Фантазии (СИ) - Суржиков Роман Евгеньевич

— Тогда вытри художество.

— Тряпок нет, миссис Гейл.

— Угадай, кому на это наплевать с Эвергардской башни? Правильно, мне. Не найдешь тряпку — вытрешь носом.

Эмма заметалась в поисках. Рыжая с Третьей притаилась.

— Откуда столько скромности, Рыжая? Ну-ка, признаки делимости на три и пять.

— Мы не учили, миссис Гейл…

— Ты не учила! — Учебник полетел ей на парту. — Страница шестьдесят два, десять минут на подготовку.

Наблюдая расправу, Салли испытала удовольствие. Горгулья красиво задала им перцу, теперь неповадно будет! Но девушка устыдилась своих чувств: нехорошо радоваться чужой беде, надо быть доброй даже к плохим людям. Откинув порочную радость, Салли нырнула в науку.

Всякий урок математики горгулья начинала сеансом фехтования. Расхаживая между рядов, внезапно указывала тростью на кого-нибудь:

— Семью девять?

— Шестьдесят два, миссис Гейл!

— Мимо.

— Ой, шестьдесят три!

Новый выпад:

— Где в дроби числитель?

— Сверху!

— Точно?

— Да, миссис Гейл. Вы ж говорили: знаменатель — на 3, как земля.

Все сидели, как на иголках. В любой миг она могла обернуться и указать прямо на тебя:

— Три в квадрате?

— Девять!

— Столица Дарквотера?

— Так математика же…

— Неужели? А ну, к доске. Составить список крупнейших городов юга, сосчитать, возвести в квадрат, поделить на два. Вот и математика.

Кто ошибался — оказывался на плахе… у доски, то бишь.

— Если число делится на шесть без остатка, на что еще оно поделится?

— Ну, думаю, на пять…

— Дальше думай на плахе. Выпиши все делители числа пятьдесят четыре.

— На плахе уже места нет, миссис Гейл…

— Пиши на парте Эммы, она потом вытрет. Эмма рождена для этого дела.

Сеанс фехтования был тем редким случаем, когда Салли не робела перед горгульей. Она вела хозяйство уже больше года и назубок выучила все арифметические действия в пределах тридцати двух агаток.

— Салли…

— Да, миссис Гейл.

— Любишь быть жертвой?

Она смешалась:

— Простите, миссис?..

Училка понизила голос:

— Порадовалась, когда я наказала этих за тебя?

— Нет, миссис Гейл.

— Хотела сама им отомстить?

Очевидное «нет» застряло на языке. Ясное дело, месть — это грех! Но Салли поняла, что горгулья ждет совсем иного ответа.

— Нужно быть доброй ко всем людям. Так говорят Глория-Заступница и отец Бартлби, — осторожно сказала Салли.

— Овца, — кашлянула училка. — Тринадцать в квадрате?

Салли ошиблась только потому, что горгулья сбила ее с толку:

— Сто сорок четыре…

— Таблицу квадратов от одного до семнадцати. У себя на парте. Когда освободится графиня тряпок Эмма, смиренно попросишь ее вытереть.

А после математики был еще урок манер. Учились приносить извинения: в каких случаях, кому и как. Каждый предпринял попытку — ни у кого не получилось. Миссис Гейл рассортировала класс: одних к левой стене, других к правой.

— Вы, слева, — быки. Цедите извинения так, будто хотите плюнуть в рожу. Извинитесь перед лордом — получите плетей и не поймете, почему. А вы, справа, — сопливые овцы. С первого «беее» ясно, что вы себя цените дешевле грязи. Принять ваши извинения — все равно, что взять в руки конский навоз.

Естественно, Салли оказалась среди овечек. Битый час горгулья муштровала детей, пытаясь выжать правильное извинение — вежливое, но с достоинством. У кого выходило хоть что-то похожее, тому позволялось сесть за парту. Салли, конечно, так и осталась у стены.

— Эй, жертва! Проси прощения за то, как ты меня раздражаешь!

— Извините, миссис Гейл, не хотела вас расстроить…

— Бееее. Разве я похожа на пастушку? Тьма сожри, я не нанималась обучать овец!

— Простите, миссис Гейл. Скажите, что я делаю не так?

— Да ты вся не такая, даже выглядишь жалко! Стыдно смотреть на тебя! Думаешь, мне доплачивают за стыд?

— Нет, миссис Гейл. Приношу извинения…

— Фу!

Словом, это был ужасный день. Салли ушла домой в слезах. Всю дорогу молилась: пусть поскорее приедут люди императрицы и прогонят это чудовище!

А хуже всего было то, что Пол не добавил в сочинение ни строчки.

Прошло несколько дней. Не хорошо и не плохо, двояко. Обидчики присмирели и отстали — это хорошо. Горгулья на день приболела, отец Бартлби заменил ее — это целое счастье! А плохо то, что Пол все не давал ответа. Каждый день Салли заглядывала в шухляду. Листок был там, и Пол об этом знал — но не писал ни слова. Чтобы дать ему время, в один день Салли опоздала, а в другой сбежала раньше, оставив его в классе одного. Пол был милым, как и прежде, говорил всякие добрые слова, даже в четверг провел ее до дома. Но сочинение не росло, и Салли охватывал страх. Она поняла: Пол перестал писать как раз в день, когда горгулья назвала меня овцой. Вдруг он во мне разочаровался? Ведь Эмма и Рыжая с Третьей, и даже дуреха Милдред сумели вернуться за парты, а я так и осталась у стены. Все увидели, какая я жалкая… Пол — самый милый парень в классе! Зачем ему такая, как я?..

В душе Салли пробуждалась злоба на горгулью. Все шло бы чудесно, если б та ее не унизила! Вечером того дня, когда миссис Гейл болела, отец Бартлби послал к ней ученицу с письмом. На роль курьера он избрал Салли:

— Ты очень старательная девочка. Отнеси это к миссис Гейл, будь так добра.

Горгулья снимала комнату в этом же квартале, так что поручение не составляло труда. Но гнев бурлил в душе Салли, потому она скрылась в подворотне и развернула записку.

«Сударыня, я хочу справиться о вашем здоровье. Если вам чего-нибудь нужно — кровопускания или снадобий, — черкните пару строк, и я окажу полное содействие. Помимо того, хочу напомнить, что на будущей неделе ожидаются ревизоры из министерства. Вы знаете о наших финансовых бедах. Имперская дотация могла бы спасти нас, потому я заклинаю: приложите все силы, дабы произвести выгодное впечатление. Когда ощутите себя лучше, не угодно ли будет зайти ко мне на чай и обсудить линию поведения, которой нам стоит придерживаться?»

Салли закипела, когда это прочла. Отец Бартлби буквально упрашивал — умолял! — горгулью вести себя по-человечески. Вот вам снадобья, вот лекарь — только пожалуйста, один денечек сыграйте доброту. Святые ж боги!..

Захотелось смять и выбросить записку, но Салли не рискнула. Зато моросил дождь, и она с удовольствием постояла под каплями, пока чернила на листке не расплылись. Потом бросила мокрую дрянь на крыльцо, постучала в дверь и убежала. Притаилась за деревом в сторонке. Отперла не квартирная хозяйка, а сама миссис Гейл. Выглядела она неважно… хотя, сказать по правде, ее видом всегда можно отпугивать ворон. С трудом наклонилась, опершись на трость, подобрала листок, долго всматривалась в растекшиеся буквы. Кажется, смогла прочесть… А потом сделала именно то, чего хотела и Салли: скомкав листок, зашвырнула в кусты.

Когда шел дождь, отец пил гораздо больше. Говорил: оторванная рука болит так, что хоть вой… В четверг он выбрал остатки запасов, полночи пел — гордо и жалобно одновременно: «Во имя герцога взводи — и бей! Ради Альмеры взводи — и бей! На счет раз… на счет два…» А в пятницу после уроков послал Салли за косухой.

— Доча, прости меня, ну прости… Сходи к кровопийце, а то совсем невмоготу…

Крайне редко папенька просил у нее прощения, но тут даже его пробрал стыд. Во-первых, нигде в Альмере девчонкам ее возраста не дозволено покупать крепкие напитки. Если констебль увидит ее с бутылкой косухи, то не оберешься проблем. А во-вторых, лупил дождь.

Салли закуталась в плащик, натянула пониже капюшон и побрела к кровопийце — то бишь, к Мейсу в винный погреб. Пришла мокрая, как мышь. Благо, тут горел огонь, было тепло и дымно. Несколько пьянчуг хлебали по углам — впрочем, им хватило трезвости мысли, чтобы удивиться появлению девчонки: