Запах гари - Вячеслав Воронов

Гудение моторов над этой феерией мрака не прекратилось, а наоборот, еще усилилось и переросло в такой мощный гул, что было бы неудивительно, если бы самолёты заслонили собою последние проблески солнца. Бомбы снова падали на серый, и без того пропитанный дымом мир, бомбы, призванные уничтожать старый мир и увеличивать количество серых демонов. Последние, надышавшись дымом, войдя в силу, окрепнув плотью и натешившись видом жутко полыхавшего вокруг леса, стали сбиваться в толпы. Толпы эти поначалу гудели, вибрировали жаждущей своего плотью, и двинулись, наконец, в разные стороны. Глаза серых человечков сверкали чем-то жутким, лица, если это можно было назвать лицами, имели странное выражение.

Как собаки, берущие след, они принялись выискивать что-то у себя под ногами. Они топали толстыми ножками, будто хотели выгнать кого-то из недр обгоревшей, дымившей земли, заглядывали под тлеющие, упавшие деревья, с неожиданной силой переворачивали огромные камни, и на жутко — серых, мышиных их лицах отражалась жажда крови.

И тут в клубах заполонившего все вокруг дыма передняя группа наткнулась на какие-то маленькие строения. Это был словно игрушечный город, с дорогами и домами, мостами и речушкой, еще не утратившей синего цвета вод, в мире, где серый цвет стал преобладающим. Самые большие дома доходили серым человечкам до колен, и они остановились, злобно и вожделенно глядя на враждебный мир. Именно его они и искали, и теперь, скаля кривые зубы, сверкая безумием в глазах, смаковали предстоящее буйство разрушений.

Первая нога медленно поднялась и обрушилась на строение, и стена рухнула под напором босой стопы, нечувствительной, казалось, к боли, первые люди, маленькие и беззащитные по сравнению с серыми монстрами, побежали из домов, заметались по улицам, издавая едва слышные крики. Злоба всё больше буяла на лицах серых людишек, и вожделение к смерти, к крови, к убийству тех, кто не походил на них, осмелился покуситься на их серый, смердящий дымом мир. Они принялись давить маленьких людей на улицах маленького города, наслаждаясь их комариным писком, радуясь крови, вытекавшей из-под могучих стоп, восторгаясь разрушениям и боли, ужасом и страданиям, которые они приносили. Серая толпа, повинуясь стадному инстинкту, всем скопом обрушилась на город, уже все спешили ломать и давить, спешили насладиться хаосом и смертью. Красная кровь была целью атаки, красная кровь наряду с зеленью уцелевших деревьев и прозрачной синевой вод.

И здесь, над этим маленьким городом, ревели авиационные моторы, снова падали бомбы, легко снося игрушечные кварталы, словно циклопической силы серых человечков было недостаточно. Последних опять разрывало на сотни кусков, но они, как и раньше, возрождались в ещё больших количествах, с ещё большей страстью к разрушению, с чудовищной ненавистью в сердцах. Серой кровью их, словно болотной жижей, заливало город, укрывая красную кровь, зелень насаждений и руины человеческого жилья.

Ах, наивные люди, верившие, что красота спасёт мир!

19

Котиль не сразу понял, что это был сон. Ещё какое-то время затуманенным взглядом шарил он по окрестностям, выискивая серых человечков, которые жгли костры и наслаждались запахом дыма. Но никого рядом с ним не было. Даже небо, синь которого совсем недавно была испоганена клубами едкого дыма, было уже первозданного, завораживающего глаз цвета. Тотчас ему пришла в голову мысль, что как раз это его уже и не радует — ему нужен теперь дым пожарищ, запах гари, смрад нефтяных отстойников.

Дурацкие видения сна странным образом придали ему решимости действовать дальше. Чего стоит он один? Что за жизнь в одиночку, посреди тайги, в дикие морозы зимой, которая не за горами; вечно прятаться от двуногих хищников, человеческая жизнь для которых имеет чёткий прейскурант. Он ни на мгновение не сомневался, что убийство лейтенанта повесят на него, плюс сгоревшую забегаловку и побег из автозака. Это всё дополнительный повод схватить его, запереть в тюрьме-лаборатории и расчленить на множество кусков, чтобы выяснить, как сделать тысячи таких серых человечков, совсем как во сне.

Не без труда он приподнялся и сел, положив ладони на колени. Спина его продрогла от земли, он явственно чувствовал слабость. Его снова стала охватывать ярость, изо всех сил он сжал кулаки и скрипнул зубами, скорчив страшную рожу. Нет, просто так он им не дастся.

Он чувствовал голод и всё увеличивающийся упадок сил, словно гигантская пиявка высасывала из него жизненные соки. Надо искать еду и грязную воду, и все это можно найти в реке. Он знал, в какую сторону идти, но буровая располагалась ниже по течению, и здесь он мог не найти дохлой рыбы и нефтяных разводов. Покрепче затянув шнурки кроссовок, он повесил на плечо автомат, поднялся и пошёл, не спеша и спотыкаясь.

Прислушиваясь и с опаской поглядывая в сторону буровой, он дошел до реки. Нефтяных разводов не было, но вода вряд ли была чистой. Он спустился на камень и напился, зачерпывая воду ладонями. Дохлой рыбы видно не было.

Котиль посидел на берегу, на бугорочке, решая, как ему лучше добраться до города, и что он там станет делать. За ним, скорее всего, устроят настоящую охоту, и с его стороны будет безумием идти к ним в руки. Но углубляться в тайгу означало спасаться бегством, признать своё поражение, отдать жену с нерождённым ребенком им на растерзание.

Вдруг краем глаза среди деревьев он заметил какое-то движение. Грешным делом тотчас он подумал, что это серые человечки, порождение его самого, его плоть и кровь — так повлиял на него странный сон. Но здравый смысл и чувство опасности тотчас возобладали в нем, и что-то настораживающе кольнуло в грудь. Он напрягся, как трос подъёмного крана, который удерживал предельный груз, и впился взглядом в заросли. Среди кустов смородины и стволов елей он разглядел усталое лицо человека, одетого в защитную форму. Котиль вскочил, поудобнее перехватил автомат и стал напряжённо думать, что же ему предпринять. Убивать этих ментов, которых гнали силой, он не хотел, а бежать ему было до того противно, что он скорчил на лице мучительную гримасу, не в силах разрешить дилеммы.

Он раньше почувствовал опасность спиной, чем до ушей его донеслось едва слышное тяжёлое дыхание. Обернувшись, он увидел ещё одного, целившегося из автомата ему в ногу. Глаз стрелка был прищурен, тело застыло, будто вместе с пулей он хотел устремиться к своей жертве и вонзиться ей в плоть. Словно в замедленной съёмке Котиль увидел, как палец его нажал на спуск. Котиль отскочил, развернувшись, скорее почувствовал, чем услышал, как пуля вонзилась в дерево позади него. Он бросился бежать, пригнувшись, надеясь скрыться за кустами можжевельника. Тот час он услышал ещё выстрелы. Они уже не целились в ноги, а стреляли на поражение, стремясь усмирить его побыстрее, так их вымотала эта опасная погоня. Тот, который стрелял в ногу, желая снискать лавры умелого бойца, теперь ругал себя последними словами, не скрывая этого, — попасть в туловище шансов было больше. Котиль чувствовал настроение людей, терзаемых неопределенностью, страхом и злобой. Чтобы добавить им смятения, он выстрелил одиночным в воздух.

Котиль недооценил их, недооценил их командира — это стало ему очевидно. Несмотря на потери, преследования они не прекратили, и собирались идти, по-видимому, до конца.

Котилю вдруг вспомнился рассказ Джека Лондона, который он читал в детстве. Рассказ был о том, как белые люди на одном из островов в океане преследовали негров. Самый упорный из туземцев, решивший бороться до конца, занял очень выгодную позицию в горах, и убил уже не одного белого. Обойти его из-за характера местности было невозможно. Но охотники на людей, проявляя необъяснимое упорство, всё ползли и ползли, невзирая на потери, невзирая на кровь, которой они уже щедро полили узкую горную тропинку, ведущую к цели. В конце концов, именно это их железное упрямство, это пренебрежение человеческими жизнями и позволило им добиться цели.

Ситуация грозила повториться в точности до мелочей, разве что здесь не было гор. Он, Котиль, играл роль гонимого правдоискателя, угнетаемого с серой физиономией. А белые люди, как и сотни лет назад, идут за ним, словно голодные звери по кровавому следу, несмотря на опасность и потери, вознамерившись добиться своего любой ценой. Опасная зараза, короста, которая охватила мир и стремится любой ценой удержать власть.

Занятый подобными мыслями, Котиль выбежал на поляну. Открытая местность представляла для него смертельную опасность, и он шарахнулся в сторону, под защиту таёжных зарослей. Едва успел он вломиться в кустарник, как снова услышал выстрелы; пуля прожужжала, как шмель, рядом с его головой.

Он побежал по зарослям, пригибаясь и раздумывая, как бы провести преследователей, и чем всё это закончится. Временами он останавливался и прислушивался, слышал хруст веток под ногами, шелест листьев, и снова бежал. Чем дальше отходили они от буровой и города, тем больший упадок сил он чувствовал. Воздух становился чище, и дышалось ему тяжелее. Листва и даже хвойные иголки казались ему зеленее, чем на деревьях рядом с буровой, которая пропахла углеводородами, где земля пропиталась нефтью, и корни деревьев, казалось, впитывали не воду, а этот украденный из недр, пролежавший миллионы лет сомнительный дар богов. Котиль не думал уже, куда ему бежать, полагаясь на обострившийся инстинкт, руководивший его действиями, и чутьё вывело его на городское кладбище.