Друзья Высоцкого: проверка на преданность - Юрий Сушко

Польский актер как профессионал все подмечал: «Когда Володя пел песни-драмы, полностью сосредоточивался на гитаре. Склоненная голова, взгляд вбит в инструмент. Только временами бросал короткие взгляды перед собой и немного выше, избегая смотреть на слушателей. Чаще всего… Володя был сконцентрирован на сохранении феноменальной гармонии между руками, гортанью, струнами гитары и ухом людей, сидящих в зале. Тогда гитара в его руках становилась необыкновенным орудием творчества — рычащим, стонущим и … поющим».

Ольбрыхский был счастлив, что знал русский язык и мог понимать его тексты без перевода. Поэтому чувствовал себя намного богаче других. Миллиардером.

Каждый из них играл своего Гамлета. Длительное время ни московский принц Датский, ни его варшавский коллега друг друга на сцене вживую не видели. Так складывались житейские обстоятельства, а может быть, и тщательно скрываемое обоюдное ревностное нежелание Владимира и Даниэля сравнивать рисунок своей игры, какие-то детали, подмечать удачи и просчеты и пр.

Когда Театр Народовы привез своего «Гамлета» в Союз, Высоцкий оказался как раз в Париже. Из-за неразберихи в Орли на свой рейс в Москву он опоздал и влетел в Театр на Таганке, когда спектакль уже завершался.

— Я, — рассказывал Ольбрыхский, — увидел его стоявшим за кулисами и всматривающимся в меня, как раз когда заканчивал свой последний монолог… Я подумал, раз он в театре, значит, успел. Не успел. И уже никогда не увидел моего Гамлета, потому что вскоре я вынужден был расстаться с этой ролью.

(После трагической гибели двух актеров, участвовавших в том спектакле, Даниэль не захотел видеть иных исполнителей в костюмах своих умерших друзей. Кроме того, он почувствовал себя уже переростком.)

«Невозможно объять всего Гамлета, — говорил он. — Не одну сотню раз надевал я его костюм, и на каждом представлении ощущал, будто обнимаю тень огромного дерева. И не мог дотянуться до чего-то, что находилось по ту сторону ствола. А это что-то меня здорово притягивало. Та, другая сторона, открывалась мне каждый раз по-иному…»

А тогда, в Москве, они с Высоцким успели зацепиться за острую для одного и другого проблему взаимоотношений «актер — режиссер». Владимир, жалуясь на Юрия Петровича Любимова, все же смягчал его безусловную диктатуру в театре, говорил, что его режим — это «просвещенная монархия». У Даниэля была двойственная позиция: «Слепое повиновение воле режиссера убивает актерскую фантазию, непосредственность эмоциональных проявлений. Так? Но, с другой стороны, когда режиссер предоставляет мне полную свободу, я просто не знаю, как играть. Нет, полная свобода — это тоже плен… В режиссуру не приходят, вняв чьему-то доброжелательному совету…»

… Гамлет Высоцкого во время гастролей в Варшаве в мае 1980 года мог не состояться. Буквально накануне выезда Театра на Таганке в Польшу Марина Влади позвонила из Парижа в дирекцию и сообщила, что Володя совсем плох и находится в больнице. Однако Высоцкий, наплевав на запреты врачей и мольбы Марины, из лечебницы все-таки сбежал и прилетел в Польшу.

Коллеги по Таганке, участники тех памятных гастролей — Леонид Филатов, Вениамин Смехов и другие — утверждали, что он был в предынфарктном состоянии: «Из него как будто был выпущен воздух. Осталась только его энергетика, но она выражалась не в Володином рычащем голосе, не в какой-то внешней энергии, а в глазах и быстром проговаривании, почти шепотом…». «Он был очень экономичен в выразительных средствах — может быть, потому, что пережил болезнь и, наверное, испытал какой-то конкретный страх перед рубежом, но остановиться не мог и не умел».

Даниэль сам видел, что «Володя выглядел очень уставшим, но играл феноменально. Ни единого лишнего жеста, гримасы. Хотя, к сожалению, не мог продемонстрировать все свои актерские способности. Заметно берег энергию, чтобы хватило до конца спектакля. Это была борьба и гонка с жизнью. Высоцкий старался успеть, как сам сказал об этом в своей песне…

Меня это потрясло настолько, что какие-то детали актерской техники я уже не замечал. Но на то, как Высоцкий читал знаменитый монолог «Быть или не быть?», не мог не обратить внимания. С моей точки зрения монолог этот в «Гамлете» — отнюдь не самый важный. Могу указать сразу несколько мест, где затронуты гораздо более глубокие вопросы. Володя монолог прочел почти скороговоркой, как бы отстранившись от него и удивляясь Шекспиру: собственно, о чем тут разговор? Уж если быть — то действовать, а если нет — покончить счеты с жизнью, и как можно скорее.

Это был вполне зрелый мужчина, взбунтовавшийся против всеобщей молчаливой покорности, вполне отдающий отчет в своих действиях…»

— В какое-то мгновение, — рассказывал Даниэль, — мне показалось, что Володя просто издевается над монологом и самим автором, словно хочет сказать: а о чем, собственно, речь? Зачем раздумывать — убить себя или нет? И с той же яростью, с которой он пел свои песни, он стал «рубить» текст… Володя в своей интерпретации как бы удивлялся Шекспиру: зачем отводить этому вопросу столько места? Более того, начал откровенно издеваться над этим монологом и его автором. Будто язвил: о чем тут речь? Убить или нет? То, что показал мне Высоцкий, было для меня интересно, наверное, потому, что это некто, как бы похожий на меня, но более зрелый. Когда я смотрел его Гамлета, было чувство, что приближаюсь возрастом к Высоцкому… Он был великолепным Гамлетом, но абсолютно другим… Ведь так и должно быть. Искусство не терпит повторений…

Финальным аккордом польских гастролей Таганки стал прощальный банкет. Актриса Алла Демидова запомнила, что напротив нее за длинным столом рядом сидели Высоцкий и Ольбрыхский. Владимир увлеченно рассказывал Данеку о каком-то совместном будущем фильме с их участием. Потом он глянул на часы, вскочил и устремился к выходу: на самолет в Париж он уже опаздывал. Ольбрыхский бросился следом, успев перед всеми извиниться: «Я сегодня играю роль шофера Высоцкого!». Тадеуш Ломницкий, звезда польского экрана, заметив беглецов, громко воскликнул: «Внимание, нас покидает Высоцкий!». Демидову эти слова как-то остро резанули по сердцу…

Даниэль рассказывал, что на банкете в тот вечер у Володи не было сил петь, хотя все его очень просили. К тому же он должен, должен был лететь в Париж, к Марине! Будто боялся, что может больше ее не увидеть. Просил помочь. Благодаря друзьям Ольбрыхскому удалось устроить ему место в самолете. Проводили его с Любимовым, который летел в Будапешт, до самой взлетной полосы…

Будущий фильм, которым были так увлечены и Высоцкий, и Ольбрыхский, не состоялся. Сценарий «Венские каникулы» («Каникулы после войны»), сочиненный Владимиром с Эдуардом Володарским, уже был переведен на французский (для Жерара Депардье — третьего предполагаемого героя киноленты). Однако, увы…