Манипулятор - Борис Александрович Титов

ты вошел в театральную кладовую, все они тут же начали перешептываться, так как ты им очень понравился. А на меня ты сначала не произвел особого впечатления, но затем я в тебя влюбилась. Мне нравилось в тебе все: и как ты морщишь лоб, обдумывая что-то во время работы, и как ласково разговариваешь со своими кактусами, когда ухаживаешь за ними… Ты часто подходил к нашей стене и смотрел на нас со своей очаровательной улыбкой: смотрел на всех, кроме меня. Когда ты переводил взгляд на меня, твое лицо становилось строгим, пожалуй, даже сердитым. Похоже, ты не любишь легкомысленных женщин, а я, наверное, казалась тебе именно такой и, может быть, даже вульгарной. Куклы знали, что я неравнодушна к тебе, и всякий раз, когда ты смотрел на меня с таким выражением лица, смеялись надо мной. И вот теперь ты наконец-то мой, Бьенамэ.

Проходили дни, недели, и Юнфамлежер начала все чаще и чаще сетовать на то, что он уделяет ей мало внимания, не знакомит с друзьями, никуда не водит. Устав от ее упреков, он купил билеты на балетный спектакль и повел ее в театр. И хотя их места были в одном из первых рядов партера, когда они сели, стало понятно, что Юнфамлежер по причине своего маленького роста почти ничего не увидит. Он не решился посадить ее на колени, да и она, похоже, этого не желала. Происходящее на сцене явно не слишком ее занимало. Юнфамлежер без конца ерзала в кресле и рассматривала зрителей в бинокль, словно надеясь отыскать кого-то из знакомых, и Бьенамэ это страшно раздражало.

Едва после первого акта в зрительном зале зажегся свет, Юнфамлежер потащила его в фойе и весь антракт дефилировала там, нарочито громко беседуя с ним, явно желая привлечь к себе внимание публики. Бьенамэ чувствовал себя очень неловко и очень обрадовался, когда прозвучал звонок, извещавший о начале второго акта.

Вернувшись в зал, они обнаружили, что в пустовавшем до того соседнем с Юнфамлежер кресле со скучающим видом вальяжно развалился очень крупный мужчина в дорогом костюме. Рядом с ним сидела увешанная бриллиантами дама – судя по всему, его жена. Похоже, супруги приехали в театр после банкета, поскольку в воздухе витал запах дорогого алкоголя. Мужчина явно скучал, но, увидев Юнфамлежер, заметно оживился. Ее, похоже, он тоже заинтересовал. Впрочем, пожалуй, не столько он сам, сколько врезавшийся в его жирный палец огромный и явно очень дорогой перстень. Сначала они просто обменивались взглядами, словно присматривались друг к другу, затем мужчина задал Юнфамлежер какой-то вопрос, она ответила, и спустя мгновение они уже оживленно шептались, совершенно игнорируя замечания возмущенных соседей.

Из театра пары вышли вместе.

– Так, значит, увидимся в субботу, ― прощебетала Юнфамлежер, прощаясь с супругами. ― Пожалуйста, не забудьте: ждем вас к шести часам.

– Всенепременнейше будем! ― целуя ей руку, заверил толстяк, игнорируя негодующий взгляд жены. ― Всенепременнейше!

– Что это значит? ― гневно спросил Бьенамэ Юнфамлежер, когда они вернулись домой. ― С какой стати ты приглашаешь гостей без моего ведома?

– Ну не злись, любимый! ― взмолилась она. ― Ты ведь знаешь, мне же так одиноко. Больше этого не повторится. ― Она прижала руки к груди и умоляюще посмотрела на Бьенамэ.

Ему стало жалко ее, и он смирился.

– Ладно уж… Но чтобы это было в первый и последний раз! ― строго сказал он.

Толстяк оказался владельцем овощной базы. За столом он говорил исключительно о том, как невероятно трудно предохранить от порчи все эти овощи-фрукты, и жаловался на мерзавцев-поставщиков, постоянно норовящих подсунуть ему всякую гниль. Его жена и Бьенамэ откровенно скучали и с нетерпением ждали окончания этого затянувшегося монолога. Похоже, внимательно слушала толстяка только Юнфамлежер: она сочувственно кивала головой и время от времени успокаивающим жестом касалась его огромной ручищи своими тонкими пальчиками.

– Не хотите ли посмотреть мою коллекцию кактусов? ― шепотом спросил изнывающую от скуки гостью Бьенамэ.

– О да, с удовольствием! ― с неподдельным энтузиазмом откликнулась она. ― Вы знаете, я ведь тоже развожу цветы. Это мое хобби.

Извинившись, они вышли из-за стола и отправились на лоджию, которую Бьенамэ приспособил под садик с экзотическими растениями. Пока он увлеченно рассказывал женщине об особенностях каждого сорта кактусов, а она слушала его с неподдельным интересом, оставшаяся в комнате парочка, судя по раздававшемуся оттуда игривому хихиканью, перешла к обсуждению тем куда как более приятных и интересных, нежели предохранение от порчи фруктово-овощной продукции.

Провожая гостей, Бьенамэ заметил, как Юнфамлежер сунула в карман толстяку записку.

Спустя некоторое время молодой человек по возвращении с работы стал все чаще замечать в квартире явные следы пребывания в его отсутствие другого мужчины. Он пытался выяснить у Юнфамлежер, кто же это наносит ей визиты, пока его нет дома, но она в ответ только смеялась и называла его сумасшедшим ревнивцем. Честно говоря, появление у нее любовника Бьенамэ даже обрадовало: юноша надеялся, что этот таинственный гость заберет ее к себе и он сможет наконец вернуться к прежней спокойной жизни. Юнфамлежер уже не волновала его как прежде, а скорее раздражала. Молодой человек устал от ее бесконечных капризов и претензий. И чтобы ускорить процесс расставания, однажды он привел женщину. Юнфамлежер уже спала. Бьенамэ осторожно завернул ее в одеяло и засунул в шкаф. Утром его разбудил страшный грохот. Женщина уже ушла, и Бьенамэ выпустил бившуюся в истерике Юнфамлежер из шкафа. Оказавшись на свободе, она сразу успокоилась, села в кресло и замерла, как неживая, совершенно игнорируя все попытки Бьенамэ заговорить с ней.

– Да и черт с тобой! ― разозлился он. ― Поговорим, когда успокоишься. Похоже, нам есть что обсудить. ― И ушел, громко хлопнув дверью.

Когда Бьенамэ вернулся, то застал Юнфамлежер в той же самой позе. На его попытки заговорить с ней она по-прежнему не реагировала. Он решил, что называется, дать болезни естественный ход и отправился спать, надеясь, что к утру Юнфамлежер перебесится и они смогут обсудить сложившуюся ситуацию.

Едва Бьенамэ заснул, Юнфамлежер выбралась из кресла, нашла веревку и подошла к постели. Один ее конец она привязала к полке, висевшей над кроватью, а из другого соорудила петлю и накинула ему на шею.

– Прощай, Бьенамэ, любимый мой, прощай навеки, ― прошептала она и выдернула из-под его головы подушку. Потом подошла к стене с куклами и села на свое место, вытянув длинные ноги в красных чулках и поднеся ко рту сигарету.

***

Тоска, как спрут, опутывала и пожирала Сергея, и он снова стал помышлять о смерти, как тогда, когда кристально чистая, животворящая любовь так быстротечно и трагично окончившаяся, разбилась о непреодолимое препятствие, оставив глубокий кровавый шрам в его жизни.

Ангельский лик Светланы явился перед ним, как что-то неземное. Это уже