Одиннадцатая заповедь - Джеффри Арчер

После долгого молчания Джексон сказал:

— Это значит, что вышеупомянутому агенту осталось жить меньше месяца.

— Ну, не может же она убить своего собственного человека, — недоверчиво произнес Ллойд.

— Не забудьте, что он — «неофициальный сотрудник прикрытия». Отдел ЦРУ, в котором он работает, нигде даже формально не числится, мистер Ллойд.

— Этот человек ваш друг?

— Да, — тихо ответил Джексон.

— Ну, так сделайте так, чтобы он остался жив.

— Добрый день, директор. Это Коннор Фицджералд.

— Добрый день, Коннор. Рада вас слышать.

Голос Элен Декстер звучал дружелюбнее, чем при их последней встрече.

— Заместитель директора попросил меня позвонить вам, когда я надумаю, возьмусь ли я за работу, которую мы с ним обсуждали в понедельник.

— Да, — буркнула Декстер своим прежним невыразительным тоном.

— Я готов принять поручение.

— Рада это слышать.

— При одном условии.

— Каком именно?

— Мне нужно доказательство, что эта операция санкционирована президентом.

После долгого молчания Декстер сказала:

— Я сообщу президенту о вашей просьбе.

— Ну, так как же это делается? — спросила Элен Декстер. Она не помнила, когда в последний раз была в отделе технической информации ЦРУ.

— Очень просто, — сказал профессор Зиглер, директор отдела. Он повернулся к ряду компьютеров и нажал несколько клавиш. На экране появилось лицо Тома Лоуренса.

После того как Декстер и Гутенбург несколько мгновений слушали голос президента, она сказала:

— Ну, и что в этом особенного? Мы все слышали, как Лоуренс произносит речи.

— Возможно, но вы никогда не слышали, как он произносит именно эту речь.

— Что вы имеете в виду? — спросил Гутенбург.

На лице профессора появилась почти детская удовлетворенная улыбка.

— Я собрал в своем компьютере — его кодовое название «Томми» — более тысячи речей, телевизионных и радиоинтервью, телефонных разговоров президента за последние два года. Каждое его слово и каждая фраза зарегистрированы в группе блоков памяти компьютера. Это значит, что я могу произнести его голосом речь на любую тему, какую захотите. Я даже могу заставить его сказать, какую позицию он занимает по тому или иному вопросу.

Декстер задумалась.

— Если вашему Томми зададут вопрос, может ли он дать убедительный ответ?

— Не на всякий вопрос, — признался Зиглер. — Но если у вас есть представление о том, на какой вопрос ему предстоит ответить, я уверен: его не заподозрит даже родная мать Лоуренса.

— То есть нам нужно лишь предвидеть, о чем именно его могут спросить?

— Это, наверное, не так трудно, — сказал Зиглер. — Ведь если вам позвонит президент, вы же вряд ли ни с того ни с сего спросите его, какой курс доллара или что президент ел на завтрак. В большинстве случаев вы заранее знаете, зачем он вам звонит. Не знаю, для чего вам нужен Томми, но если вы подготовите вступительную и заключительную фразы, а также, скажем, пятьдесят вопросов, на которые президент должен ответить, я почти гарантирую, что это будет вполне правдоподобный разговор.

— Я уверен, что мы можем это сделать, — вмешался Гутенбург.

Декстер кивнула в знак согласия и спросила Зиглера:

— Для чего вообще мы разработали эту технику?

— Это было сделано на случай, если президент умрет, когда Америка будет вести войну, но нужно будет показать противнику, что он все еще жив. Но Томми может быть использован и во многих других ситуациях. Например…

— Да-да, конечно, — прервала его Декстер.

Зиглер был разочарован тем, что ему не дали договорить.

— Сколько вам нужно времени, чтобы подготовить определенную конкретную программу? — спросил Гутенбург.

— Сколько вам нужно времени, чтобы подготовить то, что президент должен сказать? — задал вопрос и Зиглер, снова улыбнувшись детской удовлетворенной улыбкой.

Она держала палец на кнопке, пока Коннор не поднял трубку.

— В чем дело, Джоан? Я не глухой.

— Звонит Рут Престон, личный секретарь президента.

Затем Коннор услышал женский голос.

— Мистер Коннор Фицджералд?

— Да, — ответил Коннор.

Он почувствовал, что у него потеет ладонь, в которой он держал трубку. Такого никогда не было, даже когда он собирался нажать спусковой крючок.

— С вами будет говорить президент.

Он услышал щелчок.

— Добрый день! — сказал знакомый голос.

— Добрый день, господин президент.

— Я думаю, вы знаете, зачем я вам звоню.

— Да, сэр, знаю.

Профессор Зиглер нажал клавишу «вступительная фраза». Декстер и Гутенбург затаили дыхание.

— Я подумал, что должен вам сказать, насколько важным я считаю это задание.

Последовало недолгое молчание.

— И мне кажется, что вы лучше всех справитесь с ним.

Еще одно недолгое молчание.

— Так что я надеюсь, что вы согласитесь взять на себя эту работу.

Зиглер нажал клавишу «пауза».

— Я ценю ваше доверие, — ответил Коннор. — И спасибо за то, что вы нашли время лично мне позвонить.

— Номер одиннадцать, — сказал Зиглер, который наизусть знал все ответы.

— Я думаю, это наименьшее, что я мог сделать в этих обстоятельствах.

— Спасибо, господин президент. Хотя мистер Гутенбург заверил меня, что вы это санкционировали, и потом у меня был разговор с директором, как вы знаете, я все же считал, что не могу принять это поручение, если не буду знать, что оно исходит непосредственно от вас.

— Номер семь.

— Я вполне понимаю ваше беспокойство.

Пауза. Номер девятнадцать.

— Возможно, когда дело будет сделано, вы с супругой посетите меня в Белом доме — то есть, конечно, если это позволит директор.

Пауза.

— Номер три, — резко сказал Зиглер.

Раздался такой громкий смех президента, что Коннор отодвинул трубку подальше от уха.

— Вы окажете мне честь, сэр, — сказал он, когда смех затих.

— Заключительная фраза, — сказал Зиглер.

— Хорошо. Надеюсь увидеться с вами, когда вы вернетесь. Пауза. Рад был с вами побеседовать. До свидания.

— До свидания, господин президент.

Коннор все еще держал трубку, когда в кабинет вошла Джоан.

— Значит, развеялся еще один миф… — сказала она.

Коннор положил трубку и вопросительно взглянул на нее.

— …что президент всех всегда называет по имени, — закончила она свою фразу.

Глава одиннадцатая

Гутенбург вручил ему большой коричневый конверт, в котором лежали четыре паспорта, три билета на самолет и деньги в разных валютах.

— Я ведь должен за это расписаться? — спросил Коннор.

— Нет. Поскольку все делалось в большой спешке, мы оформим всю эту канцелярщину, когда вы вернетесь. Как только прилетите в Москву, вы сразу же пойдете в штаб-квартиру Жеримского и покажете им свое удостоверение внештатного корреспондента из Южной Африки. Вам дадут пакет документов для прессы с расписанием всех его поездок перед выборами.

— Есть у меня контакт в Москве?

— Да. Эшли Митчелл. — Гутенбург поколебался. — Это его первое большое задание, так что ему сообщили лишь то, что ему абсолютно необходимо знать. Ему также вменено в обязанность связаться с вами, только если будет дан «зеленый свет», и в этом случае он вручит вам оружие.

— Тип и модель?

— Обычный «Ремингтон-700», сделанный на заказ, — сказал Гутенбург. — Но если Чернопов будет опережать Жеримского в рейтинге, ваша помощь может не понадобиться, и в этом случае вы вернетесь в Вашингтон через день после выборов. Боюсь, вся ваша миссия окажется мыльным пузырем.

— Надеюсь, так и будет, — усмехнулся Коннор и ушел, не пожав руки Гутенбургу.

— Боюсь, они мне так выкрутили руки, что я не мог отказаться, — признался Коннор жене, укладывая в чемодан еще одну синюю рубашку.

— Ты мог отказаться, — ответила Мэгги. — То, что ты в начале месяца выходишь на новую работу, — это вполне убедительный предлог. А что сказал Бен Томпсон?

— Он был очень отзывчив, — сказал Коннор. — И не возражает, чтобы я начал работать на месяц позже. Кажется, декабрь — это всегда очень спокойное время.

Коннор надавил на свою одежду, чтобы втиснуть в чемодан косметическую сумочку. Он уже жалел, что не дал Мэгги уложить свои вещи, но не хотел, чтобы она увидела кое-что, что не согласовывалось с его рассказом о предстоящей поездке. Он сел на чемодан, Мэгги защелкнула замок, и они оба, смеясь, упали на кровать. Коннор обнял ее и слишком долго не отпускал.

— Все в порядке, Коннор? — спросила она.