Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Город разделяла пополам река Евфрат; она сверкала золотой лентой от одной оконечности стен до другой, а по берегам ее зеленели сады со всевозможными экзотическими деревьями, населенные стаями разноцветных птиц.
За рекой, соединенные с западной частью города массивными каменными мостами, виднелись царские дворцы, чудесно отделанные керамическими изразцами с разноцветными эмалями, которые сияли под солнцем изображениями чудесных существ, сказочных пейзажей и сцен из древней мифологии Междуречья.
Поодаль от царского дворца возвышался великолепнейший комплекс во всей метрополии, считавшийся одним из самых впечатляющих чудес Ойкумены, – висячие сады.
Типично персидское понятие парадиза воплотилось в совершенно невыразительном месте с самым непригодным для жизни климатом, преобразив его в тенистый, усаженный деревьями парк. Все здесь было искусственным, все создано трудами изобретательных человеческих рук. Рассказывают, поведали Александру жрецы, что одна юная эламская царица, вышедшая замуж за Навуходоносора, страдала от тоски по своим родным лесистым горам и тогда царь повелел создать для нее горы, поросшие тенистым лесом и прекрасными цветами. И вот архитекторы возвели ряд платформ одну над другой, и по мере возвышения платформы все уменьшались. Каждая из них устанавливалась на сотнях массивных каменных столбов, укрепленных в асфальте и соединенных изогнутыми арками, и те тоже укреплялись асфальтом, а на платформы наносили земли в таком количестве, чтобы дать возможность укорениться кустам и высоким деревьям, куда запустили стаи дневных и ночных птиц, которые начали вить там гнезда. Иных экзотических птиц, таких как павлины и фазаны, привезли с Кавказа и из далекой Индии. В садах были созданы ручьи и фонтаны с водой, которую хитроумные механизмы постоянно поднимали из Евфрата, с журчанием бежавшего у подножия этого чуда.
С виду это был холм, заросший пышным лесом, но там и сям проглядывали признаки человеческого труда – террасы и парапеты, скрытые среди вьющихся и ниспадающих растений, полных цветов и фруктов.
Александра взволновала мысль о том, что подобное чудо было создано по воле великого царя, чтобы развеять печаль своей царицы, рожденной в горных лесистых краях Элама. Ему подумалось о Барсине, заснувшей навеки на своей «башне молчания» посреди знойной пустыни Гавгамел.
– Небесные боги! – прошептал он, обведя взглядом сад. – Какое чудо!
И царские друзья изумленно взирали на город, тысячи лет считавшийся сердцем мира и «воротами бога», что и означало на местном языке само его название «Баб-Эль». Среди жилых кварталов, строений и дворцов открывались широкие зеленые пространства – огороды и сады, где спели всевозможные плоды, а по реке сновали десятки судов. Некоторые, сплетенные из ивовых прутьев, под большим квадратным парусом, приплывали из дельты, где стояли самые древние города месопотамских мифов: Ур, Киш, Лагаш. Другие, круглые как корзины, обтянутые дубленой кожей, приходили с севера и привозили дары отдаленных земель – зеленой Армении, богатой дичью, лесом и драгоценными камнями.
Небо, вода и земля внутри городских стен, внушительного венка башен, способствовали созданию мира совершенной гармонии. И все же глаз Александра искал другого чуда, о котором он еще в детстве слышал от своего учителя Леонида, – Вавилонской башни, горы из камня и асфальта высотой в триста футов, на строительстве которой работали все народы земли.
Жрец указал на обширный, заросший сорной травой пустырь, совершенно заброшенный:
– Вон там стояла священная Этеменанки, башня, касавшаяся неба. Ее разрушила злоба персов после восстания, поднятого в царствование Ксеркса.
– Он же разрушил и наши храмы, когда вторгся в Грецию, – сказал Александр. – Но я выстрою ее заново, когда снова вернусь в Вавилон.
В тот же вечер царь устроил шумное пиршество. Были тысячи приглашенных. Подавались самые изысканные яства, самые пьянящие вина, перед пирующими танцевали самые прекрасные девушки на всем Востоке: мидийские, кавказские, вавилонские, арабские, гирканские, сирийские, еврейские.
Тридцать дней прошли в пирах, оргиях, кутежах. Солдаты, победившие на Гранике, при Иссе и Гавгамелах, взявшие Милет и Галикарнас, Тир и Газу и собиравшиеся в новый суровый поход, ни в чем не знали отказа.
Однажды вечером, когда Александр удалился в «летний дворец», чтобы насладиться прохладой, Пердикка попросил принять его.
Повязка на его груди еще скрывала рану, полученную на поле боя при Гавгамелах, а в глазах светилось странное выражение опьянения и печали одновременно.
И потому царь спросил его:
– Как твое здоровье, Пердикка?
– Хорошо, Александр.
– Ты хотел поговорить со мной.
– Да.
– И что же ты хочешь мне сказать?
– Твоя сестра, царица Клеопатра, уже больше года как овдовела.
– К сожалению.
– Я люблю ее. И всегда любил.
– Я знаю.
– Откуда? – с явным смущением спросил Пердикка.
– Знаю, и все.
– Я пришел попросить ее в жены.
Александр ничего не ответил.
– Слишком дерзкая просьба, да? – спросил Пердикка со слезами в глазах. – Но я бы никогда не набрался мужества поговорить с тобой, если бы не выпил.
– «Чашу Геракла»?
– «Чашу Геракла», – кивнул Пердикка.
– Дело в том, что…
– Что? – спросил Пердикка с жалким испугом и застыл, разинув рот, в ожидании ответа.
– Что ее просил в жены и Птолемей.
– Ах!
– И Селевк.
– Оба… А больше никто?
– Никто, кроме Лисимаха, Гефестиона и… разумеется, тебя.
– А Парменион, случаем, не просил?
– Нет, он не просил.
– И то хорошо. А то бы у меня не осталось никакой надежды.
– Если хочешь правду, ты единственный из просивших, кто хочет жениться на любимой женщине, а не на сестре Александра, но этого недостаточно. Прошло слишком мало времени со смерти Александра Эпирского. В любом случае человек, который женится на ней, должен проявить себя самым достойным, готовым на любой риск, на любую жертву, перенести невообразимые лишения и страдания.
Пердикка достаточно протрезвел, чтобы почувствовать, что сейчас заплачет, и спросил:
– Но разве я не пошел на все это ради тебя?
– Не больше, чем твои товарищи. Но самое трудное еще впереди, друг мой. Через двадцать дней мы снова выступаем в поход – завоевывать эту державу и преследовать Дария до самой далекой провинции, а потом вернемся в этот город. И здесь я решу, кто из вас самый достойный. А сейчас иди, возьми какую-нибудь прекрасную девушку, коих здесь так много, и утешься с ней, ибо жизнь коротка.
Пердикка удалился, а Александр повернулся к широкому, заросшему цветами балкону, выходившему на город,
