Пьесы для чтения - Сергей Носов

Если б вы знали, как меня все любили! Я был самым любимым! Самым-самым любимым! Все, кто меня не любил, известны по именам, и, надо заметить, все они очень неважно кончили. (Шепотом.) Даже он, с бородой. Папа, ты знаешь, о ком я говорю. Но мне казалось, что даже они, те, кто очень неважно кончили, те, о которых я и никогда потом не вспоминал даже, они тоже меня все любили. Не могли не любить. (Громко.) Да что о них вспоминать, меня и без них все любили! И я себя тоже очень любил. А что мне еще оставалось? Как же можно себя не любить, когда тебя любят все? Чем же ты хуже всех? Я не был похож на других, но в этом отношении — я поступал как все, а все — любили меня. Я так себя сильно любил, что даже не мог представить себе, как можно меня не любить… Меня не любить это надо быть дураком или злодеем. А в нашей Прекрасной стране всех злодеев пересажали. А дураков в нашей Прекрасной стране вообще не было!.. По определению. Ты меня, папа, очень любил, я знаю. Когда я засыпал ночью в своей кроватке, мне казалось, что деревянная мебель и та любит меня… А я любил деревянную мебель!.. А как меня полюбили во Дворце Дарований, когда увидели мою коллекцию колобашек!.. Обо мне написали в газете! Помнишь, папа, мою коллекцию возили по городам и везде показывали, и в каждом городе мне вручали диплом! И ты гордился мною, папа!

А как меня любила жена! (Куклам.) Вы не представляете, как меня сильно любила жена! Вы думаете, у меня нет жены? И никогда не было? Плохо вы меня знаете! У меня такая жена!.. Она и сейчас меня любит. Наверняка. Она недавно прислала мне колобашку. Из американского клена. Я уже не собираю колобашки. Где мои колобашки? А она вдруг прислала. Я уже не знаю, кто меня любит.

(Снимает трубку телефона). Восьмой объект. Алле! (Вешает трубку.) Да что же это такое?

Никаких звонков нет и не будет.

Но ведь звонок! Звонок! (Снова хватает трубку.) Алле! (Вешает. Озирается по сторонам.) Кто звонит? Вы что, смеетесь надо мной? (Кукле.) Ты звонишь? (Берет ее рукой и прислоняет к уху.) Алле! (Кладет на место, берет другую.) Алле! (Кладет.) Кто звонит? Кто звонит, спрашиваю? Ты? (Берет еще одну.) Алле! (Кладет.) Отец, это ты? Это ты звонишь, да?

Подбегает к бревну, прислоняет ухо.

Алле, алле!

Подбегает к столу. Вынимает пепельницу — прислоняет к уху.

Алле! (Отбрасывает.)

Рыжую куклу — из ящика стола — к уху.

Алле! Вас слушаю! Восьмой объект!

Пауза.

Ты?.. Ты мне позвонила?.. — Здравствуй, здравствуй… — Как же я могу тебя не узнать… — У вас день?.. — Нет, ну что ты, я не сплю, я ж на дежурстве… — Сегодня праздник у нас… День Леса… — Не надо, не надо, это святое… — Как твоя… эта самая… жизнь?.. — А нашего белого клоуна?.. — Отлично, отлично… — Тут у нас в газетах писали о вашем торнадо… Слава Богу, что все хорошо… — Слушай, ты не помнишь, где это я читал: семь братьев превратились в платан?.. — В платан, говорю… — В пла-тан!.. — Что? Что я должен сделать?.. — Подписать бумагу?.. Я так много подписал тебе бумаг… — Еще одну? Ты их, наверное, ешь?.. — Нет, не ешь?.. — Извини, это я так пошутил… — Хорошо, хорошо, да нет, о чем разговор… — Пришлешь письмом?.. — Правда, тут одно маленькое «но», маленькая проблемка… — Нет, с подписью… — У меня чего-то рука… — Говорю, деревенеет рука. Что ли, подпись не всегда получается. Вернее, получается, но каждый раз по-разному… Вчера расписался в ведомости, а мне говорят: эта подпись не ваша… — Ну, конечно, я сконцентрируюсь, о чем разговор… — Обязательно. Я обещаю… (Отрывает куклу от уха.) Вот так.

Пауза.

Вообще-то я не подарок. Как тут не танцуй. (Рассматривает куклу, которую держит в руке.) Она уехала с клоуном. Уже смешно.

Пауза.

У них день — у нас ночь. Так получилось. Ей всегда хотелось «красивых слов», а я угловат, резок в движениях. Стала называть меня эгоистом. Говорила, что я не вижу дальше собственного носа. А я ощущал себя Сирано де Бержераком. Но не мог выразить чувства свои… Уезжая, она сказала, что ей надоело со мной нянчиться. Что устала заменять мне маму. Она так и сказала: я не мама тебе, а ты мне не сын. И уехала. При чем тут мама, отец?

Помолчав:

Я все могу понять, но одного не пойму — и не прощу уже никогда, — зачем она перекрасила волосы?! Свои великолепные волосы — в отвратительно огненно-рыжий цвет! (Положил куклу на стол.)

Пауза.

Чума. Одно слово — чума!

Ходит по комнате.

И никто никогда не заставит меня пить ваш кленовый сок! Я даже наш никогда не пил! Наш, березовый!.. Пить сок дерева — это тоже самое, что пить кровь человека!

Пытается взять себя в руки. Успокоился.

Вы никогда не задумывались, почему люди не едят бумагу? Во всяком случае, большинство точно не ест. Из моих знакомых никто не ест, ни один человек. В наших организмах, по-видимому, отсутствует какой-то фермент, необходимый для усвоения бумаги желудком. Я слышал от одного человека, не доверять которому у меня нет ни малейшей причины, что несколько лет назад группе добровольцев давали особые таблетки, после чего у них менялась картина мира, в частности, знаете, картина аппетита. Это были секретные опыты, чрезвычайно секретные. Возможно, тот самый фермент и содержался в этих таблетках. Правду мы уже никогда не узнаем, потому что те добровольцы дали, конечно, подписку о неразглашении. Теперь о них, естественно, забыли, но они живут среди нас. Куда же им деться? Живут. Помните, не так давно из Главного Книгохранилища украли прижизненное издание трудов Исаака Ньютона? Злоумышленника поймали, кажется, на вокзале. В момент задержания он пытался съесть свой паспорт. Вы когда-нибудь ели свой паспорт?.. Не для того ли он украл труды Ньютона, чтобы их взять и умять? А? В современную бумагу добавляют всякую гадость, химию, все такое, а тогдашние книги — это совсем другой коленкор, другой переплет, совсем другая бумага!.. Вы понимаете, я о чем?

Пауза.

Между прочим, бумагу делают из древесины.

Пауза.

Люди, насколько я знаю, древесину пока не едят. Хотя, если люди едят людей, почему бы им ни есть древесину?

Отламывает щепку от «отца», пробует на вкус.

Нет, папа, это не бук.

Отбросил щепку.

Кстати, о книгах. Ты не терпел банальностей, отец. Я был просто глупцом, когда говорил про полено. Быть не поленом, быть книгой! Вот о чем не стыдно мечтать. Быть умнее себя самого! Это не страшно, что пойдешь по рукам, что будут закладывать, перелистывать…

Хотел сесть на табуретку, в последний момент передумал.

Между прочим, стало модно читать. Сейчас вовсю рекламируют чтение книг. Власти решили, наконец, рекламировать хорошее отношение к книгам и вообще — хорошие отношения. Заботу о родителях, уважение к труду, к частной собственности, к налоговому законодательству… чувства добрые… милость к павшим… любовь… Иду, а тут реклама любви — на большом щите: ЛЮБОВЬ — ЭТО ОГОНЬ. Честное слово — своими глазами!.. Да как же так? Разве так можно сказать?.. А если переставить местами? ОГОНЬ — ЭТО ЛЮБОВЬ?.. Разве так можно?

Подошел к телефону. Набрал номер.

Пожарная часть?.. Это я, с восьмого объекта… Извините, я как-то запамятовал… предупреждал я вас или нет, что поставил на противопожарную си… (Осекся.) Алле, алле!..

Пауза.

Идиоты! Не отвечают. Ставь не ставь — все равно сигнализация не работает.

Смотрит на кособокую табуретку.

Иногда хочется сжечь — взять все и сжечь.

В его руке появляется спичка. Рассматривает ее. Кладет на стол.

Я никогда не был марионеткой. Никогда. Скажи, отец, ты ведь меня сотворил другим? (Куклам.) И не хочу, чтобы вас дергали за веревочки!

Пауза.

Не помню, что раньше… Не стало страны… или моей коллекции колобашек?.. Коллекции моих колобашек… или моей Прекрасной страны?..

Помолчав:

Я построил домик из колобашек, сам и поджег.

Помолчав:

На заднем дворе. Возле бывшего бомбоубежища.

Помолчав:

Хуже всего горела колобашка из эвкалипта. Твердое дерево. Идет на телеграфные столбы, мосты, обшивки судов. Это только в листьях эвкалипта — эфирное масло. А древесина — очень плохо сгорает.