Кровавый план египтянина - Борис Бабкин

– Рустам, – вздохнула молодая симпатичная женщина, – я не знаю, почему…

– Неужели ты не видишь, – раздраженно перебил он, – что сейчас все рушится? Аллах…

– Я жить хочу! – воскликнула она. – Я молода и хочу иметь семью, работать, воспитывать детей.

– Ты никак не можешь понять – наш отец, старший брат…

– Это ты не можешь понять! Жизнь изменилась.

– Твое счастье, – процедил чеченец, – что ты моя сестра. Скажи эти слова мне кто-то другой, голову бы отрезал. В общем, вот что, Раиса, у тебя есть одна возможность попасть в рай, искупить все свои грехи. Даю тебе три дня. И запомни, – угрожающе произнес он, – больше я не желаю говорить об этом. Ты моя сестра, и я не хочу для тебя плохого. Я приду через три дня. – Он вышел.

Женщина не отрываясь смотрела на дверь. Вздохнув, опустила голову.

– Сколько шахидок могут нанести удары в сентябре? – спросил Сулейман.

– Одна точно, – вздохнул сидевший на коврике со скрещенными ногами Учитель.

– А последние две? Ведь они изнасилованы и на глазах одной убили отца. По-моему…

– Пока в них живет страх, – не дал закончить ему Учитель, – и отчаяние. Необходимо время, чтобы на смену пришла ненависть, всепоглощающая и пожирающая изнутри. И тогда человек пойдет на все. Но для этого нужно время, – повторил он.

– А вот с этим, – недовольно заметил Сулейман, – как раз и проблема. Время поджимает, и необходимо поторопиться. Я обещал…

– Я и так делаю невозможное, – перебил Учитель. – В этих условиях сложно работать.

– Тебе за это платят немалые деньги, – раздраженно напомнил Сулейман, – так что работай. В сентябре мы обязаны напомнить неверным и всем, кто их поддерживает, что Аллах на нашей стороне, а с его помощью мы сильны и можем многое.

– Говорить хорошо, – провожая его взглядом, недовольно прошептал Учитель. – Но действительность гораздо хуже, чем можно себе представить. Постоянный страх, что вот-вот лагерь обнаружат и нанесут авиационный или ракетный удар. Постоянные неудобства. А эти перепуганные женщины!.. – Он плюнул. – Как хорошо было в Афганистане. А тут… Деньги? – Он погладил широкий пояс. – Как ни странно, но они сейчас раздражают. Сумею ли я выбраться отсюда? В это верится все меньше и меньше. Когда приехал, все было по-другому. А сейчас всеми движет отчаяние и страх расплаты за совершенное. Хотел я уйти полгода назад, не дали. Эти шахидки, – презрительно проговорил он. – Я вбиваю им в голову про рай, про получение неизведанных удовольствий. А сам не верю в это. Тело – это оболочка, как скафандр для души, – пробормотал он. – Избавься от оболочки, и душа получит истинную жизнь, неизведанные удовольствия. Но удовольствие получает тело. Когда больно, то больно телу. А душа – это просто красивая сказка для тех, кто надевает пояс шахида. Если бы знали эти воины Аллаха, – презрительно улыбнулся он, – что я просто нашел способ зарабатывать деньги на смерти других. Но не думал, что попаду в такую переделку. Приехал сюда на пять месяцев, а прошло уже почти семь, и, кажется, я здесь и останусь. Только бы никто не узнал, о чем думает наставник воинов-шахидов. – Он вздохнул. – Сейчас я в почете и уважении. Самое лучшее отдают мне. Оберегают, за меня готовы отдать жизнь. Хотя кто знает на самом деле, готовы ли?.. Конечно, я готовлю шахидок, это теперь самое действенное оружие Басаева и его сподвижников. Но надо отсюда как-то выбираться…

– Папа, – плача, проговорила лежавшая на старой бурке Седа, – папа, я отомщу за твою смерть! – В ее глазах появилась ненависть. – Мы скоро увидимся, я приду к тебе в рай, папа! – Зарыдав, она уткнулась лицом в руки.

– Аллах, – подняв руки вверх, шептала стоявшая на коленях Хава, – помоги мне отомстить за свой позор. Я смою его кровью. Аллах акбар!

– Все получится, – уверенно говорил Рустам. – Раиса сделает все, что надо, без всяких обработок Учителя.

– Увидим, – кивнул сидевший в кресле Басаев. Потер культю. – Дождь будет, – вздохнул он, – никаких прогнозов не надо. Как заноет культя, к дождю. Горец ушел?

– Да, – кивнул Рустам. – Но мы никак не можем выйти на Тамару.

– Найдите. Нам сейчас нужны деньги. И еще. Готов видеоотчет об уничтожении госпиталя?

– Все готово. Кстати, там взяли троих наших и разыскивают Масуда. Правда, как сообщил наш человек, у федералов на него нет ничего конкретного, кроме фоторобота, но ему надо уходить из Маздока. И еще. Снимать такое лучше после совершения.

– Нужен взрыв объекта, – недовольно сказал Басаев. – То, что остается, показывают по телевидению. А нам платят за свидетельство самого акта. Взрывчатка еще есть?

– Федералы нашли два схрона, – объяснил Рустам. – Кроме того, в Ингушетии тоже найден склад с оружием.

– Не найден, – поправил его Басаев, – а указан теми, кто ушел по амнистии. Шакалы! И мы не сумели все забрать. Деньги нужны, – повторил Шамиль. – Есть продавцы ПЗРК. Но купить не можем, не на что. Деньги в Грузии, а мы никак не можем забрать их. Что думает Тамара?

– Осетин в Грузии, он поторопит их.

– Он сам может пойти с деньгами. Воин хороший, но авантюрист и считает себя чуть ли не бессмертным. Поэтому лучше бы он не брался за доставку денег.

– Горец сумеет перейти границу, – уверенно сказал Рустам.

– Граница теперь далеко не та, что была хотя бы полгода назад. Сейчас все больше и больше пограничников. А нам нужны люди, оружие и деньги. Уже попали в засаду два каравана. Из пятидесяти посланных к нам боевиков дошли только восемь. Двое из них ранены. И они только потому дошли, что проводник уцелел. Федералы сейчас убрали большую часть армии, и продавцов оружия стало намного меньше. Наемники уже требуют деньги, а где их взять? Свяжись с Тамарой во что бы то ни стало. Со Згуриди все было проще. Он передавал деньги, а теперь… – Басаев зло шарахнул кулаком по подлокотнику.

– Здравствуй, – кивнула Тамара.

Вошедший в прихожую плотный молодой мужчина, не отвечая, уставился на нее.

– Ты можешь забрать деньги, – правильно поняла его она. – Я не могу переправить их…

– Зачем убили Згуриди? – перебил он.

– Я уже объяснила это, – раздраженно ответила Тамара, – и не намерена отчитываться перед тобой. Ты пришел за деньгами, сейчас отдам…

– Я прислан сюда, чтобы сказать: завтра ты должна доставить деньги Барсу. Он будет ждать в два часа. – Плотный неторопливо вышел.

Кусая губы, Тамара стояла неподвижно. Услышав хлопок двери, резко повернулась.

– Значит, перестали доверять тебе, – услышала она голос вышедшего Гиви.

Не отвечая, она быстро прошла в спальню. Гиви усмехнулся. Вздохнув, пошел на кухню.

– Ты будешь пить кофе? – громко спросил он. И услышал голос Тамары. – Что? – С кофейником в правой руке он вышел из кухни.

– …отвезти деньги, – говорила Тамара из спальни.

Пожав плечами, Гиви осторожно на цыпочках подошел ближе к двери.

– Да, – услышал он, – звонил. Все хорошо. По крайней мере он так сказал. И просил денег. Я все поняла и все сделаю. Но я думала… – Она замолчала.

«С кем это она? – подумал Гиви. – Ей уже дважды звонили. Кто, не знаю. И даже откуда, не могу узнать. Странно…» Вздохнув, он так же осторожно пошел в кухню.

– Тамара, – громко спросил он, – ты будешь кофе?

– Да, – ответила она, – с молоком. И сделай бутерброд. Я сейчас переоденусь и выйду.

«Не хочет, чтобы я знал про телефонный разговор», – ухмыльнулся Гиви.

– Когда поедешь к Барсу?

– Почему поедешь? Поедем. Ты должен будешь рассказать ему о Згуриди. Вызови Турка, пусть возьмет еще двоих. Ты же слышал, что Казбек был раздражен. И поэтому нужна охрана. Гиви, а ты не хочешь исчезнуть из поля зрения чеченцев?

– Вместе с деньгами? – усмехнулся он.

– Разумеется.

– Кто тебе звонил? И с кем ты разговаривала сейчас?

– Извини, Гиви, но этого я сказать не могу. Пока не могу.

– А не боишься, что я…

– Нет. Я уверена, что ты никому ничего не скажешь. А сейчас ответь честно: ты бы хотел уехать с этими деньгами?

– Честно – хотел бы, но боюсь. И объясню почему. Во-первых, связь чеченцев с «Аль-Каидой» очевидна. А значит, ни в одной стране нельзя будет чувствовать себя спокойно. И во-вторых, сейчас Басаева объявили международным террористом. Что касается остальных помощников, то их берут только для того, чтобы доказать России свою непричастность к чеченским событиям и в угоду США. Так что если мы уедем с деньгами, пользоваться ими будем недолго. Нас убьют люди «Аль-Каиды», а наши расписки и все остальное перешлют в Россию. Нас объявят в международный розыск и арестуют. А я этого не хочу. Конечно, если в Ичкерии все кончится и архив Басаева не попадет в руки русских, тогда есть надежда на то, что остаток дней я проживу спокойно. Кое-какой капитал собрать я сумел и теперь молюсь Богу, чтобы…

– Ты христианин, – перебила его она, – а помогаешь ваххабитам.