти ему в руку. Макс отваливается в сторону, а я вскакиваю с кровати. — Когда я прошу не делать этого, значит мне не приятно!

— Тогда, — тянет он руку, пока его член продолжает стоять колом, но я бью по ней со всей дури. А лучше бы дала по члену!!

— Тогда не будет! Пока ты не научишься сдерживаться и следовать не только своим желаниям!! Меня достали мужчины, которые считают, что могут решать чужие судьбы.

Макс из расслабленного мигом становится напряженным хищником и не дает мне даже сделать шаг из спальни. Хватает за запястье стальными кандалами и рычит.

— О каких мужчинах ты говоришь, Лана?

— Макс…

— О каких!?

Никогда не видела его таким злым, таким диким. Кажется, что вторая рука, сжатая в кулак, еще немного и обрушится на меня. Убьет.

Меня пробивает дрожь страха, и я понимаю, что никогда, никогда не скажу Максиму о сексе с Андроновым. Потому что в таком случае, если Макс не убьет меня, то это будет удача. Он, кажется, слишком трепетно относится к мысли видеть меня с кем-то еще.

— Лана…

— Я о Жене, — шепчу я испуганно и обнимаю Макса за голые, напряженные плечи, прижимаюсь всем телом, пытаюсь отвлечь внимание. – Он тоже в свое время решал, как мне жить. Даже хотел сводить к сексопатологу, представляешь?

Лицо Макса разглаживается, и он начинает ухмыляться.

— Просто этому придурку не дано завести мою детку, вот он и придумал специалиста. Идиот.

— Мне стыдно перед ним, — говорю я, пока он укладывает меня на кровать и ложится рядом. – Он видел, как мы..

— Забудь о нем, забудь обо всех. Важны только мы с тобой. Сегодня, пожалуй, можно и отдохнуть, — закрывает он глаза и прижимает меня к себе ближе, хотя твердость его желания я ощущаю задницей. Снисходительный какой.

— А чего это ты? Внял моим словам?

— Нет, Лана, просто завтра мы идем к врачу. Не очень хорошо будет, если ты дрыхнуть у него будешь…

— К врачу? — замираю я и прикрываю глаза. Вот и закончилась фантазия. Реальность подступает километровыми шагами.

— Да, тебе же нужен анализ. Да и надо проверить, не залетела ли ты.

— Ты так говоришь об этом, — пытаюсь отодвинутся, но бесполезно. – Как будто это волнует только меня.

— Тут ты права. Меня волнуешь только ты, — поглаживает он мой живот, задевает грудь и оттягивает соски, и я вдруг чувствую эти касания совсем иначе. Они меня раздражают. Словно на груди появились чужие соски. – Мне откровенно плевать на наше гипотетическое родство.

— Тогда тебя волную не я, а мое тело. О моих чувствах ты не думаешь.

— Ты любишь же меня, что еще может быть важно? — поворачивает он меня и заглядывает в глаза. Его лицо освещает полная луна, что светит в окно. А глаза кажутся демоническими. Настоящий бес.

— Важно, чтобы и ты любил меня. Иначе, все, что мы делаем, бесполезно.

— Я люблю.

Качаю головой и прикрываю глаза.

— Ты пока не понимаешь, что такое любить. Пока что в тебе говорит лишь чувство собственности. И я устала кому-то принадлежать.

Макс молчит некоторое время, поглаживает большим пальцем мои щеки, стирает слезы. Что выражают мою острую боль в груди.

— Тут я не могу тебе помочь. Ты принадлежишь мне. Это не изменится. Я скорее сдохну, но тебя никому не отдам.

Глава 32.

Его слова как молотом об мозг. В этот момент он так напомнил мне отца, что стало противно. Не только лежать рядом. Но даже дышать одним воздухом. Тот тоже не делится. Уничтожает то, что больше ему не принадлежит. Я до сих пор не знаю, что приключилось с моей, пусть не слишком идеальной, приемной матерью. Но точно знаю: в живых ее нет. И меня могла постигнуть та же участь, останься я под Андроновым старшим. И может постигнуть в скором времени, узнай младший про секс с отцом.

Сглатываю, когда он притягивает меня к себе, вдыхает запах влажной кожи и мирно засыпает. А я только и думаю, что мне придется снова исчезнуть. Потому что сейчас рядом с ним мне тесно. И он словно чувствует мои мысли. Словно понимает, что я на грани побега. И это пока я не знаю, в какую сторону рвануть. На Родине есть одно место, в которое меня давно подмывает съездить.

А самое главное, Максим вряд ли о нем что-нибудь узнает. Ведь его волнует, чтобы моя дырка была готова для его вторжения, а сама я его мало интересую. Так вот, его опасения в отношении меня резко меняют его поведение. Еще вчера он был жестким тираном, а уже сегодня по выезду в город он ласковый любовник.

И я знаю, что это очередная маска. Но как же приятно хоть на время погрузиться в эту фантазию. Увидеть снова того остроумного мальчика, в которого я когда-то так неосторожно влюбилась. Так остро полюбила. Сама себе всадила стрелу в сердце, что продолжает ныть и истекать кровью. Даже спустя столько лет. И затянется ли эта рана когда-нибудь, не известно. Особенно учитывая, что я ношу под сердцем его ребенка.

— Вы уверены? То есть, это прям точно? — выспрашиваю я гинеколога, к которому меня отправил Максим. Он сам пошел сдавать наши биоматериалы для выявления родственных связей. Откуда он на Кипре нашел русскую клинику, одному богу известно.

Гинеколог, женщина за сорок, но очень привлекательная и ухоженная посмотрела на меня так, как смотрит на всех своих глупых пациентов. Особенно тех, кто считает себя умнее врачей.

— Цвет и состояние вашей матки соответствует трехнедельной беременности. Вы же сдавали кровь?

Киваю, слезая с кресла, в котором сидела лишь раз в жизни. Еще в школьное время. И быстро надеваю белье.

— Значит сейчас принесут результаты и у вас не останется сомнений.

Сомнений у меня было хоть отбавляй. Особенно в том, что этот ребенок, если он уже существует, выживет.

— Элеонора Карловна, — начинаю я аккуратно разговор, из-за которого, в принципе, могу отправиться в тюрьму или дурку. Она поднимает взгляд от своих записей и внимательно смотрит.

— А можно я спрошу.

— Конечно.

— А что, если гипотетически. Только представим себе, этот ребенок зачат близкими родственниками?

Она даже откладывает ручку, смотрит на крепко запертую дверь и откидывается на спинку стула. Отчего халат на ее обширной груди чуть натягивается.

— Насколько близких?

— По отцу, — без предисловий сообщаю я и жду вердикт. Этот ребенок. Он… Не знаю, как объяснить. Шанс для семени Андронова вырасти нормальным. В любви. В моей любви. И избавляться от него преступление против природы. Пусть даже самое его зачатие было противозаконно.

— Вы уверены, что это стоит обсуждать?

— Я просто хочу уточнить.

— Что именно, — поднимает она брови. – Его здоровье, если нет других связей ранее, не должно вас беспокоить. Тут скорее моральная сторона. Какого ему будет знать, что его рождение – преступление? Готовы ли вы сами жить с этим? — она поднимает руку на мой протест. – Гипотетически.

— Максим уже делает анализ на родство.

— А вам не кажется, что его нужно было сделать гораздо раньше, чтобы вот таких вот гипотетических вопросов не возникало.

Она, конечно, права. Первое, что мне нужно было сделать при встрече с Максимом, это собрать вещи и мотать на край земли. Не наивная ведь, понимаю, что та страсть, что сжигала нас, не могла пройти бесследно. Даже учитывая все обстоятельства. Сама осталась. Сама хотела. Теперь пора столкнуться с последствиями своего выбора. С самой, возможно, страшной ошибкой.

В кабинет, прерывая высокоморальную отповедь, входит медсестра. Дает лист гинекологу и та, бросив взгляд на него, сразу подает мне.

— Видите, вот здесь уровень ХГЧ. Он зашкаливает. Но для достоверности я предлагаю сделать узи.

-Нет, нет, — бросаю быстрый взгляд на дверь. Максим всегда отличался бесцеремонностью. Может зайти и не извиниться, а значит нужно все делать быстрее. Решение ничего не говорить Максиму о беременности созрело еще в тот момент, когда он ляпнул про аборт. И ни капли сожаления в глазах. Для него так же как для отца ничего не стоит оборвать чужую жизнь ради собственного удовольствия.