Кольца Анаконды - Юрий Горюнов

— Вернемся к операции. Все основывается на его опыте и знании ситуации. А вдруг не получиться, и нарвемся на международный скандал, другого рода?

— Нам надо главное, не потерять ценного агента, а для этого все средства хороши. Подводим итог. Мне не очень по душе операция, учитывая ее последствия, но другого варианта я не вижу, а вы не предлагаете. Агенту временно приостановить деятельность. У вас налажена с ним связь?

— Редко мы обращаемся к нему, обычно информация идет от него. Не хотелось бы сообщать ему от нас, отсюда.

— Ну, раз наш супер сотрудник вычислил его, то пусть его и предупредит, но, не раскрывая себя. Нечего светить себя. Вы вычислили «крота» у нас? — обратился он на этот раз к худощавому.

— Да.

— Не трогайте его. Есть еще кто на примете?

— Как не быть. Разведка не дремлет.

— Важно чтобы наша контрразведка не дремала. Я доложу руководству, а дальше по цепочке пойдет. Решение сообщу. Через сколько он будет ждать ответ?

— Начнет просматривать сигнал через три дня, теперь уже через два.

— Вот нахал, — усмехнулся генерал, — он еще сроки нам ставит, но верно поступает, держит нас в рамках, чтобы не расслаблялись, ему же там работать. Время ждать не будет, как и ФБР. Все свободны.

Когда служащие вышли из кабинета, генерал сел за письменный стол, чуть задумался, прикрыв глаза, а затем поднял трубку телефона, где не было диска набора номеров. Услышав ответ, сказал:

— Прошу принять… Срочно… Иду.

Положив трубку, он встал, застегнул пиджак и направился к выходу из кабинета.

Через три дня я стал всматриваться в наличие сигнала. Через неделю, я увидел на одной из парковок голубой «форд», номер которого мне служил сигналом, что операция одобрена. Если бы был отказ, то машина была бы другая. Агент важен, что еще тут скажешь. Не думаю, что он сам пришел с предложением о сотрудничестве. Где-то когда-то прокололся и его завербовали, сыграв на законах, эмоциях, а может быть и наш, как я долгожитель, но вряд ли.

На другой день я извлек контейнер, где была нужная мне информация. Вечер я провел в разработке плана. Я почти никогда ни за кем не следил, не хотел и в этот раз, но возможно обстоятельства потребуют моего негласного присутствия.

Я зашифровал сообщение о последовательности операции. Я не знал сколько уйдет времени на первый этап, он был самый продолжительный и все зависело от агента, которому поручат ее исполнение. Дальше проще. На другой день заложил информацию в тайник, которую передадут резиденту, имеющего дипломатический статус. Так во всех разведках, а он уже позаботиться, кому поручить выполнение других стадий и сообщит мне.

Этим же вечером, высокий худощавый мужчина, вышел из машины и направился к подъезду дома. Когда он переходил тротуар, на него налетел прохожий, который так торопился, что не успел увернуться и задел его плечом, отчего худощавый чуть не выронил кейс, что нес в руке.

— Осторожнее!

Толкнувший обернулся. Длинные волосы почти до плеч, очки, кепка не позволяли увидеть его лица, да и вообще понять какого он возраста. Улица была хорошо освещена, хоть небо было уже темным.

— Извините, — произнес он мягким баритоном, — я очень тороплюсь. — А затем добавил шепотом: — Прекратите деятельность, началась охота. Не волнуйтесь.

И снова громко продолжил: — Извините, — и, повернувшись, быстро стал удаляться.

Высокий, посмотрел ему вслед, и ничего не ответив, да и кому спине, пошел к дому.

Пройдя до конца улицы, длинноволосый свернул направо и, пройдя еще до одного перекрестка, свернул еще раз направо и подошел к машине. Сев на место водителя — отъехал. По пути снял очки, кепку и парик, положив все в пакет, а затем это выбросил в ближайший мусорный бак. Покружив по улицам и не обнаружив слежки, поехал из этого района, но уже в качестве Жана Марше. Кому я мог поручить предупредить агента? Только себе.

12

Декабрь выдался промозглым. Минусовая температура сменялась плюсовой, и это непостоянство вносило свою лепту в настроение. Наши отношения с Ритой, как-то стали ровнее, спокойнее. Причину никто не искал. Зачем? Это устраивало обоих. Она знала, что я убежденный холостяк, а я знал, во всяком случае пока, что она тоже не ищет иных отношений. Они не намекала на что-то более серьезное. Может быть, ей действительно этого было не надо; материально она была обеспечена, у нее была дочь, а мужчину для встреч при ее внешности она могла найти без труда, но видимо не очень и стремилась. Абы кто ей не нужен, а долгосрочные отношения это сложно, особенно если мужчина женат. Я в этом случае был очень подходящий вариант. Мы не ссорились, потому, как не было у нас ничего общего в семейном плане, и если я был занят, то она это понимала. Дело превыше всего. В будни мы встречались редко, в воскресенье тоже — она проводила время с дочерью, оставались пятница или суббота.

В один из вечеров пятницы мы сидели во французском ресторане «Baltazar» на 80 Sprig Streer, что в районе Сохо на Манхэттене. Ресторан был популярным и столик я заказал заранее, чтобы не краснеть перед дамой. Здесь подавали отличные морепродукты, шампанское, а заведение отличалось дружеской атмосферой и качественной едой, постоянным потоком в некотором роде порядочных людей. Народу в зале было уже много — рабочий день закончился, а потому было шумно и радостные лица, встречающихся здесь людей, создавали свою атмосферу. В конце зала висело большое зеркало, которое отражало палитру лиц. Квадратные столбы, наполовину бежевые, как и стены, а наполовину темные с орнаментов в виде прямоугольника, подпирали потолок, разделяя ряды столиков, между которыми сновали официанты в больших белых передниках. Я заказал луковый суп (Onion Soup Gratinee), также с ассорти из морепродуктов (Plateau de Fruits de Mer) с моллюсками, краб под майонезом и лобстер.

Время было такое, что я задумывался над началом операции, которая должна идти. Все кто задействован, но их время еще не наступило, вели себя тихо, агент лег на дно, но информация должна была уходить, и это делал другой агент-нелегал, который имел косвенный доступ. Это был Олби. Я его лично не видел, но надо было как-то познакомиться, где он бывает, я знал, потому и думал, как посмотреть на его действия.

Так вот мы сидели в кафе.

— Что-то не торопятся нас обслуживать? — заметила Рита.

— Мы сидим всего несколько минут. А вообще здесь мало кого интересует, что тебе нравиться. Народу и так хватает, как и в Париже. Сначала ждешь, когда примут заказ, а потом когда принесут счет.

— Улыбнись! — попросила Рита.

— Грустный сижу?

— Скорее задумчивый. По дому скучаешь? Ты же во французском ресторане! Правда в Сохо. Ты знаешь почему район называется Сохо?

— Нет.

— Это сокращенное название от «South ofHouston Street» — «к югу от Хаустон-стрит». Это название прижилось с 1968 года, тогда художники, желающие получить разрешение на легальное проживание, в своём заявлении указали границы проживания в районе.

— Все просто и гениально. У меня такого заявления нет. Где он мой дом? Но по Парижу да, скучаю. Скоро Рождество и мне нравиться проводить его там.

— Всегда?

— Когда удается.

— Значит не всегда, — сделала она вывод. — Ты много ездил?

— Довелось посмотреть мир.

— И как он?

— Красивый.

— Тогда может быть на Рождество в Париж?

— Мне там сейчас делать нечего.

— На тебя действует погода: мерзкая, конечно, но не все так плохо. Перестань думать о работе.

— Почему ты решила, что я думаю о работе?

— Ну, не обо мне же! Мужчины, когда сидят с таким видом — решают проблемы. Ты холост, значит семейных проблем у тебя нет, остается работа.

— Уговорила, характер мягкий, покладистый.

— Это у тебя!? — засмеялась она своим таким звонким смехом. — Это ты с виду такой, впрочем, это плюс, а так твердый, но не жесткий.

— Может быть, я скрываюсь?

— Не-а. Я чувствую. В тебе есть тайна, что и притягивает. К тому же ты неплохо разбираешься в живописи, знаешь языки, много видел. У тебя должно быть много тайн.

— Почему?

— Человек, который много видел, а ты видел, — заявила она уверенно, — всегда оставляет что-то для себя, о чем не будет говорить ни с кем. Всегда есть поступки, события, которые не надо афишировать.

— Это плохо?

— Нет. Надо что-то оставлять для себя, нельзя жить, чтобы твою жизнь как книгу мог прочитать каждый, кому захочется. Нельзя жить нараспашку, так можно все страницы памяти замусолить.

— Надо чтобы всегда были в конце чистые, чтобы дописывать. Не хочу говорить о серьезном. Предлагаю сходить куда-нибудь, не сидеть же здесь.

— Предлагай, я подумаю.