Управление случайностями - Екатерина Тильман

Евгений вяло оправдывался, говорил, что был у астролога только раз и вел себя вполне стандартно, а в голове снова и снова вертелся проклятый вопрос: «Ну в самом деле, где? Когда?! Как он узнал?!» Ответа не было, да он уже и не мог помочь — практика была безнадежно сорвана. «Беспрецедентная неосторожность, — написал в отзыве Ананич. — Плюс полное неумение работать с людьми.»

Возвращение в столицу запомнилось тогда Евгению как один сплошной кошмар. Всю дорогу он безуспешно пытался разобраться в случившемся. После такого провала вполне могло последовать отчисление из института и тогда прощай СБ! А Евгений уже не мог представить себе другой жизни — без напряженной исследовательской работы, с ежедневными маленькими открытиями и разочарованиями, с постоянным движением вперед...

Кто мог ему помочь? После некоторых размышлений Евгений решил встретиться с заместителем директора СБ Яном Веренковым. Веренков преподавал в институте психологию восприятия, был весьма незаурядным и признанным исследователем, но при этом отличался редкой открытостью и доступностью в общении. У него всегда можно было получить квалифицированную консультацию или просто совет, а в совете старшего Евгений сейчас нуждался, как никогда!

Оказалось, что Веренков уже знал о случившемся в Сент-Меллоне. Впрочем, он внимательно, ни разу не прервав, выслушал самоуничижительный и чересчур эмоциональный рассказ. Потом откинулся на спинку кресла и спокойно, словно на семинаре, начал разъяснять потрясенному Евгению, что же с ним произошло на самом деле...

Лекция продолжалась минут десять. За это время Евгений с изумлением уяснил скрытые мотивации всех участников конфликта, реконструировал недостающие звенья в цепи событий, едва не уполз под стол от стыда, буквально взлетел к потолку от возмущения, а потом снова захотел под стол. При этом он незаметно для себя проглотил две чашки своего любимого цветочного чая и уничтожил весь запас печенья. К концу разговора он выглядел так, что Веренков невольно сменил тон и поспешил его успокоить.

Ну кто мог подумать, что Ананич целый год будет помнить об одном-единственном проступке приезжего практиканта! Помнить, обдумывать разные варианты мести — и все это с доброжелательной улыбкой на лице! «Ты обязан был учесть самолюбие Никласа, — спокойно объяснял Веренков. — И если не подыгрывать, то по крайней мере, уловить, где и как ты его задел, нарушив субординацию...»

Дальнейшие разъяснения Веренкова ошеломили Евгения: получалось, что задела Ананича история с Сэмом-Семеном, именно за нее он мстил... да как такое может быть?!

«Ты зря возмущаешься, — слегка одернул его Веренков. — Не забывай, что вы с Никласом принадлежите к разным поколениям, хотя разница в возрасте и невелика. Разный уровень подготовки, разный жизненный опыт... Тебе было интересно в Сент-Меллоне, а ему там смертельно скучно! По сути, его там удерживает только долг, а это не очень-то крепкая привязь...»

«Но тогда зачем его привязывать? — возмутился Евгений. — Пусть едет, куда хочет, а на его месте будет работать тот, кто любит свое дело!»

«Обязательно, — кивнул Ян. — Постепенно мы вернем всех таких кураторов сюда в институт, в более подходящую для них обстановку. Просто пока у нас недостаточно специалистов, обученных по полному циклу.

Кстати, вот тебе маленький тест по психологии: поставь себя на место Никласа. Во время твоей первой практики... Как он должен был отнестись к студенту, который за неделю с помощью компьютера переработал материал, который тот собирал несколько лет! Причем легко, играючи, в рамках курсовой работы?»

Евгений ответил, не задумываясь: позавидует. То есть отнесется плохо... Но Веренков покачал головой:

«Мимо. Не подгоняй факты под восприятие. Вспомни, что поначалу твои отношения с Никласом складывались очень даже неплохо. Потому что ты для него — со всеми твоими теоретическими умениями! — всего лишь неопытный студент, направленный под его начало. Никлас все равно уверен: окажись ты вдруг на его месте и без поддержки — обязательно растеряешься и наделаешь глупостей, никакой компьютер не поможет!..»

«Я понял, — перебил Евгений. — В истории с Сэмом я как раз оказался в каком-то смысле на его месте... И вопреки ожиданиям, не растерялся...»

«Именно, — подтвердил Веренков, слегка усмехнувшись. — Ты действовал вполне грамотно и „с профессиональным везением“, и вот это его уже не могло не задеть. К тому же, ты даже не известил его о происшествии! Случись это не в самом конце практики, Никлас еще тогда нашел бы способ поставить тебя на место! Но к твоему счастью, у него просто не оставалось на это времени...»

Евгений сразу поверил Веренкову — его построения действительно объясняли все, даже последний безобразный инцидент... Теперь было совершенно очевидно, что никакой «неосторожности» Евгения не было и не могло быть: лже-астролога действительно предупредили агенты — специально, или просто проговорились, и слухи достигли цели... Ананичу достаточно было всего-навсего дать им понять, что Евгений вовсе не представитель СБ, а просто нахальный студент, который делает обычную курсовую за счет чужого позора, и к которому вовсе не обязательно относиться всерьез, что бы он там из себя не изображал...

Но неужели куратору района делать больше нечего, кроме как хладнокровно мстить студенту-практиканту?! До какого же маразма можно дойти! Однако он и сам хорош: не то что не понял происходящего — вообще не заметил, что что-то происходит... А еще исследователь!..

«В общем, так, — подытожил Веренков, пока Евгений, мучаясь стыдом за собственную глупость, окончательно осознавал услышанное. — То, что с тобой случилось... в каком-то смысле это оказалось испытанием! Весьма неожиданным и интересным даже для меня, — Ян улыбнулся и продолжил: — Ты можешь быть очень хорошим исследователем, Женя. И забудь про эту историю. Ты в ней не виноват, так же, впрочем, как и Никлас. Вы действовали в рамках заданной психологической программы, а ей мало кто может противостоять. Так что твоя участь была предрешена еще когда ты собирался ехать в Сент-Меллон во второй раз. И оценка за практику никакого значения не имеет — подозреваю, что твой второй отчет ничуть не хуже первого. Интуиция, аккуратность, математические способности — все это у тебя есть. Для работы в лаборатории этого вполне хватит, но если ты хочешь чего-то большего — а ты понимаешь, что парапсихология очень некабинетная наука, не так ли? — Евгений, несколько успокоившись насчет своего будущего, молча кивнул, ожидая продолжения. — В общем, с этого года милости прошу в мою группу. Специалистом ты не станешь, и головную боль плюс комплекс неполноценности на первых порах я тебе обещаю, но надеюсь, что ты сумеешь наработать полезные стереотипы и развить этическую интуицию, которая тебе весьма пригодится...»

Так закончилась для Евгения эта история. Про злосчастную практику он старался не вспоминать, тем более, что дело не получило широкой огласки. С началом учебного года он действительно перешел к Веренкову и от развития «этической интуиции» поначалу изрядно ошалел, но потом привык и оценил новый для него взгляд на жизнь.

Одновременно он стал чаще задумываться о будущем. Несмотря ни на что, он с удовольствием вспоминал о самостоятельных исследованиях в Сент-Меллоне, когда был полностью предоставлен самому себе. У него не шли из головы слова Веренкова о новом поколении кураторов, которые должны заменить нынешних, и чем дальше, тем чаще он задумывался о третьем возвращении в Сент-Меллон. А когда он наконец изучил материалы о короткой деятельности Сэма в институте и узнал что тот «различил» свое будущее в «Лотосе», ничего заранее о нем не зная — выбор определился окончательно. Выходит, интуиция не подвела Евгения, и «Лотос» действительно был чем-то особенным...

Отговаривали его дружно — даже сам Веренков. К тому времени Евгений уже утвердился среди «веренковских любимчиков» — элитной группы студентов, которые делали особые успехи, и которым прочили блестящее будущее. Ян провел с ним долгую беседу, сомневаясь, не давняя ли обида движет Евгением, но тот убедил его, что дело не в обиде, и что он хочет начать работу с самостоятельных исследований в перспективном и уже знакомом ему районе. К этому времени он уже увлекся математической ауристикой и напомнил Яну, что этого занятия вполне достаточно, чтобы уберечь его от скуки на ближайшие несколько лет, особенно при наличии постоянной компьютерной связи с институтом. В конце концов Веренков согласился и пообещал помочь с назначением.

Обещание он не нарушил — впрочем, Веренков никогда не нарушал обещаний. Весь последний год стал для Евгений подготовкой к будущей самостоятельной работе. Перспективы возможных исследований, изучение имеющихся материалов, сравнительный анализ — чтобы разумно выбрать свою тему, плюс боевая спецподготовка («разборка» с астрологом убедила в ее необходимости) плюс летная школа — без вертолета в горном районе не обойтись... в общем, спать было некогда! Зато последняя студенческая работа доставила Евгению немалое удовольствие — требовалось оценить итоги деятельности Ананича в районе за все пять лет, а точнее, подтвердить его некомпетентность. Поводов было более чем достаточно, но Евгений не стал отвечать местью на месть и не усердствовал в поисках компромата, ограничившись необходимым минимумом. Однако даже этого минимума вполне хватило, чтобы презрение, которое он испытывал к бывшему руководителю, утвердилось окончательно. Почти ничего из наработок Ананича не могло пригодиться — стало ясно, что начинать работу в районе придется практически с нуля...