Дырка для ордена - Василий Звягинцев

В приграничных территориях давно уже отмечается немотивированное и на вид бессмысленное перемещение танковых колонн.

Кроме известного вам случая, есть данные, что планировались взрывы зарядов субъядерного уровня во многих наших городах. Это должно было сорвать мобилизацию ополчения, и так далее.

Ничего, разберемся!

Тарханов даже и не предполагал, что спокойный, игравший под крутого интеллигента разведчик может так разнервничаться.

А с другой стороны, был бы он, Сергей Тарханов, князем какой-нибудь Рязани, к которой подступают полчища Батыя, а у него за стенами две тысячи дружины и чуть больше городского ополчения. И он бы завибрировал.

Конечно, расклад сейчас немного другой, но все же.

Тут действуют законы больших чисел, и при мобилизационном потенциале арабских стран в 10 миллионов готовых на все «воинов ислама», и почти таком же количестве предлагающих свои услуги искателей приключений из всех уголков мира не слишком стоит надеяться на поддержку союзников.

Если не удержишь фронт, разговор будет простой и короткий.

Так он и сказал Розенцвейгу, присовокупив, что не стоило бы им, братьям по духу, слишком уж воображать по поводу собственной исключительности.

— Ладно, вы избранный богом народ, мы тоже вроде бы народ-богоносец, у каждого своя свыше определенная функция. А вот согласились бы принять российское подданство на условиях полной автономии, и никто бы вас не тронул больше. Поскольку с Россией в свое время воевать и персы, и турки, и немцы зареклись, не говоря уже о ваших контрагентах.

Как в свое время Армения, Грузия, Азербайджан и другие многие за нашими штыками спрятались. Третий век живут и в ус не дуют.

— Не будем сейчас об этом, Сергей Васильевич, — мрачно ответил майор. Возможно, он был согласен с Тархановым, но не считал возможным именно сейчас обсуждать данную тему.

Справа и внизу искрилось почти штилевое море, у горизонта виднелись какие-то корабли.

Тарханова насторожила скорость их перемещения. Полосы дыма лежали на воде почти горизонтально. И двигались они снизу вверх, то есть с юга.

На русские крейсера не похоже, а израильские корветы ходят без дыма.

Еще садясь в машину, он заметил в глубокой нише под перчаточным ящиком хороший, обтянутый камуфляжной пенорезиной бинокль.

Вынул его, поднес к глазам.

Судя по силуэтам, эсминцы итальянской постройки, типа «Эммануэле Паретто». Такие стоят на вооружении в египетском флоте. Устаревшие, но по-прежнему быстроходные, на форсаже могут дать до сорока узлов и вооружены солидно. От крейсеров уйдут, от прочих отобьются.

«А ведь они уже в территориальных водах», — подумал капитан, и тут же вдоль бортов кораблей дружно сверкнуло пламенем.

— Тормози! — отчаянно закричал он майору, потому что непонятным образом, но совершенно отчетливо увидел, где и как лягут 140-миллиметровые снаряды эсминцев.

«Опель-Адмирал» догонял колонну израильских армейских грузовиков, кузова которых были полны солдат. Впереди шла еще одна колонна шестиосных транспортеров, перевозящих батальон танков.

Тарханов видел их давно, поскольку машина крутилась по серпантину, и иногда панорама дороги открывалась на десяток километров вперед, а моментами поле зрения сокращалось до сотни метров.

И Сергей понимал, чувствовал, что огневой налет с моря направлен именно на эти колонны, но они с Розенцвейгом гарантированно подпадают под удар.

Майор, демонстрируя невероятную реакцию, не спрашивая ни о чем, сбросил газ, вдавил в пол педаль тормоза и крутанул руль на интуитивно просчитанный угол. На какое-то мгновение машина пошла юзом, тут же выровнялась, вильнула и замерла, почти коснувшись бампером бетонного парапета.

Хорошо, что машина была кабриолетом. Тарханов, не думая о дипломатии и пиетете, схватил Розенцвейга за поясной ремень и перебросил через борт автомобиля.

Как приходилось делать в прошлой боевой жизни, Сергей считал в уме, сколько секунд летит снаряд. Повалил майора в кювет, распластался рядом, и тут как раз и рвануло.

Серия разрывов накрыла хвост армейской колонны, а один из снарядов ударил прямо перед радиатором «Опель-Адмирала». Вверх и в стороны полетели колеса, куски металла, подушки сидений.

Уцелевшие после первой очереди солдаты сноровисто рассеялись по обеим сторонам дороги, залегли в камнях, готовясь, пока не поступил другой приказ, отражать десант, если таковой высадится.

Танковые транспортеры на предельной скорости рванулись вперед, растягивая интервалы, и следующие залпы начали ложиться впустую, бессмысленно поднимая в воздух столбы песка и щебенки.

Через несколько минут танки прямо с посаженных гидродомкратами на асфальт платформ открыли по кораблям ответный огонь.

За это время Тарханов с Розенцвейгом успели то бегом, то ползком выбраться из зоны поражения.

— Вы молодец, капитан, реакция у вас прямо поразительная. Мы чуть не въехали в самую кашу.

— Уходят, — сообщил Сергей, продолжая наблюдать в бинокль за горизонтом. — Это как считать, уже война или еще провокация?

— Как высшее руководство расценит. Сейчас должны появиться наши штурмовики-перехватчики. Эсминцы они, скорее всего, потопят. А дальше стороны могут обменяться нотами и этим ограничиться или раскрутить акцию возмездия по полной программе.

В подтверждение слов Розенцвейга далеко впереди на ярко-синем небе обозначились белые полосы инверсионных следов. С аэродромов Синая поднялись по тревоге самолеты. Связь и радиолокация здесь работали четко.

Когда добрались до Тель-Авива, стало понятно, что дело идет скорее к войне.

Над крышами завывали сирены, предупреждающие о возможном воздушном налете. Резервисты, подчиняясь переданному по радио и дальновидению условному сигналу, спешили к пунктам сбора, уже обмундированные и со своим оружием.

Уличные репродукторы сообщали о нанесенных бомбоштурмовых ударах по египетским и сирийским аэродромам и о том, что ни один вражеский самолет пока что не сумел подняться в воздух.

О встрече с премьер-министром теперь не могло быть и речи. Как раз сейчас он выступал по радио, и на перекрестках толпились встревоженные толпы не подлежащего призыву населения.

Тарханов, не слишком хорошо разбиравший быструю устную речь на идиш, уловил только понятную военную терминологию.

«…Мы не имеем права проиграть не только войну, но и один-единственный бой. У нас нет за спиной территории для маневра и резервов для восполнения потерь. Чтобы сохранить страну и армию, мы можем только наступать и побеждать. И я обещаю, что именно так и будет, если коварный враг попытается пересечь наши священные границы!»

Однако должный бюрократический порядок в стране сохранялся.

Розенцвейг привез Тарханова в приемную главы правительства, и какой-то чиновник с погонами бригадного генерала вручил российскому капитану от имени премьер-министра диплом о присуждении высшего почетного звания — «Праведник перед Богом», которого удостаивались только неевреи за исключительные заслуги перед еврейским государством, и соответствующую, довольно крупную медаль на бело-синей ленте, а в качестве приложения — чек на весьма и весьма приличную сумму.

В том, наверное, смысле, что Праведник не должен омрачать свой высокий дух суетными заботами о хлебе насущном.

— Имейте в виду, Сергей (у них тут все называли друг друга по именам, даже рядовой мог так обращаться к главнокомандующему), — сказал генерал, пожимая Тарханову руку, — все это означает, что вы автоматически приобретаете право на наше полноправное гражданство, можете поступить на службу в армию, выдвинуть свою кандидатуру в кнессет и так далее.

— Спасибо, ваше превосходительство, я всегда буду об этом помнить.

…Уже на другой машине, которую Розенцвейг раздобыл необыкновенно быстро, правда не такой шикарной, как безвременно погибший «Опель», они подкатили к высоким кованым воротам, преграждавшим въезд в охраняемый поселок на окраине города.

— Как у вас говорят, война войной, а обед по расписанию, — сообщил майор, когда они по свободным от выдвигающихся к фронту войсковых колонн окраинным улочкам выбирались из центра города. — Тем более что все идет по плану. Я осведомился по своим каналам, генштабисты уверены, что противник не сумеет прорвать наши пограничные укрепления. Тяжелая авиация Израиля готова накрыть бомбовым ковром и Каир, и Дамаск, если они не одумаются. Мы не зря готовились к этой войне тридцать лет.

— Мне, наверное, тоже нужно немедленно возвращаться в часть. Если ударят и со стороны Сирии, наша бригада окажется на главном направлении…

— Пусть это вас не заботит. Прежде всего вы еще не выписаны из госпиталя, а кроме того, через час-другой станет известно о нашей с вами трагической гибели во время огневого налета эсминцев по приморскому шоссе. То, что осталось от моего «Опеля», выглядит очень убедительно. Так что процедура похорон будет чисто формальной. А свою загробную жизнь мы с вами начнем уже по другому ведомству.