Таганский дневник. Кн. 1 - Валерий Золотухин

Для того, чтобы бросить им плевок в рожу, я забросил со второй половины 10-го класса все посторонние дела, опять же по настоянию Фомина и засел за учебники. И сдал на медаль. В общем, мне нравилось быть зазнавшимся, я имел на это право и вжился в эту шкуру, и считал себя умнее, талантливее других, и это помогало мне быть таким. Но с некоторых пор, особенно последние 5 лет, я стал стыдиться этого, делать вид, что не думаю о себе так (на самом деле думая), но чем чаще прикидываюсь не собой, тем все больше становлюсь другим. А это, по-моему, совершенно напрасно и мне вредит. Надо доказывать делом свое преимущество, и разве я этого не делаю… Не надо прикидываться, надо и выглядеть так, как ты о себе думаешь, не стараться показаться скромнее, добрее, тише других. Зачем? Люди и в самом деле будут думать: «Ну, он мальчик скромный, он не позволит себе ничего такого». Когда, с каких пор я стал таким, я таким никогда не был и никогда не отличался скромностью, с какой стати я нагоняю на себя эту маску. К черту все! Трудом и талантом ценен человек и артист. Я скромный, тихий, рассудительный — да что такое — сели на шею и не слазят. Для того, чтобы роли получать, я таким прикидываюсь? Это не достойно меня, да и не так это. А свои роли я возьму все равно, рано или поздно, а не дадут, так пусть им будет хуже, стоит только их пожалеть за это. С сегодняшнего дня зазнаюсь, задираю нос, но работаю вдвое больше прежнего. Зазнаюсь и точка! Зачем изменять природу?

«Боязнь эстетики — признак бессилия».

Когда, с каких пор меня стала смущать эстетика?!

Р. S. Не всегда мне хочется быть пай-мальчиком. После хорошей зарядки и холодной воды — я зазнаюсь. Еще во время чтения хорошей книги.

Заболел. Ангина. Кружится голова, вообще — слабость. Чихаю! Разрешили Кузькина. Ходят слухи — с понедельника начнем репетировать. Первую часть «Триптиха» надо придумывать, того, что есть, недостаточно — и это значительно слабее, водянистее и не в стиле, не в характере, сложившемся из двух последних монологов. То, что выдумано — звучит убедительнее.

Кругом бело. Снег и светло. Неделю без строчки. Когда-нибудь последние 10 дней станут сюжетом романа. Но все к черту! Попытаюсь вспомнить основные события.

1. Разрешили Кузькина, и начали репетировать, но шеф, по-моему, на распутье. Не ожидал такого быстрого решения и не знает еще, по-моему, за что же взяться, кого приглашать режиссером и т. д.

2. Материал «Аптеки», за который я столько пережил и поскакал переснимать, говорят, удался, меня поздравил с ним Полока, на «Ленфильме» многие мне говорили об этом, как об удаче. Бог есть! Вот он как рассудил!

3. Но! Если «Аптека», снимавшаяся в такой суматохе, так нервно и хаотично, сумбурно, не разобравшись — удалась, то что же в таком случае — весь ранний материал — дерьмо?! Ведь вот в чем дело. Приходится сомневаться в сделанном.

4. Я искал страдание и нашел на свою голову приключений. Но, посмотрим, господа присяжные заседатели, мой пистолет еще заряжен.

5. Нифонтова… Странно все в жизни… Когда-то я собирал все фотографии, вырезал картинки с ее участием, следил за ней в Б. Истоке, изучал биографию, думал: на экзаменах в ГИТИС будут спрашивать о ней, об актерах… и вот мы снимаемся вместе, у меня роль главнее, но это не важно, важно, что встреча эта в какой-то степени связана с моими ранними стремлениями и она не приносит радости, удовлетворения, того же я боялся с Новиковым Б.К, но, к счастью, этого не было. Б.К только подтвердил мое сердечное к нему отношение и оправдал детские иллюзии. Не совсем точно я выразился здесь, об этом мне еще предстоит подумать и написать, как следует, это важно для меня. Артист есть артист, он тоже человек, но все равно он артист и умрет с этим званием, так уж будь любезен… «Не обмани самого себя…» Новиков не обманул меня. Нифонтова обманула — вот какое-то странное ощущение.

6. Самолет в Ленинград. Папка. В одном отделе пьеса «Живой» — главная роль, с репетиции главной роли я лечу на съемку главной роли — гордость распирает грудную клетку… но я боюсь.

7. Решил переложить на машинку «Триптих», кое-где раздаются голоса, что самая удачная — первая часть.

8. Я люблю Зайчика и мне дорог мой дом. Я не хочу отсюда ни в какое царство.

В монахе произошла потеря святости, музыки сочинения, потеря характера, появилась жлобская, сильная циничная интонация — убрать и вернуться к первой редакции.

Теперь. В репетициях «Живого» ни в коем случае не зажиматься, не унывать, не попадать под давление, каблук режиссера, лучше меня Кузькина все равно никто не сыграет, от этого во всякую минуту проявлять уверенность и легкость, радость общения с текстом, пусть иной раз и внешнюю, ничего. И работать, работать.

По поводу Женьки[19] Высоцкий сказал мне много приятных слов:

«Ты многое играешь хорошо. И вообще, это будет для тебя событие». Так что — вперед, зазнавшимся, ловким, работающим за троих.

Вечер. Печатаю «Триптих». Бегу на «Антимиры». Репетиция — можно сказать. С богом!

Репетиция «Кузькина». Забавно, куда-то все двинется, еще на месте все, выискивают штампы, приспосабливаются — раскусить, спорят, выясняют. Правильно, а я слушаю и ничего не понимаю. Как всегда, решают дело самые примитивные штуки — тон, качество темпераментов, язык, походка, даже мимика, глаза и т. д Но и в прямую вопрос встал о моей писательской деятельности: что сейчас начинать или, может, чего продолжить.

Вечер. Ну как же так, почему одним судьба дается праздная и счастливая, другим — серая и безызвестная. 10 лет я копчу небо столицы. На другой день по приезду сюда я думал — распечатают мои фотографии и будут их продавать за пятак во всех киосках, на всех углах столицы. Я думал, мне придется покупать черные очки и глубокую кепку, чтобы иметь возможность не быть узнанным. Сейчас я лезу всем в глаза и ищу жадно искру узнавания, но тщетно… Я подхожу к киоскам, смотрю на распродажу лиц, улыбок, причесок — эти счастливчики, которых продают, почему они достойнее меня? Вот этот нахальный, он нарочно грустный и оттого нахальный, кто он такой, откуда взялся, почему его продают, а меня нет. Я надеюсь на какую-то дикую нелепость, что вдруг увижу и свою физиономию среди распродающихся «звезд». Да! — те, кого продают, — это уже звезды, это уже слава… 10 лет я в столице, жду появления моей физиономии в киосках, а она все не появляется, а значит, и слава не приходит ко мне и меня не узнает широкий зритель… А я не из тех, кого продают, кто такие, откуда взялись? Я, как голодный пес, смотрящий на колбасу, без всякой надежды иметь ее в зубах, так я смотрю на ленты фотофизиономий звезд, среди которых жажду видеть свою и не вижу.