Требуется чудо (сборник) - Сергей Абрамов

Свен, несколько ошарашенный неожиданной атакой, на секунду выполз из своего коллапса и мирно, вполне по-русски, спросил:

— Вы чего?

— А ничего, блин! — разорялась Зойка, не покидая, однако, глубокого кресла, диванного родственника, куда забралась с ногами и откуда, в случае сексуальных посягательств, ногами же могла отбиться. — Я-то ничего, блин, а вот ты чего? Вот чего, швед, полежал, посидел, пора и честь знать. Вали отсюда по холодку. Мне завтра на службу к девяти…

— Конечно-конечно, я уйду, спасибо, — быстро и безропотно сказал Свен, нашарил у дивана свои сандалики, встал. — Извините. Я понимаю. Я пошел. Да?

— Всего вам доброго, — благовоспитанно попрощалась Зойка. — Не стоит благодарности…

Злость канула так же скоро, как и набежала. Свена стало жаль, но менять решения на скаку — это, считала Зойка, ниже ее высокого женского достоинства. Да и к чему менять? Пусть себе идет. Завтра и вправду рано вставать…

Свен пошел к выходу, шлепая и шмыгая незастегнутыми сандалиями, уже у двери обернулся, заявил:

— Вы хороший человек, Зоя. Добрый. Зря вы себя другой придумываете это больно. А я не шпион, я не знаю такого слова. Я еще не все ваши слова знаю, но буду очень скоро знать все. Вы правы, я — инопланетянин. И прибыл к вам меньше часа назад по вашему времени.

— Ага, — подтвердила Зойка, не покидая кресла по-прежнему: мало ли что… — Тарелка присела на Шереметьевской возле церкви Нечаянной Радости. И вся Нечаянная Радость — мне одной. Спасибочки…

— Тарелка?.. Это как?.. Да, я помню… Unknown flying object. Так, кажется, в научной литературе?.. — Выходит, он не только русский «будет скоро знать», выходит, он и английский по научной литературе помаленьку прикидывает. — Нет, я прибыл иначе.

— Нуль-транспортировка? Телепортация? — Зойка была фантастически подкована. В том смысле, что знала фантастику.

— Как вы сказали?.. Нуль-транспортировка? Хороший термин. Да, похоже.

И с этими прощальными словами он дверь открыл и вышел в никуда. Стихи.

Самое время перевести дух и вспомнить хороший американский фильм про человека со звезды, про обаятельного стармена, внезапно материализовавшегося в доме молодой вдовы, материализовавшегося в родимом облике ее покойного супруга и, как водится, преследуемого гадами учеными, возжелавшими на нем, на воскресшем, значит, муже-пришельце, ставить свои преступные опыты, резать там, кислотами травить, под микроскоп совать, ничуть не думая о межзвездном гуманизме. Зойка сей фильм глядела, в свое время отнеслась к нему с теплом, и сейчас, естественно, вспомнила обаятельного актера, чем-то, кстати, похожего на шведа, хотя и с типично английской фамилией.

Ситуация из фильма повторилась если не в деталях, то в сути. Правда, предстал он перед Зойкой в чужом обличье, а не под маской бывшего благоверного, слинявшего от нее три года назад с посторонней юницей. Но, в отличие от киновдовы, Зойка не прониклась бедой инопланетянина, не рванулась сломя голову помогать ему, а просто-напросто выставила за дверь: мол, разбирайся сам со своими проблемами, мол, рули в Академию наук, мол, советские ученые — самые гуманные в мире, они резать не станут, и микроскопов у них не хватает, так что помогут бескорыстно. Логично поступила Зойка. По-советски. Так будет с каждым, кто покусится. Ни пяди родной земли не отдадим инопланетным агрессорам. Так поступают пионеры… Да и в самом деле: какой, к чертям собачьим, пришелец? Это в конце двадцатого века, на исходе лета, посреди Марьиной рощи?.. Нечаянная радость… А в «Вечерней любимой газете Москве», между прочим, регулярно печатаются сводки уголовных происшествий, где легко проследить рост изнасилований и квартирных краж, совершенных как раз такими пришельцами.

А что до кино — так это ж в кино!

Зойка вылезла из спасительного кресла, пошла в прихожую, накинула на дверь очень стальную цепочку. Есть ей, как и Свену, не хотелось, но чай выпить стоило. Чай снимает последствия стрессов, а Зойка только что испытала сильный стресс, который сама на собственный зад словила. Пила буржуйский «Липтон» и анализировала ситуацию. Любила она поанализировать ситуацию, пия чай — особенно тогда, когда от анализа ни хрена не зависело. После драки — кулаками, вот. Во-первых, никакой он, конечно, не пришелец, хотя и ничего себе. И физиономия тоже интеллигентная. Правда, одет… А что одет? Может, на ихней планете ничего импортного приличного не достать, одно отечественное крепкое… Говорит странновато, факт, но — не жлоб. Да, еще: телепат. У кого из Зойкиных знакомых есть знакомый телепат? Ни у кого. Это все — плюсы. Их мало, но они приятны. Теперь — минусы.

Весь его треп — дешевый провинциальный кадреж, рассчитанный на сопливых от восторга пэтэушниц. Поскольку Зойку за ее тридцатилетнюю жизнь клеили десятки, если не сотни, раз, то она назубок выучила многозвонкий, но все ж ограниченный набор приемов, приемчиков, приколов, отмычек и ключей для добровольно-насильственного вскрытия женских сердец. Почему-то мужики-кретины считают, что любую бабу надо брать как-нибудь похитрее, пооригинальнее, поскольку она-де, как сайра (рыба такая есть, кто забыл), на свет ловится, на загадочное. Да любой нормальной бабе все эти загадки — до фени, если уж на что она и клюнет, так на естественность, на простоту. Именно естественности бабам в жизни не хватает, все кругом выпендриваются, выдрючиваются, чтоб не сказать круче, строят из себя принцев, пришельцев, суперменов — тоска! Господи, да подойди он к ней по-человечески, представься, скажи, что она ему нравится, что он хотел бы пригласить ее… куда?.. в Большой театр, в Третьяковскую галерею, в музей-усадьбу «Останкино», например!.. И что она? Увы, увы, послала бы его на три русские буквы. А почему? А потому что в мире всеобщего выпендрежа любая естественность тоже покажется выпендрежем. Только изощренным. Особо опасным…

Парадокс? Никакой не парадокс. Дефицит простоты в человеческих отношениях рождает неверие в нее, незнание ее, даже боязнь. Это — как черная икра: сто лет ее не пробовал, а угостили на халяву — невкусной покажется. Потому что отвык. А привык к накрахмаленной колбасе, которая скверно прикидывается мясной. И знаешь, что мяса в ней — три процента, а хаваешь. А если ее еще и упакуют как-нибудь позаковыристей, обзовут «старорусской» там или «пикантной» — вовсе кайф… Но если Свен — та самая колбаса «пикантная», чего ж она его прогнала? Об икре размечталась?..

Гастрономические ассоциации вызвали легкое чувство голода, не утоленное, оказывается, ресторанным калорийным ужином, и Зойка машинально и задумчиво съела бутерброды, приготовленные ею для Свена. Но сытый человек — добрый человек, это еще второй раз здесь поминаемый В. И. Даль сообщил в своем фолианте пословиц и поговорок, и сытая Зойка внезапно ощутила колкую жалость к выгнанному шведу—эстонцу—шпиону—инопланетянину. Ну захотел человек покадриться, ну не придумал ничего умней, чем прикинуться старменом, ну жить ему в Москве негде. В конце концов можно было позвонить заботливой Марии Ивановне и запихнуть Свена на тот же двенадцатый. Хоть на ночь…