Талли - Паулина Симонс

— Ни то, ни другое, Робин — простонала она.

После, обессиленные, они так и уснули на кушетке.

Робин на Талли, ее ноги обвиты вокруг его бедер, руки — вокруг его спины. Талли проснулась от ощущения, что на нее кто-то смотрит. Она открыла глаза и увидела Бумеранга — он стоял рядом и смотрел широко раскрытыми от удивления глазами.

— Мама, ты разве не слышала? Маленькая плачет, — сказал он.

Услышав голос сына, проснулся Робин. Он отпихнул Талли и встал. Поискал одеяло, чтобы прикрыть ее, но оно затерялось где-то на полу, и в темноте он не мог найти его. Бумеранг смотрел на свою обнаженную мать.

— Буми, иди наверх, сынок, — сказал Робин. — Иди. Мы сейчас придем.

— Пойдем наверх. Маленькая плачет, — сказал Робин, помогая Талли подняться.

Наверху Робин лег в постель рядом с Талли и Дженнифер. Он погладил светлые волосики девочки и ласково провел пальцем по щеке Талли.

— Если бы я знал, что такое мое поведение вызывает у тебя такую реакцию, я бы давно стал с тобой так обращаться.

— Ха-ха-ха, — сказала Талли. Но она не смеялась.

Когда Дженни уснула, Талли перенесла ее в детскую.

Она вытянулась на ковре рядом с кроваткой и закрыла глаза.

Примерно через полчаса она услышала, как в детскую вошел Робин. Его ноги остановились рядом с ее лицом.

— Почему ты никогда не спорил со мной? — спросила Талли, уткнувшись в ковер и вовсе не ожидая ответа. — Почему ты ни разу не поговорил со мной? Мы так много разговаривали, мы только и делали, что разговаривали, почему же ты не говорил об этом?

— Ох, Талли, — сказал Робин, становясь на четвереньки. — Ты сама установила эти правила, не я. Но я им подчинялся, потому что было ясно: или я подчинюсь или потеряю тебя. — Он помолчал. — И мы никогда не разговаривали. Да, конечно, мы говорили о книгах, о фильмах, о Бумеранге. Мы говорили о моей работе, о твоей работе и о том, что будет на обед. Но мы никогда не говорили о нас, мы никогда не говорили о тебе, о том, чего тебе не хватает и что нужно изменить. Мы никогда не говорили о важных вещах.

Талли повернулась к нему спиной.

— Я не думала, что тут есть о чем говорить.

— Конечно, ты всегда думаешь, что говорить не о чем, ведь так? Мы никогда не говорили о Джереми, мы никогда не говорили о Дженнифер, мы никогда ни о чем не говорили. Ты закрывала глаза, потому что не хотела, чтобы я тебе докучал. А я закрывал глаза, потому что боялся потерять тебя. Так зачем ты задаешь эти вопросы? Какой смысл?

— Ты прав. Никакого смысла.

«Я просто хочу, чтобы мне стало лучше, — думала Талли, — вот и все. Хоть чуть-чуть лучше. Но столько всего навалилось, что я даже не знаю, от чего именно мне больно. О Господи! Было бы лучше, если бы я ничего не чувствовала, даже боль, которую я испытывала от прошлого, лучше, чем эта боль сейчас.

Но как мне может стать лучше, если Джека со мной нет, если от меня отрывают сына, если Робин все эти годы спал с какой-то шлюхой…»

Она заскулила жалобно, как скулит щенок с перебитой лапой. Робин попытался приласкать ее, но она оттолкнула его, и он, потеряв равновесие, упал, а она поползла в другой угол детской все так же жалобно скуля.

— Никакого смысла, — всхлипнула она. — Совсем никакого смысла. Но я рассчитывала на тебя. Я думала, что ты предан мне. Это единственное, на что я рассчитывала. Твоя верность — только в нее я верила всю жизнь.

Он пополз к ней.

— Это и сейчас так, Талли, — заговорил он шепотом. — Я здесь. Я не хочу, чтобы ты уходила.

Талли не ответила.

— Прости меня, — сказал Робин. — Хочешь дать мне пинка? Я заслужил это. Но, Талли, может быть, три года — это слишком много, чтобы удалось этого избежать? А десять лет — тем более.

— Нет, Робин, — горестно произнесла Талли. — Мы могли бы этого избежать.

— Да, но… — он попробовал прикоснуться к ней, — но какой ценой?

Наконец он встал с пола.

— Пойдем спать? — предложил он.

— Нет, Робин, — ответила Талли, глядя на ковер. — Я не могу больше спать с тобой в одной кровати. Не могу, чтобы ты был рядом.

— Прости меня, Талли, повторил он, но уже сухим тоном. — Может быть, ты хочешь, чтобы я упаковал вещи и уехал?

— Какой в этом смысл? — быстро ответила она. — Ради Бумеранга мы долго притворялись. Можем попритворяться еще немного.

— Да, конечно, — согласился Робин.

4

После той ночи Талли ни разу не спала в своей кровати. По ночам она переходила из спальни Бумеранга в спальню Дженнифер и обратно и засыпала на ковре у кроватки Дженни, не захватив подушки, не укрывшись одеялом. Март перешел в апрель, но Талли не ходила на футбольные матчи, несмотря на все просьбы Бумеранга. Потом ради сына об этом стал просить ее Робин.

Они вдвоем долго уговаривали ее, и Талли наконец сдалась.

Девушка была там. Талли наблюдала за ней с противоположной стороны стадиона. К Робину она не приближалась, но когда его команда забила гол, принялась радостно прыгать, кричать и смеяться. Талли не сомневалась, что все это адресовано Робину Де Марко. Этого Талли уже не могла вынести. Внимательно глядя под ноги, чтобы не ступать в комья земли, вывороченные шипами футбольных бутс, в обход большого футбольного поля она направилась к девушке.

Хорошо, что в нагрудной сумке сидела Дженни: она выглядела так солидно.

Талли подошла к девушке, и та сразу насторожилась.

— Послушай, — сказала Талли, — я тебе скажу кое-что. Если ты хочешь получить его, тебе придется взвалить на себя его детей. Ты понимаешь меня?

Девушка молча попятилась.

— Я не знаю, кто ты такая, — сказала Талли, — но он пока мой муж.

Тут девушка заговорила.

— Может быть, если бы вы лучше заботились о нем… — начала она.

— О нем и его двух детях, — перебила ее Талли. — Тебе придется взять весь комплект, будь он неладен. Понятно? Держись от него подальше. Он пока мой муж.

— Ненадолго, Талли Мейкер, — сказала девушка.

Это было больно, Талли вздрогнула.

— Талли Де Марко, ты, невежественная шлюха, — поправила она.

— Девочки, девочки! — К ним подбежал Робин. Он гневно посмотрел на девушку и, обняв Талли за плечи, увел ее.

— Талли, ты меня удивляешь, — сказал он. — Устроить такую сцену на людях! Это на тебя не похоже.

— Держись от нее подальше, Робин, — предупредила Талли. — Ты пока мой муж.

Карие глаза Робина потемнели.

— Ненадолго, Талли Де Марко.

Через неделю, словно решив продолжить прерванный разговор, Талли спросила: