КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин

Что касается борьбы с диссидентами, то преданные гласной документы говорят сами за себя. Вот лишь один пример.

В 1972 году заместитель председателя КГБ Чебриков доложил в ЦК, что через месяц после смерти ученого-биолога и популярного писателя-фантаста Ивана Антоновича Ефремова, за которым, как выяснилось, следили, в его квартире сотрудники КГБ СССР произвели тринадцатичасовой обыск «с целью возможного обнаружения литературы антисоветского содержания». Улов оказался небольшим.

Чекисты, как сообщил Чебриков, изъяли частное письмо Ефремову из города Фрунзе, «носящее резко антисоветский характер» «ряд предметов, которые могли использоваться Ефремовым в проведении противоправной деятельности».

После того как Цвигун застрелился, в январе 1982 года Андропов сделал Чебрикова своим первым заместителем. Переходя из КГБ в ЦК, надеялся передать Лубянку в руки Виктора Михайловича, но Брежнев поставил туда Федорчука.

Зато вскоре после смерти Брежнева, уже вечером, Чебрикову позвонил Андропов и попросил приехать. Сказал:

— Принято решение освободить Щелокова, на его место назначить Федорчука. Мы посоветовались с товарищами, общее мнение едино: рекомендовать на КГБ тебя.

Почему Андропов выбрал Чебрикова, а не, скажем, начальника разведки Владимира Александровича Крючкова, с которым работал еще с венгерских времен? Для Андропова Крючков всегда оставался помощником, которого он продвигал, выдвигал, но не представлял в такой самостоятельной роли. Чебриков был профессиональным партийным работником, его назначение вполне укладывалось в рамки кадровых канонов.

Чебриков был лично предан Андропову. Видя, что Юрий Владимирович совсем не в состоянии ходить, и понимая, что в ноябре генеральный секретарь просто не сможет подняться на трибуну мавзолея, Чебриков 11 мая 1983 года написал в ЦК записку:

«В период проведения партийно-политических мероприятий на Красной площади выход из Кремля к мавзолею В. И. Ленина осуществляется по лестнице в Сенатской башне. Разница в уровнях тротуара в Кремле и у мавзолея В. И. Ленина более 3,5 метра.

Считали бы целесообразным вместо существующей лестницы смонтировать в Сенатской башне эскалатор.

Просим рассмотреть».

28 июня решение политбюро было принято — «устройство эскалатора в мавзолее В. И. Ленина». Но эскалатор Андропову уже не понадобился — он слег…

Андропов присвоил Чебрикову звание генерала армии и сделал его кандидатом в члены политбюро. Это произошло на пленуме ЦК 26 декабря 1983 года. На этом пленуме Андропов уже не присутствовал, он лежал в больнице, жить ему оставалось совсем немного. Чем занимался новый председатель КГБ?

В ноябре 1983 года Чебриков подписал записку в ЦК КПСС «О негативной направленности отдельных выступлений артистов эстрады»:

«В Комитет госбезопасности поступили данные, что некоторые эстрадные артисты разговорного жанра включили в последнее время в программы своих выступлений идеологически вредные и сомнительные в эстетическом отношении интермедии, в пасквильной форме пародирующие широко известные произведения советской литературы и кинематографии на военно-патриотическую тематику…

По мнению многих зрителей, такие выступления наносят ущерб делу воспитания патриотизма и гражданственности у советских людей и объективно играют на руку классовому врагу…»

Речь шла в основном о выступлениях артиста Геннадия Хазанова. Сотрудники КГБ, особенно из Пятого управления, всегда говорили, что действовали только по указанию партии. Но тут чистой воды самодеятельность. Никто не поручал им оценивать выступления Хазанова. Да и разве это функция КГБ — заниматься «идеологически вредными и сомнительными в эстетическом отношении» эстрадными выступлениями? Но Чебриков, как и его предшественники, считал, что он поставлен следить за идеологической благонадежностью в любой сфере жизни.

Между прочим, на Лубянке никогда не жалели и своих, допустивших какую-нибудь ошибку, «недостойную чекиста».

— Мы были частью Комитета госбезопасности, — рассказывал мне один из ветеранов внешней разведки, — но понимали, что разведка не внутренний сыск, не тайная полиция, а цивилизованный инструмент государства. Соответственно, второй главк (контрразведка) нас не любил, поймать сотрудника Первого главного управления на пьянке было для них праздником. Иногда им это удавалось.

Как-то один из офицеров должен был отбыть в длительную зарубежную командировку под «крышей» сотрудника посольства и отмечал, как принято, отъезд вместе с мидовцами в «Славянском базаре».

А ведь еще еще в разведывательной школе предупреждали: не ходите в рестораны, где могут быть иностранцы. А он забыл… Вот сидит он со своими новыми коллегами за одним столом. Вдруг подходит человек, просит прикурить и уходит. А это оказался американец, которого вела служба наружного наблюдения КГБ.

Для наружки это был контакт иностранца с советским гражданином. По инструкции следовало провести оперативное мероприятие — выяснить, что это за человек, к которому подошел американец. Но была плохая погода, они поленились, как им положено, проводить его до дома и установить адрес и имя. И поступили иначе. Притворились пьяными и у вешалки пристали к нашему сотруднику:

— Дай закурить! Ах, не дашь!

Затеяли драку и вызвали милицию. А милиция — это учреждение, где можно потребовать предъявить паспорт. Оказавшись в милиции, он предъявил не только паспорт, но и красную книжечку — удостоверение сотрудника КГБ и стал говорить:

— Да я свой, ребята! Отпустите, а то я завтра улетаю.

Наружка была счастлива. Они вызвали дежурного по КГБ, и его увезли. Выезд за границу ему закрыли, с оперативной работы убрали и еще долго долбали во всех инстанциях:

— Зачем расшифровал себя, обнаружил свою принадлежность к комитету? Надо было сказать, что работаешь в министерстве иностранных дел. Зачем потрясал удостоверением? Неужели не понимал, что порочишь честь комитета?..

После смерти Андропова Чебриков переориентировался на Горбачева, хотя тот еще не был генеральным и необязательно должен был им стать. Виктор Михайлович вел себя крайне осторожно — демонстрировал полную преданность новому генеральному секретарю Черненко, но, понимая, что Константин Устинович в Кремле не задержится, налаживал отношения с Горбачевым, поэтому и сохранил свою должность.

Дмитрий Федорович Устинов, министр обороны, который имел все шансы сменить Черненко, неожиданно скончался двумя месяцами ранее, в декабре 1984 года.

Наиболее вероятным кандидатом в преемники Черненко считал себя Горбачев, но знал, что лишь немногие члены политбюро хотели бы видеть его генеральным секретарем. Кто-то из сильных мира сего должен был прийти ему на помощь. Иначе кресло достанется другому.

Говорили, что на пост генерального претендовал первый секретарь Московского горкома Виктор Васильевич Гришин. Возможно. Но совершенно точно надежду возглавить страну после Черненко питал министр иностранных дел Андрей Андреевич Громыко. Когда умер Суслов, Громыко хотел занять его место второго человека в партии. Но это кресло получил Андропов.

После смерти Андропова, Черненко и Устинова Громыко считал себя наиболее достойным кандидатом на пост руководителя партии. Но Андрея Андреевича коллеги не любили. Способность располагать к себе людей не входила в чисто его главных достоинств.

Ходят слухи, что он все же пытался сговориться с председателем Совета министров Николаем Тихоновым, который очень не любил Горбачева и старался помешать его росту.

Но союз Громыко с Тихоновым не получился.

Тихонов пытался убедить председателя КГБ в недопустимости избрания Горбачева на пост генерального секретаря. Чебрикову показалось, что Николай Александрович Тихонов сам претендовал на это место. Но председатель КГБ твердо занял сторону Горбачева и даже пересказал Михаилу Сергеевичу свой разговор с Тихоновым.

Горбачев спрашивал академика Чазова о состоянии здоровья Черненко:

— Сколько он еще может протянуть — месяц, два, полгода? Ты же понимаешь, что я должен знать ситуацию, чтобы решать, как действовать дальше.

Чазов не мог дать точного ответа. Горбачев нервничал: ему надо было заключать союз с кем-то из влиятельных членов политбюро. Но для этого нужно было выбрать правильное время.

За несколько дней до смерти у Черненко развилось сумеречное состояние. Стало ясно, что его дни сочтены. Чазов позвонил Горбачеву и предупредил, что трагическая развязка может наступить в любой момент.

Для Горбачева и его окружения наступило время действовать. Особенно активен был секретарь ЦК по кадровым делам Егор Кузьмич Лигачев. Он должен был обеспечить единодушное мнение влиятельного корпуса первых секретарей обкомов и крайкомов в пользу Горбачева. И в этот момент была окончательно заключена сделка Горбачева с Громыко: Андрей Андреевич обещал проявить инициативу и выдвинуть кандидатуру Михаила Сергеевича в обмен на пост председателя президиума Верховного Совета СССР.