Шоу Девочек (ЛП) - Гартон Рэй "Артур Даркнелл, Джозеф Локи"

- Седрик, - громко представила она мужчину. Спутница слегка коснулась руки Дэйви и произнесла. - Не мог бы ты показать моему гостю столик номер двенадцать?

Седрик повернулся к Дэйви.

- Сюда, сэр, - сказал он с сильным акцентом.

- Подождите! - закричал Дэйви, когда женщина собралась уходить.

Она остановилась и обернулась.

- Как вас зовут? - спросил Дэйви. - Я даже не знаю вашего имени.

Снова полуулыбка.

- Аня.

И ее поглотила толпа.

- Сэр? - сказал Седрик. - Сюда, пожалуйста.

Неохотно, Дэйви последовал за ним через толпу по направлению к источнику музыки.

Дэйви видел пары средних лет, некоторые в парадной одежде и украшениях, другие небрежно одетые, вперемешку с молодыми людьми, облаченными в самые модные наряды и с экстравагантными прическами. Звенели кубики льда, и клубился дым.

Седрик провел его по многолюдному танцполу прямо перед сценой к одному из парадных столиков.

- Вот, пожалуйста, сэр, - сказал он.

Его резкий голос и стальные глаза контрастировали с официальной манерой поведения.

Дэйви сел и посмотрел на Седрика, который внимательно следил за ним. Его взгляд переместился с лица Дэйви, вниз по груди и животу на колени, затем снова поднялся.

- Коктейльная официантка подойдет через минутку, - произнес он.

Когда мужчина отошел, Дэйви заметил у него шрам чуть ниже левого уха; он был, возможно, два дюйма в длину и, очевидно, очень глубокий. Седрик пробирался сквозь толпу, пока не скрылся из виду.

Дэйви посмотрел на совершенно темную сцену и несколько раз недоверчиво моргнул. Белые бестелесные руки играли на белых инструментах: барабанах, гитарах, саксофоне, клавишных. Инструменты светились, как полированная слоновая кость в темноте сцены. Они двигались, дергались и качались; белые руки грациозно скользили по клавиатуре. Эффект создавался потрясающий.

Ритм музыки был тяжелым, но не неприятным. Казалось, что тела, двигающиеся на танцполе, являлись марионетками, которых дергали за струны.

- Что-нибудь выпить, сэр? - спросила официантка.

У нее были короткие рыжие волосы; золотые тени блестели под ее бровями. Она носила верхнюю часть смокинга с юбочкой, а от пояса - только черные трусики и черные чулки.

- А, водку, пожалуйста, - ответил Дэйви. - Без льда.

Когда она уходила, Дэйви смотрел, как хвостики юбки хлопают по ее ногам.

Дэйви заприметил столик с тремя женщинами, лет сорока, безукоризненно одетыми. Они хрипло смеялись. Одна из них, пухлая негритянка, грациозно подняла руку над головой и покачала пальцами, почти как школьница, задающая вопрос в классе. На ее красивом бриллиантовом обручальном кольце сверкнул свет; отблеск просочился сквозь клубящийся дым и на мгновение засиял, как звезда. Седрик подошел к ней, сложил руки за спиной и, улыбаясь, наклонился. Она легонько положила пальцы на его локоть и что-то сказала на ухо. Седрик кивнул и отодвинул стул позади нее, когда она встала. Взяв за руку, он повел ее сквозь толпу.

Дэйви наблюдал за ними, пока они обходили вокруг столиков и проталкивались между другими посетителями. Седрик повел женщину к двери, щелкнул ручкой, отпирая ее, а затем открыл. Они вошли внутрь.

Дэйви опять повернулся к столику, из-за которого вышла женщина. Две ее подруги согнулись над столом, их губы по очереди шевелились, выражения лиц были озорными и заговорщическими.

Дэйви откинулся на спинку стула в недоумении.

Может, она пошла в дамскую комнату? - задался он вопросом. – Но почему дверь была заперта? И почему он пошел вместе с ней?

Песня закончилась, и с танцпола послышались аплодисменты. Люди смеялись и болтали, возвращаясь на свои места.

Руки и инструменты на сцене поблекли и исчезли.

Официантка вернулась с выпивкой Дэйви. Тот поморщился, взглянув на цену, но заплатил. Он медленно потягивал напиток; учитывая его стоимость, торопиться не следовало.

Время от времени Дэйви посматривал на дверь, через которую Седрик провел чернокожую женщину. Никто в нее больше не входил, и никто не выходил.

Внезапное бесшумное движение перед ним застало его врасплох. Пустой танцпол начал подниматься, пока не оказался на одном уровне со сценой; это был уже не танцпол, а настоящий подиум.

Свет погас, и толпа умолкла.

Заиграла музыка, тихая и медленная, печальная и как-то благоговейная. Мелодия казалась тревожно знакомой. Прожектор очертил светлое пятно, когда из темноты над сценой начало опускаться что-то белое и прямоугольное. По мере того, как предмет медленно опускался, музыка становилась громче и насыщеннее. Только тогда Дэйви понял, что за объект он видит, и узнал песню.

На сцену опускался белый крест, а песня являлась старым церковным гимном, который Дэйви помнил по временам, когда он посещал воскресную школу. Он даже вспомнил слова:

Далеко на холме... стоял старый резной крест... символ страдания и мук...

Крест опускался ниже... и ниже...

...и я люблю этот старый крест... где самое дорогое и лучшее... было убито ради мира пропащих грешников...

Основание объекта плавно остановилось на полу сцены, и мягкая, печальная музыка взорвалась плачущими гитарами и грохочущими барабанами. Крест осветился красным светом, и двое танцоров, мужчина и женщина, выпрыгнули из темноты за ним.

На мужчине были только выпуклые трусы-бикини и воротничок священника. Когда он танцевал, густые темные волосы раскачивались вокруг его головы, а тени струились по гладкому мускулистому телу.

На женщине была одета черно-красная комбинация и капюшон монахини, венчающий длинные черные волосы. Это была Аня.

Они извивались вокруг креста, их движения были чувственными и плавными, затем они припали к нему, как гладкие, хищные животные. Танцоры ласкали крест, положив на него руки, прижимали свои тела к сторонам, терлись о него. Аня обвила одну ногу вокруг основания креста и скользила своей промежностью вверх и вниз по его краю; голова безвольно откинулась назад, рот открылся, глаза зажмурились, а длинные волосы раскачивались из-под капюшона. Мужчина обхватил руками верх креста и присел на корточки, пока его выступающие колени не расположились по бокам от основания; прежде чем встать, он несколько раз сделал движения вперед бедрами.

Когда мужчина отошел от креста, Аня придвинула его к себе, подняла и начала танцевать с ним, как будто это был ее партнер.

Музыка пульсировала, будто биения сердца возбужденного гиганта.

Свет менялся с красного на белый, а затем снова на красный.

Мужчина танцевал вокруг Ани в то время, как она закрутилась и опустила крест. Затем наклонила его, оседлала и начала кататься на нем, как любовница.

Дэйви потягивал напиток, наблюдая за ней. Когда он поднес рюмку к губам, то заметил, что его рука дрожит. Что-то глубоко внутри него вызывало дискомфорт. Возможно, смутное воспоминание из детства, как мать в воскресное утро одевала его и провожала за руку в маленькую церковь в нескольких кварталах от дома, где он посещал воскресную школу с ее бесконечными службами и пел гимны наподобие "Старого резного креста", который теперь громыхал по стенам вокруг него, являясь совершенно другой песней с эротическим ритмом, сопровождающим два твердых блестящих тела на сцене.

Слова песни отозвались эхом в голове Дэйви, и он мысленно услышал, как их поет его мать, ее голос был высоким, хриплым и слегка нескладным.

И я буду лелеять старый резной крест... как мой приз в день, когда лягу с ним... я прильну к тому старому кресту... и получу корону взамен.

На мгновение голос в его голове показался настолько живым, что он испугался, что если повернется направо, то увидит рядом с собой мать, стоящую со сборником гимнов в руках.

Он моргнул несколько раз, отгоняя воспоминание, но не чувство вины. Детской вины. И он знал, почему оно присутствовало.

Потому что ему нравилось ощущать эту музыку, пробирающую его до костей. И особенно ему нравилось, как Аня развязно держит крест, и ее язык скользит по блестящим губам.