Белые искры снега - Анна Джейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Белокрылая птичка прочирикала что-то на прощание, слетела со своего места и унеслась в лес. Когда за нами захлопнулась дверь, мне показалось, что вместо радостного чириканья я слышу злорадное довольное уханье.
Холод, снег и темнота остались позади.
Мы оказались в небольшом холле с пятью дверьми и лестницей, ведущей наверх, в темноту.
— Проходите, ребята, — сказала хозяйка, сильнее закутываясь в серую шаль. — Тапочки возьмите, а обувь на полочку ставьте. Вы как сюда попали?
— Птичка привела, — радостно доложил плененный домом Зарецкий. Однако у меня все же оставалась способность мыслить, а потому я сказала тут же:
— Огоньки увидели с дороги.
— С дороги-и-и? — протянула она. — А куда дорога ведет?
Вопрос почему-то не показался мне глупым, и я честно ответила, куда.
— Вот как, — засияли ее тусклые глаза. — Ну, хорошо, проходите. На улице похолодало так и снегом все замело. Может быть, горячего чаю хотите? Или какао? Я только что сварила, — засуетилась женщина, распахивая перед нами одну из дверей, ведущую как раз в ту самую гостиную, которую я видела из окна.
Первым в комнату продефилировала пятнистая кошка, в холле презрительно нас рассматривающая, следом зашагал почти счастливый Ярослав, затем в гостиную ступила и я, а последней была хозяйка дома, которая почему-то улыбалась.
Большая светлая комната, люстра с канделябрами, коричнево-ореховые тона убранства, полосатые обои, мягкий ковер с замысловатым восточным узором под ногами, картины в больших рамах — все выглядело также благопристойно и уютно, под стать пожилой хозяйке.
— Присаживаетесь, — указала она нам на диванчик у стены, справа от камина, а сама села в кресло слева от него, расположившись напротив нас. Между нами был низенький кофейный столик.
Кошка запрыгнула на комод, уставленный фигурками, статуэтками и вазочками, и притаилась около больших прямоугольных часов на кривых ножках, время на циферблате которых я так и не смогла разглядеть, сколько не старалась.
Мне нравилось здесь все, кроме этих часов. Чем больше я на них смотрела, тем больше в душе моей росло раздражение.
— Вас как зовут-то? — спросила женщина ласково. — Я Юлиана.
— Красивое имя у вас, — вырвалось у Зарецкого. — А я Ярослав.
— Настя, — представилась я, наслаждаясь теплом. Руки и ноги горели — отходили от холода.
— Приятно познакомиться. Вы — пара? — вдруг хищно посмотрела она на нас, я моргнула и поняла, что мне это показалось.
— Нет, она мне как… как сестра, — помедлил с ответом Яр.
— М-м-м, жалко, — поскучнело лицо у Юлианы. Или мне опять показалось?
— Почему жалко? — спросила я.
— Когда пара… Тогда веселее, — неопределенно ответила она.
— А вы одна тут живете? — разглядывал стены Зарецкий. Кажется, картины привлекли его внимание больше, чем мое.
— Одна, милый, одна, — покивала головой женщина. Эх, жаль, что моя фантазия — что в доме живет дружная семья, не осуществилась. Но я нисколечко не расстроилась.
— Вам не страшно? — вырвалось у меня. — Одной, в лесу… У вас даже забора нет.
— Да кто ж меня тронет, — рассмеялась непонятно чему Юлиана. — Живет в глухом лесу одинокая женщина, с которой нечего взять. Кому я нужна, милая? Ох, что ж я сижу, — спохватилась она. — Надо ж вас горяченьким напоить. Вы что хотите, какой или чай? У меня и вкусненько всего много.
Мы дружно выбрали какао, и Юлиана неспешно удалилась в кухню. Кошка осталась на месте и ее зеленые недружелюбные глаза следили за каждым моим движением
Яр поднялся с дивана и принялся рассматривать картины на стене, заложив руки за спину.
— Ну как тебе тут? — спросила я его.
— Здорово, — ответил он мне. — Такие картины замечательные. Как она рисует!
— Замечательные? Рисует? — подняла я бровь. Хоть в живописи я не разбиралась, но среди них увидела пару репродукций. Может быть, она сама и делает копии знаменитых картин, а Яру это нравится. Ах, пусть так. Главное, что тут тепло и сейчас нас напоят душистым… А, нет, не чаем, какао.
Но стоило мне расслабиться и погрузиться в уютную атмосферу дома, как кошка вновь строго на меня посмотрела своими зелеными глазищами и повела ушами.
Вскоре в гостиную вернулась, семеня, Юлиана с подносом, а потом еще с одним и еще. Она принесла не только какао, но и горячи шоколад, ароматно пахнущий чай с травами и много-много сладостей — от конфет и мармелада до свежеиспеченных булочек и щербата. Весь журнальный столик был заставлен едой. Тарелочки и чашечки едва ли не падали на пол.
Глаза Ярослава загорелись, как у мальчишки, едва он увидел все это пиршество. Я тоже заинтересовалась подношениями хозяйки.
— Угощайтесь, — хитро улыбнулась хозяйка дома.
Ярик тотчас принялся что-то жевать. Господи, какой же он мальчишка еще. Я погладила, совсем того не стесняясь, его по волосам. Яр тоже ничуть не смутился и улыбнулся мне.
— Ешь, — сказал мне он, взял со стола пирожное и поднес к моим губам.
Я откусила от эклера с заварным кремом, тающим во рту и не заметила, как съела его. Ярослав и Юлиана разговаривали об искусстве, в котором она, к моему удивлению, оказалась подкованной, Ярик внимательно, почти восторженно слушал ее и лопал сладости, запивая их какао. Но только я поднесла к губам чашку с какао, как вздрогнула — под столиком меня цапнула за щиколотку кошка, покинувшая свое место около часов. Я сердито посмотрела на наглое животное — пить хотелось невыносимо, потому как во рту было ужасно сладко. Оно не менее сердито посмотрело на меня, и мне даже показалось, что укоризненно покачало головой, украшенной куцыми усами. Почему-то я не стала пить какао, поставила чашку на стол и, несмотря на сладость во рту, взяла другое пирожное, украшенной ягодами малины. И только я вновь поднесла чашку с какао к губам, наглая кошка опять махнула лапкой, оцарапав меня. Я с грохотом поставила чашку на стол и против воли взяла конфету. А кошка принялась сосредоточено вылизывать лапку, с чувством выполненного долга.
Кроме часов и кошки меня почему-то напрягала сама хозяйка. Она все время поправляла свою серую шаль, и это начало ужасно раздражать. Это движение Юлиана повторяла и повторяла, причем каждый раз совершенно одинаково. А еще мне пекло запястье, и это тоже мешало наслаждаться происходящим.
О том, что мы куда-то хотели звонить, мы совершенно позабыли.
Тиканье часов, треск камина, ненавязчивая болтовня, запахи, расслабляющая теплота — все это зачаровывало и постепенно усыпляло. Веки мои стали закрываться, а в руках растеклась тяжесть.
Может быть, я бы и заснула, если бы вдруг не грохот, раздавшийся непонятно где. Хозяйка дома, сморщившись, вскочила.