Приключения Лэндо Калриссиана 1: Ландо Калриссиан и Арфа Души народа шару - Нейл Смит

Вот оно что! Сам того не замечая, он что-то делал пальцами рук. Почему-то болели кончики. Он что, отморозил и их? Не должен бы… впрочем, слово «должен» в нынешней ситуации звучало глупо. Он вообще не должен быть здесь, привязанный к дереву, которое высасывает его разум. Он должен… должен быть… Так что он должен был бы делать? Что-то насчет длинных коридоров и красивых женщин и… и… чип-карт! И что он стал, бы делать с чип-картами?

В попытках вспомнить он не заметил, что его руки снова дергают потертую ткань вокруг запястий, выдирая по ниточке.

Все начинается с металлического пятиугольника тридцати сантиметров в диаметре толщиной восемь сантиметров по краям и шестнадцати в округлом центре, где находится линза, багровая, величиной с ладонь человека. И темная. Темная, хотя ей полагается гореть мягким теплым светом. Темная, как у того, кто умер.

По краям бегут швы. Под каждым — кольца в сантиметр толщиной соединяются с другими такими же в длинную червеподобную трубку, плавно сужающуюся к концу. Щупальца выглядят зловеще, их полированная до блеска поверхность отражает искаженную картинку морозных лун и жестоких звезд, они неподвижны, беспорядочно переплетены. Почти из каждого шва, изо всех щелей под всевозможными углами торчат грубо заточенные палки. В разрывах тонкого металла проступила густая полупрозрачная жидкость. Капли ее катятся по округлым гладким поверхностям в песок. Вниз, вниз по покореженным изгибам, а потом срываются в воздух.

В метре от торса каждая трубка разветвляется на пять узких пальцев. Обычно они соединены и кажутся единым щупальцем, скрывая в каждой «ладони» крошечную оптическую линзу, копию «глаза» на торсе. Сейчас они растопырены, может быть, по случайности, а может, в предсмертной агонии. Только механическое разумное существо способно отличить одно от другого, но они по большей части молчаливы, не сентиментальны и не станут распространяться о том, какова для машины смерть. Возможно, подобно тем, кто их создал, они не знают и не узнают до наступления трагичного момента, но и тогда не смогут передать ощущения кому бы то ни было. Возможно, для них существует та же загадка, что и для всех прочих. Возможно.

Каждый тонкий палец в свою очередь разделен на тончайшие сочленения, крошечные, как детали в наручных механических часах. Еще через несколько сантиметров пальцы вновь разделяются, но этого никто и никогда не замечает. Суставы продолжают уменьшаться, пока не исчезают для невооруженного глаза, но и тогда они продолжаются. Крошечные пальцы на самых кончиках тоньше волоса и прочны, как сплав для обшивки космического корабля. Их структура так же сложна, как любая другая деталь их обладателя. Но в отличие от торса, крупных щупалец и видимых пальцев они слишком малы, чтобы в них могла попасть стрела.

Один из них шевелится. Покачивается взад-вперед сам по себе. Сгибается и разгибается, проверяя возможности. Удлиняется, сокращается, потом обхватывает чужеродный деревянный объект у основания и тянет. Раздается тихий чавкающий звук. Наконец, стрела поддается и выскальзывает из пробоины. Палец выдирает ее и отбрасывает. В других местах идет та же работа. А внутри, где торчат острые куски разодранной обшивки, микроскопические пылинки усердно и медленно возвращают металлическую кожу на место.

— Банта — зверь лохматый, хоть нет на нем волосья… Его перья уникальны — ищете на нем их зря. Хе-хе-хе!

Ландо зашелся кашлем, поперхнувшись собственным поэтическим гением. Он был разочарован: никто и никогда не услышит его удивительных стихов, правда не мог толком вспомнить почему. Как бы то ни было, ему стало грустно, и он ударился из смеха в слезы.

Его пальцы, тренированные и умелые во всем, что касалось обращения с чип-картами, монетами и ходами в чужие карманы, действовали сами по себе. Они теребили грубую ткань, которая связывала запястья и грозила лишить их кровообращения.

— Губернатор Раф четвертой толще поперек себя он… волосы щетиной, руки как дубины, он похож на., вымя? Племя? Знамя? Тебя? Тебя! Похож на тебя, старик, он в точности похож на тебя!

В пространстве между спиной Ландо и жутким деревом разошелся последний клочок волокна Шокированный Калриссиан вернулся к реальности и изумился тому, что снова может двигать рукой, и даже почти пожалел, что тепло начало возвращаться — оно принесло с собой нестерпимое покалывание.

У Вуффи-Раа проблемы были серьезнее, чем покалывание. Его пальцы теперь были свободны от примитивных стрел, но пробоины остались. Сочленения еще некоторое время будут неподвижны — попробуйте как-нибудь пустить пулю в дверную петлю и узнаете почему. Но он уже вытаскивал деревянные снаряды из самых толстых частей щупалец. Застывшая в разрывах густая жидкость стала твердой, но на этот раз не из-за холода. Она была призвана защитить хрупкие внутренние механизмы от внешнего воздействия. Дроид уже вобрал в себя вытекшую на песок жидкость, но собранные в почве полезные материалы не прослужат долго. Потребуется дозаправка — ее он делал лишь раз за долгую-долгую жизнь — и, возможно, нужна будет смазка. А подходящие масла добыть трудно.

Но он был жив. Более того, он был в сознании, сумев наконец выделить достаточно энергии, чтобы его поддерживать. Он взял на себя управление простыми машинками для починки у себя в теле, и работа пошла куда быстрее. Он даже начал чувствовать себя хорошо, зная: все, что он мог бы сделать для других существ его вида, он может сделать и для себя.

Промерзлая пустыня увидела первый слабый проблеск света за линзой в его корпусе, света куда более тусклого и незаметного, чем от двух лун в небе, — еще одно сознательное решение. Его тело продолжало вытаскивать стрелы и лечить себя.

Ландо Калриссиан раздумывал над одной из самых глубоких философских проблем всех времен. Его правая рука была свободна, но он не мог сообразить, какой в этом смысл. Что он собирался делать рукой?

Что-то насчет холода.

Да нет, глупо: ему вовсе не было холодно. Было тепло и приятно. Тепло шло от ступней через ноги в тело и выходило через плечи. Жарче всего было ушам, они почти горели.

Горели!

Калриссиан огляделся. Было достаточно дымно для огня. Рощу, где он удобно сидел в тепле, заполняло марево. Похоже, кто-то забыл открыть дымовую заслонку. Ну, придется самому вставать. Да, только посидеть минутку. Ничего нельзя доверить, даже такую простую вещь, как последить за…

Огонь!

Ружье! И что бы он стал делать с ружьем, если бы оно у него было? Здесь не во что стрелять, не с кем сражаться и не на кого охотиться, даже если бы он был любителем диких игр, а он им не был. Но как хорошо стреляли эти… эти… Ну! Так кто стрелял?

Стрелял, не стрелял, какой во всем этом смысл? Он же собирался заняться огнем. Итак, сейчас или никогда… и он попытался сесть. Великий центр Галактики, подумал Ландо, меня парализовало ниже пояса! Он опустил взгляд. Нет, просто он не уделил должного внимания штанам и завязал пояс вокруг этого… этого…

Момент ясности, и он вытащил из складок пояса пистолет-шокер, снял с предохранителя и выстрелил. Грубая тряпка упала на землю. В наступающей панике он откатился подальше от дерева жизни и еле убедил себя не выпустить остальные пять зарядов в чудовищную штуку, которая высасывала его разум.

Долгое сидение не прошло для него даром. Каждая жилка, каждая кость в его теле, каждый квадратный миллиметр его кожи излучали боль. Малейшее движение грозило разорвать его на куски. Ему хотелось лишь одного — вернуться ко сну. Отдохнуть. Он знал о вещах, которые нужно сделать, но ведь может же он сначала перевести дух. Чтобы снова стало тепло… не спать, просто закрыть глаза и…

С воплем отрицания — никогда после он не мог сказать, отрицания чего, — Ландо пополз по земле, зарабатывая новые ссадины. В конце концов он добрался до груды одежды, оставленной Мохсом и его помощничками, и нырнул в куртку.

Переключил терморегулятор в положение «Чрезвычайная ситуация».

И вот тут-то началась настоящая боль.

Штаны находились в печальном состоянии. Калриссиан вспомнил разрезавший их нож, сделанный, похоже, из кристалла жизни. Набедренная повязка все еще висела на нем. Ее капитан порвал негнущимися пальцами и кое-как повязал вместо пояса — лишь бы держались штаны. Последними он натянул перчатки. Шокер был достаточно мал, чтобы поместиться между ладонью и перчаткой. Так при случае можно было воспользоваться им быстро. Оружие еще хранило приятное тепло от единственного выстрела.