Ратибор. На арене Кузгара - Александр Фомичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут не помешает заметить и признать, что кормили в Кузгаре более-менее сносно, по три раза в день. Ведь не на загибающихся от голода доходяг приходят поглазеть, выкладывая кругленькие суммы, толпы обывателей. Искушённых зрителей смерть интересует исключительно насильственная и как можно более кровавая, поскольку во все времена человек, непроизвольно вздрагивая от нездорового возбуждения, любил смотреть, как убивают ему подобных.
— Ты, варвар, похоже, врагов себе заводить умеешь на раз-два, — с ехидной улыбкой прокряхтел подошедший к Ратибору Ельвах. — Не каждому дано, однако!.. Откель ты к нам такой пожаловал?
— Русь. Мирград.
— Ой-ой, это ж где? За землями печенегов? Аккурат куда в походец крайний наша орда наведалась?
— Угу.
— Далековато!.. Оттудова к нам попутным ветерком ещё никого не заносило… Первым русичем в Кузгаре будешь! Гляди не осрамись!..
— Да уж постараюсь! А ентот, как его, Эллиок. И взаправду на пути к титулу чемпиона? — Ратибор вопросительно покосился на главного смотрителя.
— Не совсем так. Он всего лишь на пути к своей попытке стать чемпионом, а это, согласись, несколько иное. Под два десятка побед у него в поединках один на один. Не считая групповых сражений, в коих Эллиок также периодически участвует со своими соплеменниками, правда, в последнее время всё реже и реже… Тоже, как понимаешь, поражений не ведают эти бритты. Ибо проигравшего у нас обычно выносят с песков вперёд ногами; бои идут до смерти одной из сторон! Как правило, пощады никто не даёт и не просит! Редко когда бывают исключения… Неудачников ведь нигде не любят. А избалованная наша публика так и вовсе терпеть их не может!..
— А почему всего лишь на пути к попытке? Думаешь, не одолеет Эллиок вашего непобедимого… Кто, кстати, он?
— Не-а, рыжий, не одолеет. Кишка у него тонка, — Ельвах снисходительно улыбнулся уголками губ. — Ну а кто наш чемпион, ты обязательно узнаешь. Если, конечно, вскорости не приляжешь мордой в песочек!
— М-де, тайна прям какая!.. — Ратибор недовольно сплюнул. — И что будет тому, кто завалит всех и сам напялит на свой чердак венок несокрушимого?
— Ну, свободному воину — знатный куш, а также всеобщее признание, почёт и уважение…
— А рабу? Воля?
— Аха-ха, и не мечтай! — звонко расхохотался главный надзиратель. — Про свободу можешь забыть! Но определённые поблажки, однозначно, положены. Женщины, вино, жратва повкуснее, чем стандартный бобовый супчик. Своя горница; обычно чемпион живёт отдельно от всех. Ну и любовь толпы, конечно, а также известность и слава! Правда, учти: крайне непостоянная в своём обожании чернь любит пучиться на то, как свергают непобедимых с пьедестала. Сначала ратует за претендента, а потом ещё более охотно наблюдает, как возвеличившегося бойца смещает с вершины новый, голодный до побед молодой волчара!.. Вот такое противоречие свойственно человеку… Кстати, Эллиок как раз завтра делает очередной шаг к попытке взять титул. Финальный бой вечера — его. Победитель этой сечи выходит на чемпионскую схватку. Можешь остаться и поглазеть… Если сам не окочуришься, конечно, ибо ты на разогреве; грядёт твой дебют! Открываешь завтрашний день игрищ. Рубкой три на три. Удачи желать не буду, ибо мне не нравится твой вздорный характер!.. Но гляну с интересом, что ты умеешь.
Ельвах, хитро прищурившись, задрал ряшку, попытавшись воззриться глаза в глаза Ратибору, что у лысого надсмотрщика не очень хорошо получилось, так как он был ниже молодого богатыря минимум на полторы головы. Впрочем, это не помешало главе стражников продолжить свой занимательный монолог.
— Я ведь немножко лукавлю: слышал о тебе уже! Потому, собственно, вообще на тебя время своё драгоценнейшее трачу. Чудный перезвон тут до меня донёсся, что относительно недавно один дикий русич сначала, мягко говоря, в крайне неравном поединке одолел одиннадцать очень сильных, умелых аскеров, а после, при обороне своего махонького городишки, порубал на мясные кусочки аж сотни две наших воинов как минимум… В одно жало, ха! Я что мыслю: Зелим и ему поддакивающие, верно, дурман-травы раскурили охапку, а опосля навернули ещё пару-другую бочек медовухи да закусили переросшими мухоморами, ибо уж больно похожа эта невероятная история на сказ вымышленный! Об заклад с ним побился. Я, если что, не на тебя поставил. Ну а тысячник же уверенно вещает, что ты всех зароешь… Вот и посмотрим завтра, имеется ли хоть толика правды в россказнях о тебе аль брешут, собаки!.. Я вот кумекаю, что последнее! Бывай, здоровяк!
Ельвах, неожиданно закончив разговор, резко развернулся и пошёл к своему, уже накрытому рабами-прислужниками столу, располагавшемуся в самом начале обеденного зала, чуть в стороне от остальных.
— Господин, — главного смотрителя догнал Гючлай, рослый муж тридцати одного года от роду, являвшийся правой рукой начальника Кузгара. — Что будем делать? Каков приказ? Бритты явно просто так не оставят данную словесную пощёчину от чужеземца! У всех на глазах так оскорбить!.. Они не стерпят…
— Не помогай им. Но и не мешай, — несколько секунд поразмыслив, буркнул на ходу Ельвах. — Бритундцы мне исправно платят, дабы я не замечал их маленьких шалостей… А огневолосый сам напросился. Вот пущай теперича сам и расхлёбывает! А мы со стороны внимательно позыркаем, из какого теста слеплен этот русич!
— Понял. Будет исполнено!
Глава 9
Попытка решить миром
Спустя полтора часа…
— Калеб просил сообщить, что остыл и желает мирно полялякать. Один на один. Утрясти, так сказать, возникшие разногласия. Молвил, что все, кто песок арены топчет, — братья, и негоже кузгарианцам ссориться из-за какой-то жалкой похлёбки! В общем, он предлагает пересечься сегодня в вашей уборной, на третьем этаже. В полночь. Каков будет ответ? — молодой стражник по имени Коркют, двадцати двух лет от роду, хмуро переминаясь с ноги на ногу, вопросительно уставился на лежащего на своей койке, дремлющего послеобеденным сном Ратибора.
— А ты что, у него на побегушках? — могучий великан приоткрыл левый глаз и не без презрения воззрился на мнущегося ватажника.
— За четвертинку полновесного золотого дуката, что мне бритт тайком сунул, передать пару слов не считаю зазорным, — неохотно прошелестел Коркют. — Моё месячное жалование, если что!..
