Блаженная (СИ) - Белла Ворон

— Отпустить? — мне показалось, это слово ошарашило Каргопольского.

Он смотрел на меня непонимающе, потом потер лоб.

В дверь постучали.

— Да! — крикнул Каргопольский. В дверь всунулась голова Анны Сергеевны.

— Я прошу прощенья. Вадим Алексеевич просит напомнить, что вы с ним встречаетесь через десять минут.

Каргопольский поморщился.

— Процедуры. Пора уже это прекращать. — пробормотал он еле слышно, — Иду, Анна Сергеевна. — ответил он громче, не вставая с кресла.

Анна Сергеевна кивнула и скрылась за дверью.

Я поднялась и пошла к выходу, не дожидаясь, пока меня попросят. Если честно, я только и ждала предлога, чтобы свернуть этот странный разговор. Мне вовсе не улыбалось становиться скорой помощью для призраков.

— Прошу прощенья, Тина… Еще только один вопрос.

Я обернулась к нему.

— Волосы у нее рыжие?

— Что?

— У женщины, которую вы видели… были рыжие волосы?

Я помотала головой.

— Темные.

И снова изумленный, непонимающий взгляд.

— Вы уверены?

— Абсолютно.

Я поспешно ретировалась, не дожидаясь продолжения. Мне хотелось побыть одной.

***

Я брела в сторону актерского флигеля и вела невеселый диалог с голосом разума.

— Езжай домой, дура. — твердил он мне, — Ты же видишь, здесь опасно.

— А как же Лика? А как же роль? — слабо трепыхалась я.

— Еще вчера днем ты и знать не знала о Лике. Кто она тебе? А роль… Ты готова рискнуть головой ради сцены?

— Если кто здесь и рискует головой, то Лика. Ей же выпало вчера…

— Ты сама-то себе веришь? Ты прекрасно знаешь, что ты — жук-притворяшка.

— От навозника слышу. Я не могу уехать. Мне машину надо приводить в порядок.

— Вот приводи и катись на ней отсюда.

У меня не было сил ему возражать. Тем более, что он был прав. Почти во всем. Почти. Было что-то, что меня смущало. Не в доводах разума. Что-то, что я заметила при разговоре с Каргопольским. Что он мне наврал? Нет, не то. Я ему уже высказала по этому поводу и с его враньем как раз все ясно.

Что же другое? Я мысленно перебирала наш с ним разговор. И вдруг меня осенило. Тот момент, когда я призналась, что видела призрак! Он обрадовался. Но не просто обрадовался, он словно услышал то, что давно хотел услышать. Он ждал этого от меня. Он за этим меня искал. Значит, дело не в роли. Он искал не актрису, он искал меня!

Тут я по-настоящему разозлилась, причем больше на себя, чем на Каргопольского. Это ж какой надо быть дурой, чтобы поверить его вкрадчивым речам и лживым комплиментам! Он с самого начала имел какие-то тайные планы на мой счет, и сегодня на репетиции понял, что не прогадал.

Я остановилась посреди дорожки. Может вернуться и вытрясти из него душу? Заставить рассказать мне всю правду?

“— Ага, так он тебе и рассказал! Я прямо вижу, как он испугается, заплачет и признается в своих коварных планах! Езжай-ка ты лучше домой.

— А вот фигушки. Никуда я не поеду,

Я буду репетировать маркизу де Мертей и следить за этим… Борисом Павловичем. И, знаешь что? С чего ты взял, что я шарлатанка? Мои предсказания сбываются. И не важно, с помощью чего я их делаю. Может я экстрасенс?

— Ну тогда тебе дорога на первый канал.

— Можешь издеваться сколько влезет. Лике грозит опасность, я чувствую. Я должна присмотреть за ней, а заодно вывести Каргопольского на чистую воду!”

Решение было принято и мне стало легче. У меня даже сил прибавилось. Я взлетела по лестнице к себе на второй этаж, но притормозила перед Ликиной дверью. Может она уже вернулась? Я постучала, и к моей радости, живая, здоровая и вполне довольная жизнью Лика открыла мне дверь.

— Как ты? Как Давид? — спросила я с порога.

— Слава богу, обошлось. Ни переломов, ни трещин. Только ушибы. Вадим сказал, через пару дней будет как новенький.

— Я обязательно зайду к нему.

— К Вадиму?

— К Давиду.

— Лучше завтра, он сейчас спит, наверное.

— Он сильно злится на меня?

— Давид? Что ты, он и злиться-то не умеет. Он сказал — ерунда, с каждым может случиться.

— Он единственный, кто так считает. Все остальные думают, что у меня с головой беда. А монтировщик… Федор, кажется, прямым текстом мне это сказал. Вернее, проорал. Но их можно понять, я это заслужила.

— Ерунда. Федя сам виноват. Плохо ширму закрепил, это все понимают.

Он поэтому и орет. Если бы случилось что-то серьезное, Федя бы за это отвечал. С актрисы какой спрос? оступилась… Ты ни в чем не виновата.

— Да. Но видимо я вела себя неадекватно… — я поежилась, вспомнив женщину, тянущую ко мне руки.

— Тин… — Лика понизила голос, — ты что-то увидела?

Я кивнула.

— Я сразу поняла.

— Ты… тоже что-то видишь?

— Нет. Но я чувствую. Иногда на сцене становится так холодно, что прямо зубы стучат. Потом наступает тишина. Ни одного звука. И дышать очень трудно. Это длится буквально несколько секунд, но кажется, проходит вечность.

— И что же это, по-твоему, такое?

— Это она. Марфа. Я никому об этом не говорю. Но мне кажется… Борис Павлович тоже что-то такое чувствует.

— Почему ты так решила?

— Иногда во время репетиций он замирает иногда, как будто не видит нас и не слышит. И лицо у него такое… как у тебя сегодня. Я поэтому и подумала. Это было страшно?

— Очень. Не хочу рассказывать.

— Понимаю. — Лика деликатно помолчала, — Старая усадьба — это тебе не ЖК “Воронино”. Здесь происходят необъяснимые вещи.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну вот, например моя юбка сегодня. Я прямо почувствовала, как меня кто-то держит.

— Там гвоздик вбит. Ты за него зацепилась.

Лика будто не расслышала моих слов.

— Кенотаф этот… ну, камень. Марфы Сапожниковой… За него постоянно кто-то запинается и падает. Его несколько раз переносили на разные места, и везде та же история. Теперь его положили в таком укромном месте, под деревьями. Захочешь, не споткнешься.

— Я вчера об него споткнулась.

— Вот видишь. Кажется, все такие мелочи, но от этого всего бывает не по себе. А однажды мне показалось, что кто-то зовет какую-то Ольгу. Вроде: “Ольга, ты слышишь меня?” А у нас в труппе нет никакой Ольги.

— А где это произошло?

— Возле пруда, ближе к больничному корпусу.

— Женский голос?

— В том-то и дело, что мужской.

— Может это вообще за оградой?

— Нет-нет, совсем рядом. Я ужасно испугалась.

— А ты узнала голос?

Лика помотала головой. Глаза ее были испуганными.

— Очень глухой голос. Он шел как будто из-под земли.

— Я уверена, все это