От праха к величию и обратно, или Я люблю Вас, мистер V - Каверелла

Больше мужчина не кричал, задохнувшись благовониями, исходящими от его новых украшений.

Федя испугавшись вполне заслуженного наказания, заметался по кухне. Побег показался лучшим выходом.

Быстро схватив емкость с кровавой начинкой, Федя начал вылезать в другое окно, надеясь успеть добежать к тетке в летнюю кухню и сделать вид, что он там и находился все это время. "Кишки? Какие кишки? А, это, наверное, кошка миску вывернула". Вот только спешка никогда не приводит ни к чему хорошему. Вместо того, чтобы поставить на подоконник кастрюльку, спрыгнуть, а потом уже хватать посуду и бежать через двор, Федя с тяжелой емкостью в руках… выпал из оконного проема. Ну и конечно, в этот момент, мимо именно этого злосчастного окна проходил "благоухающий" дядька, почти полностью очистившийся от беловато-синеватых гирлянд. За какие-то доли секунды, вдобавок к уже имеющимся украшениям, у родственника появились шлем в виде эмалированной кастрюли и густые темно-бурые потеки на шее, плечах и свисающем над портками брюхе.

— Гаденыш, — прогудело из-под "шлема", — убью!

Испугавшись возмездия, мальчик бросился наутек, изменив изначальное направление. Теперь его путь лежал прямиком на улицу, там легко можно будет скрыться за чьим-нибудь забором.

Эту живописную картину преследования и застала дальняя соседка — старая бабка Матрёна. Неизвестно, что принесло ее в гости, но пережить нашествие демонов ей было не суждено. Сначала старуху чуть не снес бледный, в темно-красных разводах бесенок, но добил все же огромный монстр. Окровавленная рожа, развевающиеся за спиной кишки и массивное тело, покрытое экскрементами, показались бабке ликом дьявола, явившегося по ее грешную душу. У немощной старухи остановилось сердце. Вредная соседка была первой жертвой в длинном перечне будущего вампира.

Вспомнив все это, Тед тихо хихикнул и предложил Муну пойти посмотреть на местный зверинец.

— Совсем рехнулся! — ворон покрутил крылом у виска, — Нашел экзотических животных! Тут радоваться надо, что они сейчас спят. Это их логово. Но нынче не их час. И на том спасибо. Поехали обратно.

— Не хочу обратно, — честно сообщил Тед, которому ресепшен казался сейчас чуть ли не родным домом. — Хочу на работу.

— Ух ты! — восхитился Мун, покровительственно похлопал портье по штанине и напыщенно изрек:

Мне так смешна твоя работа:

Работать до седьмого пота

Тебе не суждено уметь —

Не могут мертвые потеть!

Но можно оду посвятить

Трудолюбивому вампиру,

Коли решился он явить

Свое усердие всему миру.

— Спасибо, Мун, дружище, — растроганно поблагодарил портье, возвращаясь вслед за вороном в лифт.

— Не бери в голову, — отмахнулся стихоплет и тут же добавил:

Тебе бичом империй стать,

Конечно, не грозит.

Давно уже пора понять:

Ты, Федя, — паразит.

Тед обиделся и зло ткнул в первую попавшуюся кнопку. К сожалению, и Мун в тот же момент нажал какую-то из них. Двери дернулись и резко сошлись.

— Ты что творишь?! — заорал ворон, мотаясь из стороны в сторону в обезумевшем лифте.

Тед не ответил, он был занят спасением наиболее значимых частей своей тушки от коварных стен подъемного устройства.

На этот раз болтанка продолжалась намного дольше. Когда кабина, наконец, застыла, и двери открылись, вампир и его проводник — оба были распростерты на полу. В образовавшийся проем, заслонив его полностью, просунулась огромная тигриная голова. Черная. В продольную желтую полосу.

— Привет! — сказал тигр и облизнулся.

— П-п-п-приве-е-ет! — проблеял Тедди, стараясь слиться с задней стенкой лифта. Тигр принюхался.

— Есть нас будешь? — мрачно поинтересовался Мун, стараясь подняться на разъезжающиеся лапы.

Тигр фыркнул, и ворона снесло на грудь вампиру. Полы мокрого сюртука хищно хлопнули, обдавая птицу вонючей портовой водой.

— Не буду, — вздохнул Тигр. — Не люблю мертвечину. Да и засол у него какой-то… кустарный. А тебя есть Хозяин запретил. Оно мне надо? Опять же, с клистиром по этажам гоняться станет. Надоело.

— Ну, мы спешим, — тут же независимо сообщил воспрявший духом Мун.

— Ага, — кивнул Тигр и попятился.

Двери сразу же стали закрываться.

— Лежи-лежи-лежи! — затараторил ворон, заметив, что Тед пытается встать, и, с трудом балансируя на промокших крыльях, взлетел к панели и клюнул какую-то кнопку.

Лифт поехал. Просто поехал вверх, как показалось Теду. Но почти сразу же остановился. Двери разошлись тихо, словно с каким-то почтением к помещению, в котором они оказались. Очень осторожно, придерживаясь за стеночку, мокрый портье поднялся. И застыл, разглядывая роскошный зал ресторана. Все до мельчайших деталей казалось ему здесь знакомым, навевало мрачные воспоминания.

Федя рос без отца. Не то чтобы это было большой тайной, просто мама никогда не затрагивала эту тему. Вот нет папаши, и все тут. Несмотря на то, что материнская забота была довольно строгой, отца она ему заменить не могла. Ребенком он тянулся к мужу тетушки, живя в ожидании лета и поездки в деревню. Но войдя в подростковый возраст, юноша с каждым годом все больше тяготился компанией дядьки. Уровень развития, идущего в ногу со временем племянника давно превышал уровень его стареющего в глуши родственника. Уже в училище, окончательно почувствовав себя взрослым, он решил, что отец ему и не нужен, и больше к этой мысли не возвращался. Правда иногда, когда в очередной раз взгляд притягивала какая-нибудь роскошная тачка богатенького папенькиного сынка, он мечтал о том, что отец — успешный бизнесмен, крутой боевик или, на худой конец, криминальный авторитет — вспомнит о существовании своего давно забытого сына и возвысит, наконец, Федю над всеми этими мажорными негодяями. Впрочем, никому и никогда он бы в этих мечтах не сознался.

Окончание кулинарного училища мгновенного карьерного роста не сулило и не принесло. Отношение в женском коллективе заводской столовой у него сложились неплохие, а вот с рабочими не заладилось. По той же причине, по какой его не взяли в армию. Была эта причина глупой, нелепой и к реальности отношения не имела, но на многие годы испортила Феде жизнь.

Случилось так, что когда нашему герою исполнилось восемнадцать, как раз перед тем, как получить повестку в военкомат, Федя повстречался с маньяком. Маньяк попался ориентации не традиционной, на Федю запал сразу и отпускать не собирался, не смотря на оказанное сопротивление. Но, на беду или на счастье будущего вампира, поблизости случился патруль. Загребли обоих. За аморалку. Как Федя ни старался изобразить из себя жертву, ему не поверили и телегу в военкомат накатали. Выпустили их с маньяком одновременно, и, увидев, как тот ему многообещающе подмигивает, начинающий кулинар бросился бежать. То ли Федя был быстрее, то ли реакция у него уже тогда была лучше, чем у простых смертных, но он через дорогу проскочил, а маньяк не успел. Крошечная микролитражка размазала здоровенного дядьку по асфальту, как джем по тосту. Любвеобильный гомосек, по сути, стал второй Фединой жертвой.

С тех пор у знакомых мужчин сложилось к молодому человеку настороженно-насмешливой отношение, а дамы начисто перестали воспринимать его всерьез. Счастья в жизни Феде это не добавило.

Так прошло несколько лет. Однажды, возвращаясь домой после вечерней смены, младший повар заводской столовой так задумался о своих безрадостных серых буднях, что начисто перестал замечать что-либо вокруг. Визг колес вернул его с небес на землю. Яркие фары хищной морды спортивной тачки мелькнули за мгновение до того, как Федя почувствовал сильный удар и, отлетев на несколько метров, отключился.

— Зачем тебе этот сосунок? — недовольный голос привел его в сознание. — Ведь не прошло и месяца после скорбной даты, когда почил твой сын.

Замерев, боясь пошевелиться, молодой человек пытался сообразить, где он находиться.

— Уйди, — мягкий голос тихим шелестом прошелся по комнате, — не мельтеши перед глазами.

Несколько минут Федя старательно не подавал признаков жизни, проводя ревизию наличествующих повреждений. Как ни странно, не болело ничего. Совсем. Скорее, он чувствовал себя здоровым и сильным, как никогда. Это не радовало. Если чувак на крутой тачке оказался столь благороден, что не бросил его помирать в канаве, с него можно было бы стребовать компенсацию. Вот только за что — увы не находилось. Единственный дискомфорт, который Федор испытывал, была жажда. Жгучая, мучительная, казалось, она стягивала и жгла огнем не только глотку, но и дыхательные пути. Долго терпеть ее молодой человек не смог. Он открыл глаза и сел.

— Наконец-то, — снова этот мягкий голос. — Ты пришел в себя.