Статьи за 10 лет о молодёжи, семье и психологии - Татьяна Шишова

И по отношению к остальным гражданам это есть акт любви, поскольку, изолируя преступника от общества, власти сохраняют кому-то жизнь, кому-то имущество, кому-то здоровье и достоинство.

Если же преступник, и так-то склонный плевать на запреты и нравственные ограничения, вдобавок уверится в своей безнаказанности, то «гуманисты», создающие ему для этого условия, становятся соучастниками его преступлений, способствуют погублению его души (не говоря уж о своей собственной).

Конечно, надо всячески защищать невинно осужденных, потому что несправедливое лишение свободы тоже злодейство. И издеваться над заключенными нельзя, и сурово наказывать за чепуховую провинность. Но борьба с этими нарушениями не должна приводить к извращенному понятию о христианской любви.

А какая на самом деле жестокость — так называемый «недирективный подход к алкоголикам и наркоманам»! Сколько раз доводилось читать (в том числе в православной прессе), что на «зависимого» не следует давить. Пусть он, мол, достигнет дна, оттолкнется от него и начнет сам выплывать. Тогда ему и можно будет помочь (если он, конечно, захочет). А вдруг «зависимый» не выплывет и утонет — умрет от передозировки, погибнет в пьяной драке, замерзнет, уснув на улице? Сколько таких «утопленников» похоронили в последние десятилетия российские семьи!

Ну, а если даже выплывет… Сколько грехов еще совершит наркоман или алкоголик, пока будет на дно погружаться, сколько горя принесет, сколько людей может пристрастить к своему пороку! Когда любишь, разве будешь спокойно ждать, пока утопающий достигнет дна?

«Не смейте говорить о грехах и пороках!» — поспешат одернуть вас специалисты по христианской любви. Потом процитируют что-нибудь из святых отцов на тему «займись лучше своей душой вместо осуждения ближнего» и добавят, что алкоголизм и наркомания представляют собой тяжелые, практически неизлечимые болезни. И говорить больному про его грех — это ли не жестокость? Так можно только окончательно добить несчастного.

Как, однако, скуден арсенал либеральных манипуляций! В конце 1990–х, когда православный народ начинал свою борьбу с сокращением нашего населения под видом «планирования семьи», излюбленным аргументом «планировщиков» было: «Да, аборт вредит здоровью женщины. Но не смейте говорить, что это грех детоубийства! Женщина может впасть в депрессию, наложить на себя руки. Надо быть милосердными!»

И некоторые, испугавшись обвинения в жестокости, покорно замолкали. Хотя «милосердие» это было за чужой счет — за счет убитых младенцев.

Ну, с «планированием семьи», допустим, ясно. Об их уловках и на Западе, и у нас уже известно немало. Но то, о чем мы пишем сейчас, далеко не всегда носит характер осознанной манипуляции и преследует корыстные цели. Часто причина в другом — в нашем неразличении духовной христианской любви и любви душевной, которая нередко (особенно когда имеешь дело с человеческими страстями и пороками) оборачивается грехом человекоугодия.

Об этом прекрасно сказал И. Ильин: «Душевная любовь ослабляет дух, она неопределенна и беспредметна. Она враждебна волевым порывам. Она тяготеет к всепримиряющему и всеприемлемому нейтралитету. Это бесцельная любовь. Она не несет в себе ни духовного задания, ни духовной ответственности. Это самоценное наслаждение. Кто не позволяет ничему внешнему вывести себя из этого состояния, тот объявляется правым. Такая любовь не сближает любящего с другими людьми, ибо самодовольна и безразлична к их судьбе. „Главное, чтобы я любил, а остальное не в моей власти“»[16].

Конечно, в жизни бывают сложные ситуации. А главное, сложные чувства, когда нелегко отделить душевную любовь от духовной, эгоистическую от жертвенной. Но сейчас даже в довольно простых случаях порой возникает путаница. Приведем весьма характерный пример. Подобные истории слышишь в православной среде нередко. Муж был хроническим алкоголиком, регулярно приходил (а то и приползал) домой, по модному нынче выражению, «никакой». Но жена ему ни разу ничего не сказала, а лишь кротко укладывала в постель. И наутро тоже не заводила с ним разговоров о его пьянстве и уж тем более не упрекала. Все терпела — ведь любовь долготерпит — плакала втихомолку, молилась… И Бог услышал ее молитвы! Муж довольно скоро умер от цирроза печени.

— Вот это вера! Вот это смирение! — заключила одна из рассказчиц. — Я лично своего бросила, не выдержала. Жить с алкашом никому не пожелаешь: это сущий ад. А она… Ни одного слова упрека! Вот что значит христианская любовь!

И сердце уже готово отозваться согласием на такую оценку. Но если подумать, подключить к сердцу ум, то станет не очень понятно, чем тут восхищаться. Муж жил, как свинья, и умер без покаяния. А жена его своей якобы христианской любовью в этом свинстве укрепляла. Алкоголики ведь часто не считают себя алкоголиками. Дескать, если захочу — брошу. Но пока не хочу. Я ведь не просто так пью, а с горя, я — человек чувствительный. Или с друзьями, за компанию. И потом, кому это мешает? Жена мне никогда слова не сказала…

Да, вот так фокус! Если бы аналогичная история произошла в нецерковной среде, в лучшем случае сказали бы, что вдова — эгоистка, что ей было на мужа наплевать и что у нее ледяное сердце. А могли бы заподозрить и более страшные вещи: что она своим невмешательством помогла супругу поскорее отправиться на тот свет в расчете завладеть его квартирой или какой-то другой собственностью.

«Любовь к ближнему есть любовь к его духу и духовности, а не жалость к его страдающей животности, — писал И. Ильин. — Любовь унизительна, если ее воля не направлена к духовному совершенству любимого»[17].

Люди, не понаслышке знающие о жизни с алкоголиком, подтвердят, что именно это и есть настоящий подвиг. Алкоголики — люди, как правило, с тяжелым характером, упрямые, своевольные, очень дорожащие своей грошовой свободой выпить. Поэтому те, кто становятся на их пути к бутылке, подвергаются самым разным видам агрессии: от грязных оскорблений до физической расправы. И долготерпение любви проявляется в данном случае как раз в том, что, борясь с пороком любимого, ты не перестаешь его любить. Ибо, с одной стороны, очень велик соблазн оставить борьбу, махнуть рукой, мол, пусть живет как знает. А с другой стороны, соблазн таится и в противостоянии злу, поскольку легко можно превознестись, утратить уважение и любовь к тому, кого пытаешься спасти. Тем более что он подает столько поводов к тому, чтобы его презирали — за безволие, за вранье, за полнейшую безответственность, отупение, лень, хвастовство, бессовестность. Да и внешний облик такого человека часто не вызывает нежных чувств. Особенно с возрастом, когда утрачивается обаяние молодости и порок каиновой печатью проступает на лице.

Еще раз повторим: сохранить любовь в борьбе за душу человека, одержимого страстями, — это истинно христианский подвиг. Не о такой ли любви писал апостол Павел?

«Любовь не ищет своего…»

А как трудно не обижаться, когда тебя обижают, не искать своего, сталкиваясь с непробиваемым эгоизмом, не раздражаться, когда человек изо дня в день делает то, что тебе глубоко противно и что не просто травмирует твой вкус, а объективно является греховным, неприемлемым для верующего человека! Как трудно, не потакая, покрывать любовью… Да что алкоголиков! Детей с тяжелым поведением — и то порой бывает любить невмоготу! Хотя к «малым сим» отношение a priori более снисходительное, чем ко взрослым, однако родители истеричного, своевольного или гиперактивного ребенка нередко признаются, что напряжение, в котором он их держит, истощает все силы, и их уже не хватает на любовь. Осудить этих родителей очень легко. Но, как правило, не задумываясь, вешают ярлыки люди, не имеющие сходного жизненного опыта. Нам же кажется, что лучше таких родителей утешить, ободрить, помочь им взять себя в руки и потихоньку научить их управлять поведением ребенка, который кажется им неуправляемым. А параллельно помочь ребенку (с поправкой на его особенности) вписаться в рамки более приемлемого поведения. По крайней мере, мы многократно убеждались, что если действовать таким образом, бури в семье стихают. А главное, оказывается, что родительская любовь не пропадала. Просто она была задавлена грузом усталости, раздражения, обид, сознанием собственной беспомощности, чувством вины.

Рассуждая о безбрежной, всеобъемлющей христианской любви, либералы стараются изобразить оппонентов мрачными изуверами, которые не дают никому дышать и готовы изничтожить человека за малейшую провинность. Не говоря уж о не согласных с ними родных и близких, которым консерваторы якобы объявляют «тотальную войну». Конечно, люди психически усугубленные, а потому ригидные (негибкие) или агрессивные действительно встречаются. Но отнюдь не только в среде традиционалистов. У адептов либеральных ценностей их ничуть не меньше, если не больше. Многие авторы, и не только в последнее время, обращали внимание на то, что поклонники свободы проявляют парадоксальную нетерпимость к чужому мнению и, по меткому замечанию известного русского публициста, «чуть что — зовут городового». Так что психические искривления встречаются у разных людей, независимо от их «партийной принадлежности».